27 мая 1969 г.
Фреда Келли (секретарь клуба поклонников “Битлз”): «Джордж и Патти планировали устроить сюрприз на день рождения Мэла Эванса (прим. – 27 мая – его день рождения), но план были настолько секретным, что Мэл об этом так и не узнал, и пропустил всё веселье. Он провёл тихий вечер в квартире Нила и рано лёг спать, в то время как Джордж, Патти, Билли Престон, Дорис Трой, Клаус Вурман и Кристин, а также другие близкие друзья поужинали, после чего отправились в клуб в Вест-Энде и закончили просмотром фильма “Волшебное таинственное путешествие” у Джорджа в Эшере!».
“Постельная акция”, 27 мая 1969 года. Кадры кинохроники.
Кен Сеймур (ведущий канадской радиостанции “Си-Би-Си”): «Около полуночи [26 мая] я получил анонимное сообщение, что Джон и Йоко зарегистрировались в отеле “Королева Элизабет”. В то время я готовил сюжеты для новостей на одну или две минуты.
На следующее утро, как только я проснулся, то сразу же направился в отель. Я спросил, могу ли я их увидеть, и, в конце концов, у меня состоялся разговор с Дереком Тейлором. Полагаю, что он запомнил меня с того времени, когда я освещал медовый месяц Ринго в Сассексе. Он сказал, что они дают мне пять минут.
Джон был в пижаме, а Йоко в ночной рубашке. Они готовились к акции “в постели”, но ещё не начали. Итак, я зашёл к ним и уложился в пять минут. Я сказал им, что получил всё, что мне нужно для выпуска новостей, но предложил продолжить интервью для возможного документального фильма об их акции. Они согласились.
В интервью Джон рассказал о своей любимой тёте, которой он в своё время сказал о своих планах стать “эксцентричным миллионером”, вспомнил своё изгнание из церкви за смех, когда был ребёнком. А ещё он назвал себя и своих коллег по группе “подростками среднего возраста”.
– Я один из самых больших поклонников Христа, – сказал он. – Если я смогу обратить поклонников “Битлз” к учению Христа, то это то, для чего я здесь. Это просто выражение моего личного мнения, потому что мне всегда казалось, что “Битлз” имеют большее влияние на молодёжь, чем Иисус.
А ещё он признался: “Мы с Йоко дерёмся. Во всех нас есть насилие”.
На вопрос, влюбился ли мистер Леннон в Оно с первого взгляда, он ответил: “Мы оба очень застенчивые люди, и робкие. Нам потребовалось несколько встреч, чтобы растопить этот лёд”.
Леннон описал себя как “зависимого” от Йоко и сказал, что ощущает в себе признаки синдрома похмелья “если она выходит на минуту из комнаты”.
О своей карьере художника, мистер Леннон сказал: “В тот день, когда вы удовлетворены своим творчеством, вы мертвы”.
На вопрос, верит ли он в жизнь после смерти, он ответил, что не представляет себе в физическом плане загробный мир с “конфетами и цветами”, но он пришёл к выводу, что верит в загробную жизнь: “Я верю в повторное рождение”.
Я планировал использовать часть этого длинного интервью в специальной серии “Си-Би-Си” – “Есть что сказать”».
Питер Браун (персональный помощник “Битлз”, член правления “Эппл Корпс”): «На сей раз это был куда более откровенный цирк, чем в Амстердаме. Свободный доступ к постели рок-звёзды был действительно лакомой приманкой для журналистов».
Фото Рене Пикарда.
Кадры кинохроники “Ассошиэйтед Пресс”.
Томми Шнурмахер: «Мне было 18 лет. Вместе со своей подругой Гейл Ренар, с поддельным пропуском для прессы и коробкой цветных карандашей (для пятилетней дочери Оно, Киоко) мы пришли в номер. В итоге мы провели вместе с Джоном и Йоко неделю, присматривая за Киоко. Мы пробыли там восемь дней. Желание увидеть их хотя бы мельком превзошло все мои самые смелые ожидания».
