Свадьба Джона Леннона и Синтии Пауэлл

23 августа 1962 г. (четверг)

Экстренный выпуск газеты «Мерси Бит».

Заголовок: «Пит Бест со всеми звездами». Пит Бест, бывший ударник «Битлз», теперь член группы «Ли Кертис и все звезды». Впервые он появится как участник этой группы в понедельник 10 сентября в танцевальном зале «Величественный», Биркенхэд. Полная история в следующем выпуске.

Заголовок: «Битлз» меняют ударника». Ринго Стар, бывший ударник группы «Рори Сторм и Ураганы» присоединился к «Битлз», заменив Пита Беста за барабанами. Ринго уже многие годы восхищается «Битлз», и он счастлив входжением в группу. Вполне естественно, что он очень возбужден относительно будущего. Комментарий «Битлз»: «Пит покинул группу по взаимному согласию. Не было ни споров, ни разногласий, это было абсолютно взаимное соглашение». Во вторник 4 сентября «Битлз» вылетают в Лондон на запись в студии «И-Эм-Ай». Они запишут номера, которые были специально написаны для группы, и были получены от их менеджера звукозаписи Джорджа Мартина («Парлофон»).

Джон: «В конечном итоге с Питом Бестом ничего не случилось. Впоследствии он даже побывал в Америке с «Группой Пита Беста» – наверное, благодаря беззастенчивой рекламе. Потом он женился, остепенился и стал работать в булочной. Я что-то читал про него. Он писал, что рад такому повороту событий, рад тому, что наша слава его не коснулась».

Ринго: «Небольшое дополнение: Нил Аспинал дружил с Питом Бестом и его родными, поэтому некоторое время отказывался возить мою установку. Так продолжалось несколько недель, а потом он смирился. Лучшего администратора нам было не найти: он водил автофургон, устанавливал аппаратуру и только иногда обижался».

Джордж: «Первые несколько недель нам приходилось труд­но, но потом, мне кажет­ся, большинство поклонников приняли Старра».

Джон: «Если бы была просто комбинация: Джон, Пол и еще пара кого-нибудь, никог­да не появи­лись бы «Битлз». Нужно было, чтобы соб­рались Пол, Джон, Джордж и Ринго. Не было разгово­ров или даже мыслей типа: «Пол и Джон пишут песни и музыку, так что все равно, кто будут осталь­ные двое». Это были бы не «Битлз».

Бэрри Майлз: «Придя к соглашению, что единственно-возможным выходом на новость о беременности Синтии является бракосочетание, в этот день они зарегистрировали свой брак в отделе регистрации браков на Маунт-Плезант (Mount Pleasant Register Office)».

В этом здании размещался отдел регистрации браков.

Синтия: «Наша свадьба оставила странное смешанное ощущение комизма и откровенной нелепости. Мы с Джоном были настолько шокированы тем, что наша жизнь и наши взаимоотношения так резко изменились, что этот день казался нереальным. Порой у нас возникало впечатление, что мы смотрим кино про чужую жизнь и одновременно исполняем в нем отведенные нам роли.

Моя паника по поводу беременности улеглась, когда Джон сказал, что собирается на мне жениться, но тут начал паниковать он сам: он не был готов к женитьбе, это не входило в его планы. В мои — по крайней мере, на том этапе — тоже, но у Джона это переплелось с опасениями, что его женитьба может повредить будущему группы. Ребятам много раз говорили, что поклонники не потерпят рядом с ними постоянных подрут и что их женщинам лучше держаться подальше от света прожекторов. Кто же простит ему настоящую жену?

Никто из нашего окружения не осознавал до конца, что мы с Джоном связаны на самых разных уровнях; мы не только были страстно влюблены друг в друга, но еще были лучшими друзьями и всегда стремились быть вместе. Джон нуждался в моей безусловной любви и поддержке, я — в его твердости и вере в себя и в меня. Я безмерно уважала Джона за то, что он не отрекся от меня, хотя это могло уничтожить его карьеру в тот самый момент, когда группа находилась на пороге успеха. Основу его сущности составляла врожденная порядочность, означавшая куда больше, чем обычное соблюдение правил приличия, и за это я его очень любила.

Непросто проследить всю нить наших взаимоотношений, учитывая этот непредвиденный для нас обоих поворот. Мы с Джоном знали, что когда-нибудь поженимся, как, впрочем, и наши друзья: Фил часто замечала, что мы неразлучны, как сиамские близнецы, и что Джон от меня без ума. Моя беременность изменила наши планы, но не наши намерения или чувства.

