8 апреля 1961 г.
Бэрри Майлз: «Выступление группы «Битлз» в клубе «Топ Тен» (Top Ten Club, Reeperbahn)».
«Битлз» на сцене «Топ Тен» (кадр художественного фильма).
Синтия: «Каждый вечер мы с Астрид, наведя красоту, садились в её маленький автомобиль и ехали в центр города в «Toп Teн». Мы всегда приезжали к самому началу выступления «Битлз». Клуб «Топ Тен», где ребята играли каждый вечер, был очень большой. В нём не было интимной атмосферы лондонских дискотек. Обстановка здесь была вполне классическая для подобных заведений — простые металлические столы и стулья, рассредоточенные по просторному залу. Столы и стулья в «Топ Тен» были вроде тех, что стоят в любой заводской столовой. Заменить их чем-нибудь более роскошным стоило бы, наверно, целое состояние – учитывая масштабы поломок в результате ежедневных побоищ.
Яркий, ослепляющий свет освещал разноликую толпу посетителей. Среди них была молодежь, пришедшая поразвлечься, отпущенные в увольнение матросы, тучные мужчины средних лет, идущие домой с работы, и бандиты, которые выглядели настолько угрожающе, что я боялась даже смотреть в их сторону. Кого там только не было! Репербан притягивает к себе людей, как горящая свеча – мотыльков, и многие – таки обжигали себе крылышки. Почти каждый вечер здесь случались драки с поножовщиной, и тогда мы укрывались где-нибудь в безопасном месте до тех пор, пока в клубе не появлялась вооруженная полиция, чтобы вывести нарушителей порядка. Германские полицейские, так не похожие на наших британских «бобби», набрасывались на нарушителей порядка со свирепостью штурмовиков. Вой сирен, униформы, похожие на форму печально знаменитых эсэсовцев – зрелище было не из приятных. Мне прямо жутко делалось. Они всегда были с оружием. Зловещие стволы маузеров сверкали в ярких огнях клуба. Любой беспорядок ликвидировался в считанные минуты, не встречая особого сопротивления. Вот в такой атмосфере и в таких условиях ребята зарабатывали деньги и набирались бесценного опыта в те ранние, во многом ещё ученические, года.
На огромной сцене не было ничего, кроме ребят, их инструментов и усилителей. Во что они были одеты – это не интересовало никого: ни публику, ни их самих. Требовалось одно – играть музыку и «заводить» посетителеи. Вот это они и делали. Составной частью вечера были выпивка и взбадривающие пилюли. Они играли час или два без перерыва, затем следовала, как там говорили, «пауза», то есть 15-минутный перерыв. В перерывах ребята спускались к нам, и тогда мы с Джоном втихую пробирались к ним в комнату, чтобы заняться любовью перед их очередным выходом на сцену.
Без алкоголя и пилюль они бы не выдержали, потому что играть надо было до закрытия клуба, то есть до двух часов ночи. Дот, Астрид и я сидели за столиком и наблюдали за выступлением. Мощь их музыки, её напор и громкость подавляли самых горластых пьянчуг, а когда они пикировались с публикой – наполовину на немецком, наполовину на английском, – мы падали от смеха. Это была неподражаемая смесь весёлого юмора и едких насмешек, направленных по адресу некоторых пьяных дураков, которые не понимали ни слова, но всё равно гоготали, не подозревая, что их только что зло высмеяли».
В клубе «Топ Тен», 1960-е.
Из интервью Синтии Леннон журналу «Гуд Дэй Саншайн» в 1994 г:
Вопрос: Правда ли то, что Джон оскорблял немцев?
Синтия: Да, постоянно.
Вопрос: Разве они не знали английского, и не понимали, что он говорил?
Синтия: Если даже понимали, им было всё равно.
Пит Шоттон: «Джон рассказал мне, что именно из-за Синтии он однажды чуть было не перечеркнул свою жизнь. Это было нехарактерное проявление отважного благородства, которое произошло в агонии битловского выступления в клубе «Топ Тен». Джон увидел здоровенного парня, облапавшего Синтию. Не думая о последствиях, Джон в одно мгновение отбросил гитару, спрыгнул со сцены, схватил бутылку, попавшуюся под руку, и обрушил ее на череп поклонника Синтии. К ужасу Джона, его соперник даже не шелохнулся. Он спокойно, с застывшим лицом и фигурой, повернулся назад; по его лицу стекала кровь, смешанная с содержимым бутылки и падали осколки стекла. Это продолжалось целую минуту, к исходу которой Джон, потеряв все свое мужество, был уверен, что смотрит прямо в глаза смерти. Но когда этот парень все же заговорил, его единственными словами были: «Я прошу прощения, что побеспокоил вас…».
«Ну ладно, – прорычал Джон угрожающе, насколько это было возможно при тех обстоятельствах, – но больше так не делай!». После этого он развернулся и пошел на сцену, надеясь, что никто не заметит, как дрожат его руки, когда он перекидывал через плечо ремень гитары».