Фред Лэнган (теле- и радиорепортёр “Си-Би-Си Ньюс”): «Представьте, что вам 23 года, вы наименее значимый сотрудник в иерархии отдела новостей, и редакция собирается отправить репортёра отдела криминальной хроники – нашего самого старшего сотрудника, освещать акцию “В постели” Джона Леннона и его молодой жены, проходившую в центре Монреаля. Я умолял, кричал, куксился. В конце концов отправили меня вместо него.
Это было утром. Я проработал на “Си-Би-Си” чуть больше года. Время от времени меня отправляли сделать какой-нибудь репортаж, но большую часть времени я торчал в офисе, обрабатывая материалы и видеоклипы. Встреча с живым Битлом была одним из самых волнующих моментов в жизни. Леннон был супер крутым, и, как и все представители моего поколения, я знал наизусть каждую песню “Битлз” – даже знал, какие из них он написал. Леннон и Йоко Оно были в главных новостях. Никто никогда не слышал о акции “в постели”, пока они не придумали её в Амстердаме в марте того же года. Я не мог дождаться, когда же доберусь до них.
Я пошёл в гараж “Си-Би-Си” и сел в машину к Эдди О’Нилу – ветерану-оператору, который учился своему ремеслу в Королевских военно-морских силах Канады во время войны и только что вернулся из двух командировок во Вьетнам, который был одной из главных тем, стоящей в центре внимания, и я полагаю, О’Нил был единственным из нас, кто видел войну вблизи.
Мы поднялись в номер, и там были они. Я был слишком молод, чтобы понимать, что для репортёра неприлично изливать душу в присутствии знаменитостей.
Вот это да, это был Леннон. В постели, с длинными волосами и бородой, в довольно старомодной пижаме. Совсем не то, что я ожидал увидеть. Рядом с ним Йоко Оно и её дочь. Комната в отеле “Королева Елизавета” была настоящим медиа-зоопарком. Не знаю, сколько там было людей, но мне показалось, что сотни. О’Нил взял инициативу в свои руки и подтолкнул меня вперед. На его плече у висела большая 16-миллиметровая кинокамера “Аурикон”. Он сказал мне, чтобы я никому не разрешал, чтобы чей-то микрофон попадал в его кадр. Все постарались занять свои места, и, как можно увидеть на фотографии, мы были практически в постели с ними.
В комнате было шумно, но я услышал, как кто-то позади окликнул меня: “Эй, Фред!” Обернувшись я увидел, что мой друг Пьер Гравель сфотографировал меня».
Фред Лэнган (теле- и радиорепортёр “Си-Би-Си Ньюс”): «Этот забавный парень в очках – это я».
Фред Лэнган (теле- и радиорепортёр “Си-Би-Си Ньюс”): «Мы забрасывали их вопросами. Все утверждают, что акция “в постели” была из-за Вьетнама, но я помню, что Леннон был обеспокоен давно забытой гражданской войной в Нигерии, которую все называли просто Биафрой. “Что вы думаете о войне в Биафре?” – примерно такой вопрос я ему задал. Леннон ответил на него чем-то вроде: “Мы все должны любить друг друга”.
Помню, что мне он показался очень сердитым, как будто мы вторглись в его личную жизнь – собственно, что мы и сделали, хотя и по его приглашению. В какой-то момент ночная рубашка Оно немного распахнулась, Леннон наклонился и застегнул пуговицу, недовольно зыркнув на репортёров-мужчин (в то время почти все репортёры были мужчинами). Помню, это меня шокировало, так как он только что сделал обложку для альбома с обнажёнкой, и я думал, что он увлекается свободной любовью и тому подобным. Мне следовало бы знать о пуританстве северных провинций. Двое моих дедушек и бабушек были из Ньюкасла, а его бабушка и дедушка – из Ливерпуля. Разница невелика.