Наша свадьба нередко описывается как какая-то жалкая, спешно спланированная церемония, в которой Джона чуть ли не силком вынудили принять участие: опять же это не имеет ничего общего с правдой. Да, ее организовали спешно, буквально в последнюю минуту — не было ни цветов, ни пышного приема, ни фотографа, но эпитет «жалкая» здесь совершенно неуместен. Напротив: мы были счастливы. И Джон, убежденный противник заведенных традиций и ритуалов, выступал главным инициатором мероприятия».

Джон: «Синтия выросла вместе с нами, со мной. Мы поженились незадолго до того, как мы записали нашу первую пластинку».

Джордж: «Свадьбу Джона я почти не помню. Она состоялась в августе 1962 года».

Синтия: «Это была свадьба как свадьба. Как поётся в одной известной песне, там было «что-то новое и что-то старое, что-то своё и что-то взятой взаймы, что-то весёлое и что-то грустное». Старого у меня было очень много, грусти тоже хватало, а внут­ри меня рождалась совершенно новая жизнь! Фил, которую я была бы счастлива видеть рядом, к сожалению, уехала в отпуск, поэтому я собиралась одна.

Купить новое платье я себе позволить не могла. Поэтому я выбрала свой лучший деловой костюм-двойку в черно-лиловую клетку и белую блузку с кружевами и высоким воротником – подарок Астрид. Наряд дополнили чёрные туфли – далеко не самый последний крик моды. Уложила волосы французским узлом, повесила на плечо маленькую черную сумочку, слегка подвела губы розовой помадой — и была готова к выходу. Я чув­ствовала себя красивой и счастливой, когда за мной заехал Брайен.

Он был в костюме с иголочки, сама элегантность, взял меня под руку и проводил к автомобилю с шофером. В день свадьбы Брайен, проявивший к нам максимум заботы не только как менеджер Джона, но и как настоящий друг, заехав за мной на съемную квартиру, чтобы отвезти на Маунт-Плезант, где находилась регистрационная контора. Его утонченный вид и шикарная машина заставили меня почувствовать себя особенной. В пути Брайен был со мной очень любезен, успокаивал, как мог, и говорил, что я выгляжу очаровательно».

Джон: «Я женился, не успев узнать, какого вероисповедывания моя жена, – я так и не спросил ее об этом. Она могла оказаться кем угодно, даже мусульманкой».

Джордж: «Джон просто сходил однажды днем в какую-то ливерпульскую контору».

Синтия: «День начинался мрачно. Погода в тот день была ужасная: свинцовое небо было обложено тучами, пред­вещавшими проливной дождь. Он, казалось, мог пойти в любую минуту. Я молила бога, чтобы он не начался, по крайней мере, прежде, чем я зайду в контору, поскольку зонтика с собой у меня не было».

Филипп Норман: «Когда они приехали в мэрию, там их уже ждали Джон, Пол и Джордж в одинаковых черных кос­тюмах и белых рубашках. Все нервно шутили и посмеива­лись».

Бэрри Майлз: «В качестве свидетеля выступал Пол. Джордж, Брайен Эпстайн, брат Синтии Тони с женой Марджори были единственными гостями. Тетя Мими проигнорировала это мероприятие».

Синтия: «Когда мы с Брайеном прибыли в загс, нас встретила до нелепости смешная сце­на, скорее напоминавшая похороны, чем свадьбу. Когда мы приехали, Джон, Пол и Джордж уже нервно расхаживали взад-вперед по комнате ожидания. Они выглядели пугающе официально, в черных костюмах, белых рубашках с черными галстуками, единственном своем приличном одеянии, в котором можно было выйти в свет. На бледных лицах было выражение страшного напряжения, а руки нервно дёргались, то поправляя галстуки или расстёгивая воротнички, то пробегая через аккуратно зачёсанные волосы – и это почти в уни­сон! Они нервно перешёптывались.

Пол с Джорджем совершили над собой серьезное усилие, чтобы выглядеть соответственно ситуации, чувствуя, что их главная миссия в эти минуты — поддерживать Джона, сидевшего между ними с белым, как снег, лицом. Меня тронула такая искренняя готовность помочь, хотя их костюмы и лица естественнее смотрелись бы на похоронах: все трое были скованы и напряжены до предела. То и дело слышался сдавленный смех, угрожавший нарушить мрачную торжественность в атмосфере заведения.

