Группа «Битлз» выступает в клубе «Пещера»

20 сентября 1961 г.

Бэрри Майлз: «Вечернее выступление группы «Битлз» в клубе «Пещера», совместно с группами «Карл Керри и Крейсеры» (Karl Kerry & The Cruisers) и «Йен и Зодиаки» (Ian & The Zodiacs)».

(условная дата)

Хантер Дэвис: «Скоро Брайен [Эпстайн] понял, что возможности расширения делa исчерпаны – дальше идти некуда. В Мерсисайде больше не существовало поля деятельности, к которому он мог бы приложить руки. Осенью 1961 года он снова почувствовал, как им овладевают неудовлетворенность и тоска. Его мать помнит, с чего это все началось».

Куини Эпстайн: «Он начал вдруг самостоятельно изучать иностранные язы­ки. Особенно его привлекали Испания и испанский язык. Снова стал играть в любительских спектаклях».

Хантер Дэвис: «Отец, конечно, забеспокоился: вдруг сын снова захочет куда-то уехать и бросит новые магазины, на которые сам потра­тил столько сил. Брайен тоже осознавал, что в нем рождалось стремление к чему-то новому, появлялось отвращение, пресы­щение бизнесом. Однако три тогдашних самых близких его дру­га не припомнят, чтобы он стонал по этому поводу, хотя и подтверждают, что его явно беспокоили какие-то другие проблемы».

Хантер Дэвис: «Брайен по-прежнему был твердо, хоть и необоснованно уверен в том, что не имеет успеха у девушек. Однако примерно в те дни он стал появляться в обществе Риты Харрис, служащей его магазина».

Питер Браун: «Понадобилось много времени, прежде чем Брайен уразу­мел, что она влюблена в него. Мы часто ходили вместе обедать. Рита, Брайен, я и иногда еще кто-нибудь».

Хантер Дэвис: «Роман Брайена с Ритой был самым серьезным в его жизни, но так ничем и не кончился. Любовь для Брайена всегда конча­лась несчастливо. В нем вспыхивали бурные страсти, но они быстро угасали, и это вызывало у него сильное беспокойство. Он так и не сумел обрести себя в интимных отношениях. Но Брайен относил это на счет своей природы и никогда не пытался бороться с ней. Иногда он испытывал чувство саморазрушения».

Филипп Норман: «Если о Брайене и ходили какие-то слухи, то ничего определенно­го из них нельзя было почерпнуть. Мало кто из тех, кто видел его днем на Уайтчепел, мог представить его в обстоятельст­вах иных, чем поездка в какой-нибудь шикарный ресторан в Чешире с такой же шикарной молодой женщиной. Ему нрави­лось женское общество, и у него было несколько подруг в раз­ное время. Однажды, чтобы доставить удовольствие Куини, од даже обручился. Его избранница была явно без ума от него. Это-то, как заметила его мать, и делало Брайенанервным и уклончивым».

Питер Браун: «В Ливерпуле он всегда был совершенно одинок. Брайену казалось, что ему некуда пойти, что нет места, где он смог бы посидеть с удовольствием. Лучше всего нам бывало в Манчестере. Брайен, Терри и я закатывались туда по субботним вечерам.

Брайена пугали его неудачи и его еврейство. Я думаю, что антисемитизм мерещился ему там, где им и не пахло. А может быть, дело было не в самом еврействе. Скорее, в принадлежности к среде, которая, в общем-то, была ему совершенно чуждой – среде преуспевающих провинциальных евреев – торговцев мебелью. Ведь истинное художественное призвание влекло Брайенa к людям искусства. Он, конечно, с легкостью становился заправским бизнесменом, когда хотел этого. Тогда он начинал скрупулезно считать каждый пенни, но злился, что вынужден этим заниматься. Мы без конца ссорились из-за денег. Без конца. Он был расточителен до невозможности.

Все, кто знал его, вспо­минают о нем как о симпатичном, обаятельном, добром человеке, у которого, однако, было второе ли­цо, проявлявшееся довольно часто. Он так и оставался таким же неуравновешенным и одиноким, каким и был всегда. Брайен часто здорово выпивал, слишком чувствительно относился к тому, что он еврей, во всех своих бедах обвинял антисемитов, которые, по его мнению, окружали его. Он был подвержен неожидан­ным эмоциональным взрывам, которые сменялись длительными периодами ледяного молчания. Малей­шая обида, реальная или воображаемая, могла выз­вать бурю грязных оскорблений с его стороны. К не­уравновешенной психике добавлялись его сексуальные наклонности. Гомосексуализм преследовался законом, и Эпстайн, заклейменный и гонимый, был обречен тайком получать удовольствие лишь там, где мог найти.

Общение с Брайеном было приятным, но и сильно озадачивало. Он чувствовал себя подавленным и несчастным и часто напивался. В лучшем случае о нем можно было сказать, что он инфантилен. То очаровательный и милый, а то через минуту какая-нибудь мелочь выводила его из себя, он становился пунцовым, сжимал кулаки, и все в страхе разбегались. Еще страшнее Брайен бывал тогда, когда что-либо задевало его лично: он становился холодным как лед, и не было на свете ничего страшнее молчаливого Брайена.

Однажды вечером после работы мы зашли в местный бар, и Брайен поведал свою страшную тайну. Он рассказал о мужчине, за которым пошел в мужской туалет, и о последовавшем за этим шантаже. Очевидно, он думал, что мужчина выполнит свою угрозу и вернется, чтобы отомстить. Все это его сильно беспокоило. Куини заметила тревожные симптомы и решила отправить его на отдых».

Хантер Дэвис: «Осенью 1961 года Брайен отправился в самый длительный в его жизни пятинедельный отпуск, в Испанию».

Питер Браун: «Отпуск совпал с тем временем, когда шантажист должен был выйти из тюрьмы. В начале осени 1961 года Брайен уехал на юг Испании, а когда в октябре вернулся в Ливерпуль, он был похож на человека, стоящего на краю пропасти в ожидании чего-то страшного и страшно одинокого».