В тот вечер мы показали репортаж с Ленноном и Оно в нашем выпуске новостей. В разделе “Текущие события”, который называется “Семь на шесть” (потому что выходит на 6 канале в семь часов – мило, правда?). Это был длинный материал, в котором высмеивались все бессмысленные вопросы и толпа съёмочных групп. Всё мероприятие длилось всего час или два, но эта фотография до сих пор висит у меня на стене».
Джон: «В конце концов, устроили это в Канаде, в Монреале. Мы хотели повторить свой успех в Америке, перенеся акцию на Бродвей (в отель “Плаза”, если точнее), но правительство США решило, что мы слишком опасны, если дать нам возможность лежать в гостиничной постели, разговаривая о мире. Поэтому мы провели свою акцию в Монреале, а телевидение транслировало это в Америку.
Мероприятие, посвященное миру, которое мы организовали, было идеей Йоко. Она решила, что какие бы действия она ни предпринимала, она делала это по определенной причине. Её целью был мир. Я пел о любви, что, как мне казалось, было другим словом, обозначающим мир. Наши состоявшиеся мирные демонстрации были событиями в стиле Йоко. Они также были настоящим театром. Канадская акция “В постели” была одной из самых приятных, и я участвовал в ней почти как зритель, потому что это был способ демонстрации Йоко».
Энтони Фосетт (личный помощник Джона и Йоко с 1968 по 1970 год): «Как только Йоко показала Джону, как они могут провести это мероприятие, он смог использовать всё своё влияние как Битла и как общественного деятеля, усиленное, конечно, его обольстительной риторикой, огромным запасом энергии и способностью к выдержке. Главным мотивом Джона было желание сделать что-то конструктивное, чтобы его деятельность постоянно освещалась в прессе. Их целью было превратить акцию “В постели” в мероприятие, которое имело бы максимальный эффект благодаря широкому освещению».
Йоко: «Прежде чем мы поженились и провели наш медовый месяц, общаясь с прессой в постели в Амстердаме, мы три месяца работали, придумывая наиболее эффективный подход к делу укрепления мира. Для нас это был единственный выход. Мы не могли выйти на Трафальгарскую площадь, потому что это вызвало бы беспорядки. Мы не могли возглавить демонстрацию или шествие из-за всех этих охотников за автографами. Нам пришлось найти свой способ сделать это, и на данный момент акции “В постели” кажутся для нас наиболее логичным способом. Мы думаем, что акция “В постели” может быть эффективной».
С Ленноном и Оно ежедневно общались около ста пятидесяти журналистов. В Соединенных Штатах около трёхсот пятидесяти радиостанций освещали это событие, транслируя их призывы пары к миру и протест против войны во Вьетнаме.
Фото Рене Пикарда.
Дерек Тейлор (пресс-агент “Эппл”): «Первым пунктом назначения был Фрипорт на Багамах, где племянник Аллена Кляйна проводил свой медовый месяц в ужасном отеле с двумя односпальными кроватями, прикрученными к полу, а между ними был большой бетонный блок, выкрашенный в белый цвет. Джон огляделся и сказал: “Мы не можем здесь проводить [акцию] “в постели”, чёрт возьми. Давайте поедем в Канаду. Это ближе всего к Америке, не считая Багамских островов”.
Они находились в постели в течение восьми дней. К ним пришли сотни людей. Джон и Йоко отвечали на вопросы в духе “Эппл”, потому что были абсолютно доступны любому человеку на земле, пожелавшему зайти в их номер, при условии, что в руках не будет окровавленного топора. Люди могли приходить и задавать им вопросы. Может быть, их было тысячи, как мне показалось.
Я как бы управлял большим “народным театром”. На многих фотографиях того времени видно, что номер довольно переполнен посетителями. В течение десяти дней через этот гостиничный номер прошло огромное количество людей; с микрофонами и мобильными телефонами они вели трансляции на весь мир. Это было ещё до появления спутниковой связи.