Когда я зашла в помещение, Джон сразу вскочил, обнял меня, поцеловал и сказал, что я прекрасно выгляжу. Тут кто-то пошутил по поводу их костюмов, и это в какой-то степени разрядило атмосферу: все начали хихикать, хотя и немного нервно. Следом за нами приехал мой брат Тони со своей женой Марджери.

Они явились к самому началу, потому что отлучились с работы на время обеденного перерыва. На их лицах читалось полное недоумение. Взволнованно-удивленное лицо Тони явно выдавало его страх за будущее младшей сестрёнки. Всё, что происходило, определенно не соответствовало его представлению о том, какoй дол­жна быть настоящая свадьба.

Шафером был Брайен, а свидетелями – Тони и Марджери. Тони представлял на церемонии нашу семью и справился с этой задачей достойно, поддерживая и оберегая меня, как и полагается старшему брату».

Альберт Голдман: «Брайен Эпстайн выступал в роли посаженого отца, а Джеймс Пол Маккартни и Марджери Джойс Пауэлл (двоюродная сестра Синтии) поставили свои подписи в журнале регистрации свидетелей».

Синтия: «Джон, конечно, тоже хотел, чтобы кто-то из его родственников был рядом, но, стараниями Мими, этого не случилось. Семья Джона сдержала своё обещание бойкотировать это мероприятие, подтвердив тем самым отсутствие сочувствия и понимания. Отсутствие мамы тоже расстроило меня.

После обычных объятий и поцелуев мы, затаив дыхание, стали ждать, когда распахнутся двери отдела регистрации браков. Через несколько минут после того, как все собрались, наконец, появился человек мрачнее туч, нависших в тот день над городом, и пригласил нас в «святилище». Мы были приглашены в зал регистрации.

Взглянув на нас, он стал ещё мрачнее. По-видимому, этот человек очень серьёзно относился к своей рабо­те. Так серьёзно, что даже разучился улыбаться. Торжественность момента заставила нас всех склонить головы. Гробовая тишина наруша­лась только негромкими указаниями и вопросами регистратора. Мои ноги превратились в нечто студнеобразное, в горле пересохло, а боязнь не суметь ответить на его вопросы ещё пуще сжимала гор­ло.

«Служба» началась. Мы с Джоном смотрели прямо перед собой на окно, из которого открывался «вид» на высокие кирпичные стены, заслонявшие пейзаж. А на заднем дворе соседнего здания рабочий в кепке держал в своих грязных мозолистых руках отбойный молоток.

Как только мы собирались принести обет верности и любви, вся ситуация вдруг приняла комический оборот: строители врубили отбойный молоток. Шум в зале стоял просто невыносимый. Ясное дело – мы не слышали ни слова из этой «службы». Мы не могли расслышать даже своих собственных мыслей. Красивые фразы, обращённые к нам, и обеты которые мы давали, тонули в како­фонии звуков, создаваемых дребезжащими окнами и диким воем рабо­тающго молотка, который, казалось, находится где-то тут же в комнате. Было невозможно сосредоточиться на грандиозности предпринимаемо­го нами шага. Хотелось одного: выбраться отсюда, как можно скорее покончить со всем этим, снять тягостное напряжение от этого дур­дома, вызывавшего клаустрофобию. Всё это казалось странно далёким от реальности. Мы начали в недоумении переглядываться. Но регистратор и не думал прерывать церемонию. Нам не оставалось ничего, кроме как продолжить ее вместе с ним».

Рисунок Синтии.

Джон: «На улице кто-то все время работал отбойным молот­ком и поэтому я ни слова не разобрал из всего, что говорил этот тип».

Синтия: «Затем последовал еще один курьезный момент: когда жениха попросили сделать шаг вперед, вместо Джона вышел Джордж. Однако ни эта невинная шутка, ни грохот за окном не могли смутить или тем более рассмешить строгого представителя государства: нам приходилось усилием воли делать серьезные лица, наклоняться к нему, чтобы расслышать вопросы, и выкрикивать ответы в полный голос. Пол, Тони и Марджори расписались в бумагах как наши свидетели, и через пару минут все вышли из зала. Мы переглянулись: и что теперь? Брайен предложил отобедать в ближайшем кафе «Рисиз».

Бэрри Майлз: «После окончания мероприятия Брайен Эпстайн пригласил всю компанию в кафе «Рисиз» (Reece’s cafe)».

