6 июля 1968 г.
Джой Килбейн (поклонница из Огайо, США): «Как-то раз одна британская девушка, с которой я познакомилась возле дома Пола, сказала мне за ужином, что Пол любит подслушивать по интеркому, что о нём говорят поклонницы. После этого я чуть не потянулась к ней через стол, чтобы придушить! Причина? Пол так и поступил во время одного моего разговора. Однажды, ожидая у ворот Пола, Сэнди (или, может быть, это была Нэнси) сказала, что сходит к “сортиру” (прим. – было использовано слово “john” – сортир, нужник), и мне пришла в голову ужасная мысль (этот разговор, кстати, происходил прямо возле ворот Пола у домофона) – я решила, что речь идёт о Джоне Ленноне, поэтому попросила её сказать “туалет” (bathroom). Можете представить себе лицо Пола во время этого захватывающего короткого диалога?
Через некоторое время разговор стал интересным и принял новый оборот. Мы стали обсуждать спальню Пола и предположений, как она должна выглядеть, а также болтать на тему, о которой я не буду вдаваться в подробности, но уверена, что вы поняли о чём. Как бы то ни было, пока мы углублялись в эту небольшую дискуссию, из интеркома раздался громкий щелчок.
Нэнси посмотрела на нас с Сэнди, мы посмотрели на неё, а потом все уставились на ворота. Конечно же, вскоре мы услышали, как открылась и закрылась входная дверь, и мы попятились от ворот. О чудо, Роуз открыла ворота. Нэнси и Сэнди стояли по одну сторону выезда из ворот, а я по другую. Внезапно появилась машина Пола, и сторона водителя оказалась с моей стороны.
На лице у Пола была самая широкая улыбка! Кровь начала отливаться от моего лица и возвращаться, как Ниагарский водопад, а мои глаза, должно быть, расширились в милю шириной. Он слышал весь этот разговор! Оставив нас с осознанием того, что он всё слышал, он уехал с самодовольным выражением лица, несомненно, очень довольный собой. Я стояла посреди Кавендиш-авеню, указала на удаляющегося Пола и простонала: “Боже мой, он нас слушал! Он нас слушал!” Поэтому вы можете понять, почему я хотела придушить мою подругу-англичанку, когда она мимоходом упомянула, что Пол любит подслушивать, что о нём говорят поклонницы, намеренно оставляя интерком включённым».
Пит Шоттон (друг детства Джона Леннона): «В июле 1968 года Джон решил продать “Кенвуд”. На время поисков нового дома он с Йоко временно поселился в лондонской квартире Ринго на Монтаги-Сквер. Синтия тем временем ненадолго вернулась с Джулианом в “Кенвуд”».
Кэти Келлехер Серви: «Это было летом 1968 года, когда Джон перестал жить в “Кенвуде”, но этот дом имел для меня особое значение и я в любом случае должна была там побывать. Мы с подругой подошли к дому и позвонили. Дверь открыла женщина. Я спросила, можно ли мне сфотографировать внутри дома, и она впустила нас в длинный холл.
Потом она открыла дверь, которую я называю “музыкальной комнатой”. Обе комнаты были ниже уровня холла (дом построен на холме). В книге Альфа Бикнелла он рассказывает о том, как помогал Джону красить комнату в красный цвет. Должно быть это та самая комната! Потом мы вернулись обратно к входной двери, и я спросила, можно ли мне её сфотографировать, и она разрешила. После того, как я сфотографировала её на фоне книжных полок, она спросила: “Что вы собираетесь сказать своим друзьям обо мне?” Никто из нас не ответил, но я подумала, “горничная?”, но произносить это не хотелось. Тогда она сказала: “Я мать Синтии”. Вот это да! Это была госпожа Пауэлл. Мы поблагодарили её и вышли через дверь, которую она закрыла за нами. Потом мы прошлись по всему участку! И никто об этом не знал! А потом мы ушли. Мы были воспитанными поклонниками и даже ни один листик с дерева не сорвали!