Моя работа заключалась в том, чтобы быть рядом с ними днём и ночью, пока они находились в постели. У них была возможность отдохнуть между визитами гостей. Они могли прилечь, переодеться в свежие пижамы и всё такое. Многие из нас мечтали о том, чтобы вести активную жизнь, не вставая с постели, и в течение десяти дней именно этим они и занимались».
Фото Эдварда Морриса.
Энтони Фосетт (личный помощник Джона и Йоко с 1968 по 1970 год): «В одинаковых белых халатах, Джон и Йоко сидели на огромной двуспальной кровати в большой спальне президентского люкса, окруженные цветами, плакатами и рисунками. Только в первый день здесь собралось более пятидесяти журналистов, фотографов, диск-жокеев и съёмочных групп, которым не терпелось узнать, что происходит. Джон был уверен в себе, но эмоционален; завораживающие, неотразимые слова безостановочно лились с волшебного языка Леннона. Его внешность внушала доверие. Из постоянно меняющейся галереи лиц Джона сформировался образ, который идеально подходил для этой новой роли: длинные распущенные волосы обрамляли выразительное бородатое лицо, подчеркивая его глаза за круглыми очками в металлической оправе, строгость и серьёзность черт лица чередовались со знакомой хитрой улыбкой. Когда он говорил, то совершал резкие движения руками, характерные для его яркого языка тела: “Мы оба художники! Мир – это наше искусство. Мы верим, что благодаря тому, кем я был, когда был Битлом, и тому, кем мы являемся сейчас, у нас есть шанс повлиять на молодёжь. И именно она будет править миром завтра.
– Мы очень застенчивые, прямые и обычные люди, – сказал Джон, пытаясь объяснить свои чувства. – Мы просто пытаемся сделать всё, что в наших силах. Но мы находимся в необычной ситуации. “Голубые злюки” (прим. – персонаж мультфильма “Жёлтая подводная лодка”), или кто бы они ни были, в каждой газете постоянно пропагандируют насилие, в каждом телешоу и в каждом журнале. Меньшее, что мы с Йоко можем сделать – это попасть в заголовки газет и рассмешить людей. Я предпочитаю увидеть в газете наши лица в постели, чем ещё одного политика, улыбающегося народу и пожимающего руки.
Это лучшая идея, которая у нас когда-либо была. Это лучше, чем изгибаться в чёрном мешке или раздеваться догола перед людьми, которые не понимают, что мы пытаемся сделать и почему. Просто предположим, что мы захотели бы тайно провести медовый месяц на Капри, как Джеки Кеннеди, и пресса обязательно узнала бы об этом. Поэтому мы подумали, что с таким же успехом могли бы сделать что-нибудь конструктивное для публичности».
Джерри Дейтер (фотограф): «Я занимаюсь фотографией с 12 лет. В 1969 году по заданию журнала “Лайф” я присутствовал на “постельной акции” Джона Леннона и Йоко Оно в монреальском отеле “Королева Елизавета”. На самом деле я познакомился с Йоко Оно ещё до того, как она встретилась со знаменитым Битлом. Благодаря редакционному заданию, я провёл с ними восемь дней, став единственным фотожурналистом, освещавшим акцию от начала до конца».
Энтони Фосетт (личный помощник Джона и Йоко с 1968 по 1970 год): «В переполненном журналистами номере Джон и Йоко миролюбиво сидели в постели, держась за руки, в окружении розовых и белых гвоздик, диктофонов, кинокамер и звонящих телефонов. Они были расслаблены и в общении с журналистами чувствовали себя непринуждённо.
– В результате нашей акции ‘В постели’ люди заговорили о мире, – сказал Джон. – Мы пытаемся заинтересовать молодёжь сделать что-то во имя мира. Но это должно быть сделано ненасильственными средствами, иначе может возникнуть только хаос. Мы обращаемся к молодёжи – а они всегда были самыми хипповыми – мы призываем их донести эту идею до людей на площадях. Многие молодые люди игнорируют площади, хотя должны были бы им помогать. Вся эта сцена стала слишком серьёзной и слишком интеллектуальной.