В этом здании располагалось кафе «Рисиз».

Реклама кафе «Рисиз» на Паркер-Стрит (Parker Street).

Паркер-Стрит, кафе «Рисиз» (на фото слева) в 1953 г.

Свидетельство регистрации о браке.

Синтия: «Выйдя на свободу, мы дружно расхохотались, исполненные облегчения, что все наконец закончилось. Когда мы вышли на улицу, пройдя через порталы регис­трационного бюро, реальность всё-таки «достала» нас. Несмотря на всё, мы осознали теперь значение тех хаотических моментов для нас и для нашего будущего. Теперь я была миссис Синтия Леннон. Джон заполучил не только головную боль, он заполучил и жену, а также перспективу через какие-то восемь месяцев заполучить и ре­бёнка – а это значило ещё большую головную боль. Наверно, неспроста, как только мы ступили на ливерпульские улицы, небеса разверз­лись, и хлынул проливной дождь.

Снаружи лило как из ведра. Потоки воды, сбегая каскадом по мостовой, попадали в сточные канавы, сливаясь с полноводными реками грязной воды, которые обрушивали свои воды вниз с холма. Это было так романтично! Старые газеты, обёртки, фантики от кон­фет скакали по резвым волнам, исполняя какую-то весёлую пляску. Мы бросились бегом по улице, смеясь над безумием и абсурдностью происходящего.

Наше бракосочетание продолжилось в шикарном кафе «Рисиз». Но сначала мы простились с Тони и Марджери, потому что Тони надо было идти на работу. Тони и Марджери обняли нас и вернулись к себе на работу. Поцелуи под зонтиком, с которого ручьями сбегает вода, прохожие, бегущие от дождя, расталкивая нас, спешащие к своим обедам и не ведающие, что только что произошло такое важ­ное событие. Голодные, мокрые, но весёлые, мы зашли в «Рисиз» пообедать».

Джон: «Потом мы перешли через дорогу в «Рисиз».

Синтия: «Влетев в кафе, мы отстояли очередь за комплексным обедом, состоящим из супа, жаркого с курицей и эклера на десерт. Меню было обычное, но для нас это был настоящй пир».

Джон: «Пообедали цыпленком».

Синтия: «В обеденное время там было многолюдно, и тот день не был исключением. Надо было ждать, когда освободится столик. Я уже начина­ла думать, что боги отвернулись от нас, когда один столик вдруг освободился. Мы бросились к нему шумной ватагой и, довольные удачей, уселись.

Тост за молодожёнов – всё, как положено. Пили, правда, только минеральную воду, так как спиртного в кафе не было. Заведение не имело лицензии на торговлю спиртным, поэтому, усевшись за стол, мы чокались бокалами с водой, впрочем, нам и так было весело. Никакая церковная церемония с ее обрядами и всем прочим не сделала бы меня такой счастливой. Что касается Джона, то, несмотря на легкое беспокойство, которое ощущалось в нем, глаза его сияли гордостью и радостью, и это глубоко меня трогало. В Джоне как будто что-то изменилось: он стал женатым мужчиной и будущим отцом. И ему это нравилось».

Джон: «Подарков я что-то не припоминаю, мы этим никогда не увлекались. В общем, один смех».

Синтия: «Брайен расплатился за обед, по пятнадцать шиллингов на каждого, а потом объявил о своем подарке: он сказал, что жить в моей съемной комнате нам с Джоном будет не слишком удобно, что у него есть квартира, где он появляется довольно редко, и мы можем пользоваться ею — столько, сколько сочтем нужным. Он предложил нам поселиться в своей квартире, очень уютной, на Фолкнер-Стрит, буквально за углом от Художественного колледжа. Квартира бала прекрасно обставлена и готова к немедленной «оккупации». Джон посмотрел на Брайена с восхищением. Я была в восторге. Вот это по­дарок! Квартира была прямо как божий дар. Захваченные происходящим, мы с Джоном даже и не подума­ли о том, где будем жить после свадьбы.

Я пришла в такой восторг, что бросилась к нему на шею. Мой всплеск эмоций смутил Брайена. Он, не привыкший к проявлению эмоций на людях, был несколько смущен, но очень доволен тем, что смог нас таким образом осчастливить. Никто из присутствующих не знал об этой квартире Брайена. Он объяснил, что держит ее для редких встреч с клиентами, а больше мы и не спрашивали. Потом мы поняли, что она служила ему холостяцкой берлогой. Хотя Брайен по-прежнему жил с родителями, ему нужно было место, где можно вдали от любопытных глаз встретиться с партнером или просто побыть в одиночестве. То, что он отдал нам ее в подарок, было очень похоже на Брайена — тонкого и очень щедрого человека.