В какой-то момент разговора госпожа Пауэлл сказала нам, что Синтия в бассейне приглядывает за Джулианом и его соседским приятелем»
Синтия: «Следующий месяц или около того я жила как отшельник в “Кенвуде”, сосредоточив всё своё внимание на сыне. Я встречалась с адвокатами, возвращаясь от них опустошенной и грустной, и в остальное время почти не выходила из дома. Одежда Джона по-прежнему висела в гардеробе, я спала одна в нашей постели и безумно страдала от этого. Ночами я часто просыпалась от собственных криков и потом долго лежала без сна думая о том, что же между нами было не так. С Джулианом мне приходилось делать над собой усилие, чтобы выглядеть веселой, но иногда он всё-таки заставал меня в слезах. Тогда он обнимал меня и успокаивал: “Не плачь, мамочка, пожалуйста, не плачь”. Мне совсем не хотелось есть, и я сильно похудела. Мама и Дот всё время были рядом, приглядывали за мной, за что я им была очень благодарна. С ними я чувствовала себя не столь одинокой, но кроме них я ни с кем не общалась, потому что Джон отрезал меня не только от себя, но и от всей битловской семьи. Только Пол однажды приехал повидать меня».
Пит Шоттон (друг детства Джона Леннона): «После столь безжалостного изгнания из жизни Джона, Син была глубоко тронута, когда однажды днем в “Уэйбридж” приехал Пол, чтобы её поддержать».
Джон: «Пол говорил, что написал для Джулиана песню. Он знал, что мы с Син разводимся и я покидаю Джулиана. Он приезжал повидать его и попрощаться с ним. Он вёл себя как добрый дядюшка, и написал песню “Эй, Джуд”».
Джордж: «Песня “Эй, Джуд” о Джулиане Ленноне. Пол написал её в то время, когда Джон разошёлся с Синтией. Джулиан был ещё ребенком, ему было пять лет. Пол как-то побывал у Джона и пожалел Джулиана, который стал невольным заложником развода родителей».
Пол: «Это было, кажется, сразу после расставания Джона и Синтии. Когда они разошлись, мне было особенно жалко Джулиана. Я был очень к нему привязан. Чудесный парень!
Некоторое время они жили счастливо, но мне всегда казалось, что Синтия добивается того, чтобы Джон вёл обычную семейную жизнь. Разумеется, что Джон к ней не был готов.
Я решил, что как друг семьи заеду к ним домой в “Уэйбридж” и попытаюсь их поддержать. Ехать нужно было около часа. В машине я всегда выключаю радио и пытаюсь сочинять песни, и я начал напевать: “Эй, Джул, не переживай, возьми печальную песню и сделай ее лучше”. Это было оптимистичное и полное надежды послание Джулиану: “Ну что же, парень, твои родители развелись, и я понимаю, что сейчас тебе плохо, но поверь, всё ещё будет хорошо”. И в этот момент я понял, что из этого получится песня. Я так её и назвал – “Эй, Джуд”. В начале, правда, я назвал “Эй, Джулс”, но “Джулс” я потом заменил на Джуд. Одного из персонажей “Оклахомы” звали Джудом, мне нравилось это имя. Джуд легче произнести и это ближе к английским именам. Другими словами, это было просто имя. Так же могло быть “Эй, Люк”, к примеру. Но песня мне очень понравилась».
Синтия: «В один прекрасный солнечный день он объявился с одинокой красной розой в руке и сказал: “Мне очень жаль, Син. Не знаю, что на него нашло. Всё это неправильно”. Я была искренне удивлена. Его сочувствие и забота о нашем добром здравии тронули меня. Ещё больше я взволновалась, когда он преподнёс мне прекрасную розу и при этом пошутил насчёт нашего будущего: “Как думаешь, Син, а может, нам с тобой пожениться?” Конечно, это было сказано в шутку, чтобы поддержать меня. Мы засмеялись, представив, какой шум поднимется, сделай мы такое объявление. Пол немного посидел со мной. Он рассказал, что Джон всё время приводит с собой в студию Йоко и что ему, Джорджу и Ринго это очень не нравится.