– Как насчет того, чтобы поговорить с людьми, которые принимают решения, с влиятельными лицами? – предложил скептически настроенный репортёр.
Джон рассмеялся: “Чёрт, поговорить? О чём? Так не бывает. В США правительство слишком занято разговорами о том, как меня не пустить. Если я, как они говорят, посмешище и не важная персона, почему бы им просто не впустить меня?”».
Дэйв Бист (канадский журналист газеты “Гэзетт”): «В то время я вёл колонку о рок-музыке в “Гэзетт” и был знаком со многими яркими представителями монреальской поп-музыки. Однажды пришло известие, что в город приезжает Джон Леннон – саркастичный, остроумный, немного извращённый гений “Битлз”. Вот это да!
Итак, я оказался на пресс-конференции в номере 1738, расположившись в изножье кровати, пока Джон и Йоко рассуждали о мире. Всё это было более чем сюрреалистично; большинство репортёров и фотографов, собравшихся там, были старше меня – некоторым даже перевалило за страшные тридцать лет, тот возраст, который казался мне краем мира Плоской Земли.
Некоторые вопросы были циничными, даже саркастичными, другие – настолько заискивающими, что можно было поверить, что “Битлз” действительно были популярнее Иисуса Христа.
По правде говоря, никто толком не знал, что думать об этих чудаках и их стремлении к миру, но, тем не менее, в глубине души все испытывали благоговейный трепет. Эй, мы же говорим о 1969 годе, а этот парень – Битл! Позвольте ему проповедовать о мире во всём мире и “Синих злюках”, и мы запишем это. Иногда, однако, это чувство благоговения, казалось, останавливалось у порога».
Энтони Фосетт (личный помощник Джона и Йоко с 1968 по 1970 год): «Несмотря на то, что основной импульс к созданию и визуализации акции “В постели” исходил от Йоко и был связан скорее с их личностями, чем с движением за мир в целом, Джон постепенно всё больше попадал под влияние политического сознания шестидесятых, в частности лондонского андеграунда.
Андеграунд был пёстрым сообществом, объединявшей самых разных художников, битников, мистиков и просто чудаков, и Джон изо всех сил старался внести свой вклад в их медийное освещение – особенно газету “Интернейшинел Таймс”. В разное время к нему обращались несколько видных представителей этого сообщества, которые прямо спрашивали его, что он делает для мира, и он особенно близко к сердцу принял письмо от Питера Уоткинса – скандального режиссёра, в котором задавался тот же вопрос.
Нравилось ему это или нет, но Джон играл ведущую роль в молодёжном движении. Изначально он был Битлом, но его собственные действия подтвердили его позицию. Безусловно, в глазах общественности Джон представлял левый политический аспект группы. Его высказывание о христианстве и “Битлз”, получившее широкую огласку, хотя и было совершенно неправильно понято, отражало отношение большинства молодёжи к роли религии в современном мире. В свою очередь, молодёжь следовала за Джоном и остальными “Битлз” в их экспериментах с наркотиками и в их стремлении обрести космическое сознание вместе с Махариши. Между Джоном и его аудиторией установилось своеобразное взаимодействие, на которое он пытался повлиять с помощью акций “В постели”, а также посредством своей музыки.
Джон всегда придерживался политических взглядов и высмеивал систему со школьных времён. Он вырос, прекрасно осознавая своё происхождение из рабочего класса: “Когда тебя воспитывают так, как меня, это довольно просто – ненавидеть и бояться полицию как естественного врага и презирать армию как нечто, что забирает всех и оставляет где-то умирать. Это просто обычное отношение рабочего класса, хотя оно начинает исчезать, когда становишься старше, заводишь семью и тебя поглощает система”.