Вот так прошла наша свадьба во всём её блеске. Я бы­вала на многих венчаниях в церкви, но все они – ничто по сравне­нию с нашей скромной свадебкой, запомнившейся на всю жизнь. И обошлась-то она нам всего в каких-то 15 шиллингов. За свадебный обед платил Брайен.

Никто из нас тогда еще не знал об одном магически-странном совпадении: оказывается, череда событий вокруг нашей с Джоном свадьбы была практически полной копией того, что проделали двадцать четыре года назад его родители: они тоже расписались на Маунт-Плезант, пообедали в «Рисиз», и — точно так же, как нам — Мими неодобрительно цокала языком им вслед. Узнав об этом позже, я понадеялась, что Джулии и Фреду было тогда так же весело, как нам, и, самое главное, что мы с Джоном не расстанемся, как они.

В тот же самый день мы переехали в квартиру на Фолкнер-Стрит».

Квартира на Фолкнер-Стрит.

Джон: «После того как я женился на Син, Брайен Эпстайн отдал нам свою квартирку, которую он снимал в Ливерпуле для своих тайных сексуальных связей, – не домой же ему было кого-то приводить».

Синтия и Джон в квартире на Фолкнер-Стрит.

Синтия: «Брайен помог мне собрать вещи, Джон тоже привез все необходимое от Мими. Вот уж чего точно не было у его родителей, когда они поженились: уютного гнездышка для начала совместной жизни. Нам же досталась со вкусом отделанная и полностью обставленная квартира на первом этаже, состоящая из спальни, кухни, ванной комнаты, гостиной и даже небольшого палисадника.

Вселение в квартиру Брайена прошло молниеносно: она была прекрасно обставлена, а личных вещей у нас бело не так уж и много. Квартира растянулась на весь первый этаж. У нас была даже такая роскошь, как маленький, обнесённый стеной садик. Единственным недостатком было то, что наша спальня находилась у фасада дома, вы­ходившего на Фолкнер-Стрит. В остальные части квартиры можно бы­ло попасть, лишь пройдя через главный вестибюль и мимо передней двери, которой пользовались все жители дома. Это было крайне неудобно, если ночью возникала нужда воспользоваться ванной. Любой мог зайти с улицы в парадную дверь, если её оставляли открытой. И хотя сам дом был старой добротной постройки и выглядел прек­расно, окружающие места были очень невзрачные».

Джордж: «Вечером, когда мы сидели в машине Брайена, направляясь на концерт (в тот вечер мы и вправду выступали), он [Джон] сообщил: «Вообще-то я женился». Этот факт не замалчивался, просто его не раздували в прессе. Свадьбы не было – ее заменила пятиминутная церемония регистрации. В то время все было по-другому. Мы старались не терять времени».

Ринго: «На свадьбе мы не были (прим. – точнее, он сам) – Джон даже не сообщил мне, что женится. Джон и Синтия хранили свою тайну от всех. Если кто-нибудь проговаривался, все спохватывались: «Тс-с-с, здесь Ринго!». От меня все скрывали, потому что поначалу меня не считали своим. Я был членом группы, но мне еще нужно было заслужить право считаться им. Джон ничего не рассказывал мне, пока мы не отправились на гастроли и не познакомились поближе».

Джон: «Мы не из чего не делали тайны, просто, когда мы впервые вышли на сцену, нас ни о чем не спрашивали. Никого не интересовало, женаты мы или нет. Нам часто задавали вопрос: «Какие девушки вам нравятся?». И если вы читали наши первые интервью, там сказано: «Блондинки». Я не собирался сообщать, что я женат, но никогда не утверждал и обратного. Я всегда терпеть не мог читать о чужой семейной жизни».

Альберт Голдман: «Брайен очень опасался, что женитьба Джона, а также его предстоящее отцовство разрушат имидж «Битлз» и помешают их успеху. Беременная жена могла вызвать скандал среди поклонниц. На что это будет похоже, если Синтия с пузом будет ждать Джона за кулисами или околачиваться на улице? О женитьбе не стоило упоминать вообще. Синтия страшно огорчилась и обиделась, но согласилась с этим условием».