По дороге к нам Пол написал песню для Джулиана. Она начиналась словами “Эй, Джулс”, и только позже стала называться “Эй, Джуд”, потому что так лучше звучало. Забавно, но, когда Джон впервые услышал её, он решил, что песня про него.
Я была очень благодарна Полу за внимание и поддержку. Он единственный из семьи “Битлз” нашел в себе мужество противостоять Джону, который, судя по всему, ожидал, что все последуют его примеру и отвернутся от меня. Но Пол был человеком самостоятельным и не боялся Джона. Вообще, они уже начинали двигаться в разных направлениях – как музыканты и как люди. Не исключено, что приезд Пола ко мне был также и своего рода вызовом Джону. Уезжая, Пол обещал не пропадать,
Я никогда не забуду этот визит Пола в знак внимания и озабоченности нашей судьбой. Этот благородный жест Пола был очень важен для меня. Я почувствовала себя любимой и нужной. Пол дал мне силу и надежду, и за это я ему благодарна.
В сумасшедшие, головокружительные битловские годы случилось многое. Умерли Стюарт и Брайен, кому-то нанесли незаслуженные обиды, других просто использовали и выбросили. Надо было быть невероятно сильным, чтобы устоять. И хотя я была первой из тех, кому пришлось покинуть окружение “Битлз” ещё до того, как они распались, я могу только поблагодарить судьбу за то, что она дала мне достаточно сил, чтобы выжить, преодолев страшный шок и разочарование в браке, который был очень интересным, если не сказать больше. Моей жизни, точнее, стилю моей жизни завидовали миллионы людей. Я познакомилась с людьми, которых обожала и любила, и с людьми, которые были мне противны. Я узнала, как живёт “другая половина” и как много людей умирает, пытаясь мгновенно постичь смысл жизни. Свой рассказ я хочу закончить призывом проявить понимание и не судить слишком строго поступки, чувства, удачи и неудачи четверых очень молодых людей, перед которыми склонился весь мир, когда они были в том возрасте, когда люди ещё только осваивают профессию и учатся преодолевать жизненные трудности. То, что они не сошли с ума, одновременно удивляет и радует. Они сохранили здравый рассудок, и это говорит в их пользу. Я и сейчас продолжаю гордиться Битлами и их достижениями. Битловскив годы были в моей жизни периодом ученья, и я очень ценю преподанные мне уроки. Во мне нет озлобленности, я чувствую себя обогащённой и просветлённой этим жизненным опытом».
Из интервью Синтии Леннон «Российской газете» в 2005 году:
«Российская газета»: Вы пишете, что «Битлз» в начале их славы были для каждого из четверки как его вторая семья. И в этой семье нашлось место и их женам, и их подругам. Разведясь с Джоном, вы развелись и с «Битлз»?
Синтия: На какое-то время – да. Они все оказались в растерянности от того, что произошло между нами. И от того, что пришла в их студию Йоко. Уже не было прежнего мира под оливами. Единственным, кто приехал в те тяжёлые дни ко мне в “Кенвуд”, был Пол Маккартни. Он был единственным из всех, кто смог открыто противостоять Джону и открыто бросить вызов его лидерству. К тому времени Джон с Полом начали расходиться в разных направлениях, и в личном, и в творческом плане. И этот приезд ко мне был своего рода «заявлением» Джону о том, что Пол будет отныне решать сам за себя.
Пол подарил мне красную розу и сказал, что всё это ужасно, но чтобы я не вешала нос. И пошутил: “Слушай, Син, а почему бы нам с тобой не пожениться? Это была бы такая классная новость!” И после этого приезда к нам с сыном он написал свою знаменитую песню “Эй, Джуд”. Она была написана для Джулиана, чтобы его поддержать. После развода я продала на аукционе письмо Джона, в котором он писал в ходе триумфального турне «Битлз» в Америке о своей любви ко мне и о том, как ему без нас грустно. А спустя годы Пол выкупил его, вставил в рамку и подарил мне с Джулианом. Пол всегда был удивительно добрым и чутким.