Классовое самосознание Джона никогда по-настоящему не ослабевало, но, конечно, оно отошло на второй план в разгар Битломании. Работая в феноменальном темпе, постоянно гастролируя, он имел мало возможностей выразить свои истинные чувства и постоянно чувствовал давление со стороны своего битловского “имиджа”. Когда после пары американских турне Эпстайн попытался убедить группу ничего не говорить о Вьетнаме, Джон в конце концов возразил: “Послушай, когда они спросят в следующий раз, мы скажем, что нам не нравится эта война и мы считаем, что им следует немедленно убираться вон!” Как он объяснил: “Постоянное осознание происходящего заставляло меня стыдиться того, что я ничего не говорил. Я взорвался, потому что больше не мог играть в эту игру – это было просто невыносимо для меня”.
“Постельные акции” были чрезвычайно важны для Джона, поскольку они давали ему возможность высвободить накопившиеся страсти и эмоционально заряженные политические чувства, которые так долго копились в нём. Это была одинокая и смелая позиция, и он был готов рискнуть своим авторитетом. Кроме Йоко, не было буквально никого, кто поддержал бы его действия или встал на его сторону. Чтобы сделать то, что сделал Джон, и пережить все связанные с этим унижения, ему необходимо было полностью поверить в себя.
“Мы с Йоко готовы стать мировыми клоунами, – сказал он, – если это принесёт какую-то пользу. Понимаю, что я один из ‘известных личностей’. По причинам, известным только им самим, люди публикуют то, что я говорю. И я говорю о мире. Мы ни на кого не указываем пальцем. Нет хороших парней и плохих парней. Борьба происходит в сознании. Мы должны похоронить наших собственных монстров и перестать осуждать людей. Все мы – Христос и все мы – Гитлер. Мы хотим, чтобы Христос победил. Мы стараемся сделать послание Христа современным. Что бы он сделал, если бы у него были реклама, пластинки, фильмы, телевидение и газеты? Христос творил чудеса, чтобы донести свою весть. Что ж, чудо сегодня – это коммуникации, так давайте воспользуемся этим”.
Были осуждения по поводу стоимости постельной акции, экстравагантности роскошного номера в отеле “Хилтон”, деньги на который, возможно, можно было бы потратить более практичным образом. Однако Джон был непреклонен в этом вопросе: “Нас критиковали за то, что мы потратили все эти деньги на протесты против Биафры и тому подобное, в то время как они принесли бы больше пользы, если бы я отправил их непосредственно туда. Но я уже сделал это. И я всегда уважал чувства, стоящие за такого рода благотворительностью, и всегда буду это делать. Но это не решает проблему. В капиталистическом обществе, подобном нашему, люди гораздо эффективны, если у них есть деньги. А они у нас есть. Наши имена известны, поэтому мы используем нашу славу и наши деньги для пропаганды мира. Некоторые люди говорят, что это претенциозные амбиции, но мы считаем, что большие проблемы – это то, с чего нужно начинать”.
Для Джона и Йоко постельная акция в Амстердаме была началом, своего рода тестовым прогоном, чтобы сориентироваться и посмотреть, чего они могут добиться с помощью такого рода кампании, трудной для понимания. Они сочли, что мероприятие прошло успешно, главным образом потому, что его идея попала на первые полосы мировых газет. Для Джона это стало началом растущей маниакальной преданности делу мира, которая привела его к неистовым попыткам его широкомасштабного медийного освещения.
Ко времени Монреальской постельной акции, Джон и Йоко были более уверенными в себе и излучали невероятную энергию. Они были готовы покорить Северную Америку. Как ветераны кампании “Продавай мир”, прошедшие тысячи интервью, они столкнулись с самой сложной задачей в своей карьере. Они отчаянно пытались получить разрешение на въезд в Соединенные Штаты, но каждый раз Джону отказывали в визе. Вместо того чтобы ждать дольше, они выбрали практичную стратегию – организовать вторую постельную акцию достаточно близко к США, чтобы получить возможность общаться с американской прессой и вызвать широкий резонанс в прессе. Они прибыли в Канаду после того, как Багамы показались им совершенно неподходящими для этого местом. В понедельник, 26 мая 1969 года, в полночь Джон, Йоко и их окружение зарегистрировались в монреальском отеле “Королева Елизавета”. После долгих препирательств с иммиграционными властями им было предоставлено десятидневное пребывание, за это время они должны были дать более шестидесяти интервью прессе».