Синтия: «Достаточно того, что Джона всюду узнавали и гонялись за ним. Я не хотела попасть в такое же положение».

Джон: «Я думал, что если женюсь, так придется распрощаться с группой. Все кругом твердили, что кончится именно этим. Мы никогда не брали в «Пещеру» своих девушек, считали, что иначе растеряем поклонниц. Оказалось, это чушь. И все же, став жена­тым, я почувствовал себя не в своей тарелке. Подумать только, я – муж! Да это все равно, что ходить в разных носках или с незастегнутой ширинкой».

Пит Бест: «О том,  что они решили пожениться, ничего не знали даже близкие друзья. В те времена, в начале 60-х, женитьба рок-музыканта приравнивалась к публичному самоубийству».

Джордж Тремлетт: «Даже миссис Вэй Колдуэлл, мать Рори Сторма, которой они обычно посылали открытки из Гамбурга и в чей дом они частенько после выступлений заходили поесть супу, была в неведении. Не­задолго до своей смерти она поделилась: «Они скрывали это от всех,  включая меня. Однажды вечером я заметила в разговоре, что видела в регистрации парня, похожего на Джона. Пол выскочил из кресла, забегал по комнате и заорал: «Он не женат. Мы говорим тебе, не женат!».

Бэрри Майлз: «Выступление группы «Битлз» в танцевальном зале «Риверпарк» (Riverpark Ballroom, Chester)».

В этом здании располагался танцевальный зал «Риверпарк».

beatlesbible.com: «Разогревающей группой была «Ремо Фо». Говорят, Джон Леннон был возмущен тем, что они исполнили несколько песен, которые были в репертуаре «Битлз». Он поднялся на сцену с требованием, чтобы они сказали, что еще они собираются играть».

Гарри Притэрч (барабанщик «Ремо Фо»): «Этот танцзал был длинным и узким, костюмерная располагалась справа от сцены. В середине нашего выступления, в середине песни, Джон Леннон выскочил на сцену и завопил на нас: «Сколько наших гребаных номеров вы собираетесь сыграть?». Меня это взбесило, и я выскочил со своего места за ударной установкой. Я к нему был ближе всех. К счастью, Дейв Уильямс меня успокоил. Мы были не какой-нибудь там многообещающей группой, у нас был большой опыт, и так не ведут себя по отношению к артистам-коллегам. Что ж, в те времена, если ты жил в неблагополучном районе, ты всегда заботился о себе сам, и я просто инстинктивно среагировал.

После того, как Дейв успокоил меня, мы продолжили играть. В конце концов, в то время они были всего лишь одной из групп. Да, они были популярны, но не больше, чем Рори Сторм, Фэрон, Блу Джинес, Кингсайз и Джерри. И все перепевали популярные номера, свои и чужие.

Когда мы покинули сцену, то узнали, что в тот день Джон женился. Приняв это во внимание, мы его простили. Должно быть для него это был трудный день».

Пол: «В то время существовало множество групп: «Голубые ангелы», «Испуганные беглецы», но все они были похожи друг на друга, как близнецы. У «Теней» и Роя Орбисона появилась тьма подражателей. Потом возникли группы, больше напоминающие нас, играющие нечто неопределенное, но ориентированное на блюз. А поскольку мы играли необычные песни, мы выделялись из общего ряда, нам подражали.

Мы начали завоевывать уважение. Нас спрашивали, откуда мы взяли такие песни, как «Если хочешь кого-нибудь одурачить» (If You Gotla Make A Fool Of Somebody), а мы объясняли, что из альбома Джеймса Рея. Вернувшись в Ливерпуль, мы узнали, что хитом группы «Фредди и Мечтатели» («Freddie & the Dreamers») стала песня «Если хочешь кого-нибудь одурачить». (Фредди Гаррити услышал, как мы играем эту песню в клубе «Оазис» в Манчестере и решил последовать нашему примеру.)

Мы оказывали заметное влияние на этих людей. Так или иначе, песен нам хватало с избытком. Мы не могли записать их все, поэтому другие группы брали наши песни и делали из них хиты – так поступили «Свингующие Блу Джинес» (The Swinging Blue Jeans) с песней «Хиппи-хиппи шейк» (The Hippy Hippy-Shake), одним из моих лучших номеров».

Ринго: «Группа [«Битлз»] мне нравилась. Они играли лучше всех,  хотя своих песен было мало: пели «Ширеллз», Чака  Бeppи – и делали это хорошо. Мы, в нашей группе [«Ураганы»] играли, в принципе, те же самые песенки, что и «Битлз», но мы играли их немного не так. В то время все группы играли почти одни и те же песни».

Нил Аспинал: «Популярных радиостанций в то время было немного. В воскресенье вечером мы слушали «Радио-Люксембург», вот и все. У матросов торгового флота можно было купить американские пластинки, которые редко слушали в Англии. И та из групп, которая слышала новую запись первой, начинала ее играть. Если Джерри Марсден находил какую-нибудь песню раньше всех остальных, она становилась его песней, а если ее начинал играть кто-нибудь еще, считалось, что он подражает Джерри».

Пол: «По-моему, мы рано поняли, что ничего не добьемся, если не будем выделяться: тем, кто не отличался оригинальностью, приходилось туго. Вот вам пример: я часто пел «Я помню тебя» (I Remember You) Фрэнка Айфилда. Ее на редкость хорошо принимали повсюду, но, если выступавшая перед нами группа тоже играла «Я помню тебя», мы лишались одного из лучших номеров. Мы спрашивали группы: «Какие песни вы будете петь?» И если они упоминали «Я помню тебя», повторять ее не имело смысла. Нам приходилось играть песни, которых не было в репертуаре других групп, а иногда договариваться с другими, кто и какую песню будет петь.

Все это вылилось в то, что мы начали сочинять и исполнять собственные песни. Поначалу мы играли их только в клубе «Пещера». Кажется, первой собственной песней, которую мы исполнили, была одна из самых неудачных, под названием «Как поступают мечтатели» (Like Dreamers Do), которую позднее тоже стали петь другие. Поначалу и этого вполне было достаточно. Мы отрепетировали ее и начали играть, она всем понравилась, потому что была новой. Услышать ее можно было только придя на наш концерт. Оглядываясь назад, мы понимаем, что поступали очень разумно, хотя действовали интуитивно: мы превращались в группу, не похожую на другие.

Множество наших песен, наверное, нельзя назвать классными. (Думаю, будь мы просто классными, наша судьба сложилась бы иначе.) Но у нас были свои плюсы. Джон играл «Порция ритм-энд-блюза» (A Shot Of Rhythm And Blues) или «Ты взяла меня в плен» (You Really Got A Hold On Me) – их можно было назвать классными. Но потом у нас появились такие вещи, как «Если хочешь кого-нибудь одурачить» -действительно потрясающая песня, потому что это был, вероятно, первый вальс в стиле ритм-энд-блюз.

Я никогда не мог понять разницу между просто красивой мелодией и клёвой песней в стиле рок-н-ролл. Отец и другие родные привили мне любовь к таким балладам, как «Пока там не появилась ты» (Till There Was You) и «Мой забавный Валентин» (My Funny Valentine), и я считал их отличными. То, что мы не стеснялись играть разные песни, означало, что репертуар группы становился разнообразным. Без этого мы не могли обойтись, потому что играли много песен, подходящих для кабаре. Песни вроде «Пока там не появилась ты» и «Разве она не мила» (Ain’t She Sweet) – вещи, которые могли бы с успехом звучать поздно ночью в кабаре. Они свидетельствовали о том, что мы нечто большее, чем еще одна группа, играющая рок-н-ролл. Теперь уже никто не мог подойти к нам и заявить, что «Пока там не появилась ты» – ерунда».

Синтия: «Вечером Джон с ребятами отправились на запланированный задолго до свадьбы концерт в Честере, а я решила остаться в нашем новом жилище, чтобы разобрать вещи до возвращения Джона. Когда он пришел домой, мы улеглись в кровать и, обнявшись, наслаждались компанией друг друга. Нам не верилось в такое счастье: раньше нам негде было проводить время вместе, не опасаясь, что кто-нибудь придет и застанет нас врасплох; в первый раз в жизни мы могли закрыть входную дверь и расслабиться, уверенные, что никто нас не потревожит. «Ну, миссис Леннон, и каково вам быть замужем?» — спросил меня Джон.

Мы были охвачены ощущением новизны и некоторой странности происходящего. Джон как-то сказал: это все равно, что ходить в носках разного цвета, и я прекрасно понимала, что он имеет в виду. Не успели мы свыкнуться с самой мыслью, как уже оказались женатыми».