Фото Эдварда Морриса.
Йоко Оно: «В 1969 году мы с Джоном были наивны, думали, что наша совместная жизнь изменит мир. Что ж, возможно, так оно и было, но в то время мы этого не понимали. Я рада, что мы сделали это, потому что наше послание остается мощным и актуальным сегодня так же, как и 42 года назад».
Джон: «Мероприятие, посвященное миру, которое мы организовали, было идеей Йоко. Она решила, что, какие бы действия она ни предпринимала, для этого есть определённая причина. Её целью был мир. Я пел о любви, что, как мне кажется, было другим словом, обозначающим мир. Наши акции за мир были мероприятиями в стиле Йоко. Это был настоящий театр. Постельная акция в Канаде была одной из самых замечательных, и я участвовал в ней почти как зритель, потому что это был способ демонстрации Йоко».
Томас Шнурмахер: «Когда “Битлз” приехали в Монреаль в 1964 году, дата, выбранная для их утреннего и вечерних концертов в “Монреальском форуме”, совпала с Рош а-шана – еврейским новым годом. Излишне говорить, что мне даже не пришлось спрашивать у отца, можно ли мне пойти на концерт, потому что я понимал, что об этом не может быть и речи. Кроме того, билеты продавались по невероятно высокой цене пять долларов пятьдесят центов. То, что я не смог увидеть их вживую, стало огромным разочарованием, поскольку я был преданным поклонником “Битлз”.
Но пять лет спустя у меня появился ещё один шанс лично увидеть хотя бы одного из “Битлз”. Однажды в один из душных, жарких дней в конце мая 1969 года я услышал, как ди-джей радиостанции “Си-Эф-Оу-Экс” Родни Чандлер упомянул, что Джон Леннон, Йоко Оно и её шестилетняя дочь Киоко в городе, укрылись от посторонних глаз в отеле “Королева Елизавета”. Ух ты! Битл в Монреале? Мне никогда особенно не нравились длинные волосы Леннона, и, признаюсь, он был всего лишь третьим моим любимым Битлом, но, тем не менее, он был Битлом. Было бы забавно съездить в центр города хотя бы для того, чтобы взглянуть на него. Я предложил своей подруге Лилиан присоединиться ко мне. Она отказалась, потому что была слишком занята домашним заданием по биологии, поэтому я позвонил своей однокласснице из Нортмаунтской средней школы Гейл Ренард».
Гейл Ренард: «Томми Шнурмахер был моим одноклассником».
Томас Шнурмахер: «Она произвела на меня впечатление, когда раньше писала письма на телеканалы в Калифорнии, прося автографы у таких людей, как Кэрол Бернетт и Томми Смозерс. Мы вместе работали над сценариями и даже продали пару комедийных сценариев для радиошоу “Си-Би-Си” – “Забавно, что ты так говоришь”.
Гейл сказала, что нет смысла ехать в центр города, так как таким способом мы никогда не приблизимся к этому парню. Она нарисовала сцену с тысячами обезумевших поклонниц, которых будут сдерживать десятки хорошо вооруженных охранников. Тем не менее я настоял, чтобы мы попробовали. Я сказал ей, что уже подделал пропуск для прессы, и у меня даже был набор цветных карандашей для дочери Йоко, Киоко.
– Что мы будем делать, если не сможем попасть? – Гейл всё ещё сомневалась.
– Мы вернёммся домой, но, по крайней мере, сможем сказать, что попытались.
Мне потребовалось целых пятнадцать минут, чтобы выразить свой восторг по поводу того, каким великолепным дополнением к её коллекции станет автограф Джона Леннона, прежде чем Гейл наконец сдалась и согласилась пойти со мной.
Мы встретились в 124-м автобусе, который ехал на юг по Виктория-авеню, потом пересели на ныне не существующий 65-й автобус на Куин-Мэри-роуд, а затем быстрым шагом прошли пять кварталов до отеля “Королева Елизавета”.
Способность Гейл заглядывать в будущее была нулевой, а я был единственным, кто это предвидел. Перед отелем не было ни одного подростка. Ни одного! Гейл была убеждена, что в вестибюле будет толпа. Опять ошиблась. Там тоже не было ни одного подростка.
Мы дошли до ряда лифтов, но по-прежнему не увидели ни одного поклонника. И охранников тоже не было. Никто даже не взглянул на нас. Поскольку мы услышали по радио, что наша цель находится на 17-м этаже, Гейл – дилетант – решила было нажать кнопку 17. Я оттолкнул её руку и нажал кнопку 18. Я не дурак. Двое подростков выходят на этом этаже? Это было бы слишком очевидно даже для самого недалёкого охранника.
Мы вышли на 18-м этаже и спустились по лестнице на 17-й. Посмотрели налево. Ничего. Посмотрели направо и заметили какую-то суматоху возле номера 1742, возле которого стояло несколько пустых подносов для обслуживания номеров.
Мы бросились туда и постучали в дверь; одновременно произошли два события. Во-первых, из ниоткуда появился высокий неуклюжий охранник, который схватил меня сзади за шиворот; во-вторых, дверь открылась. В дверях стояли Йоко и её дочь, которая выглядела как её “мини-я”.
– Мне очень жаль, мадам, не знаю, как этим двоим удалось забраться сюда, но не волнуйтесь, я вышвырну их прямо сейчас.
Пока происходил этот обмен репликами, маленькая Киоко не сводила глаз с блестящей коробки с цветными карандашами, которую я держал в руке. Она заглотила наживку как раз вовремя.
– Можно мне взять эти цветные карандаши?
– Нет, если нас выгонят! – ответил я. Гейл выглядела смущённой и ничего не стала говорить.
Йоко – всегда сторонница мира – решила вмешаться.
– Никого не выгонят. Это наши друзья. Пожалуйста, проходите.
Мы не пробыли в номере и тридцати секунд, как она предложила нам познакомиться со своим мужем: “Хотите познакомиться с Джоном? Он в соседней комнате”.
Мы стояли, как вкопанные. Познакомиться с Джоном? Познакомиться с Битлом? Настоящим Битлом? Понимала ли эта женщина, что говорила? Мы оба одновременно кивнули и сказали “да”. Мы познакомились с Джоном Ленноном, поговорили с ним, и никто не попросил нас уйти, поэтому мы остались. Не только на один день. Они были здесь всю неделю, в течение которой я заказывал белое вино “Пуйи Фюиссе” для Томми Смозерса; я увидел таких посетителей, как Петула Кларк, Тимоти Лири, Дик Грегори и карикатурист Лил Эбнер Эл Кэпп.
Было очень весело проводить время со всеми этими знаменитостями, но причина, по которой нас пригласили остаться, заключалась в том, что мне стало жаль маленькую Киоко, запертую в гостиничном номере. Она выглядела такой грустной. Я знал, что она того же возраста, что и моя младшая сестра Синтия, и сказала об этом Йоко.
– Возможно, мы могли бы взять её ко мне домой, чтобы она поиграла с моей сестрой.
Йоко подумала, что это отличная идея, и мы отправились с Киоко на руках. Они не спросили у нас удостоверений личности, не взяли номера наших телефонов. Они даже не знали наших имён.
Мы пробыли у них целую неделю в качестве неофициальных нянек. Мы с Гейл приходили в гостиничный номер, чтобы забрать Киоко утром и приводили её обратно вечером. Мы ходили обедать ко мне домой. Мама угощала нас шоколадным молоком, и мы играли в парке напротив. Никакой охраны, ничего. Однажды днём мы взяли её покататься на пролётке в Бивер-Лейк, и я попросил Киоко рассказать нам о дядюшке Поле. Гейл велела мне заткнуться, иначе Киоко расскажет своей маме о том, что мы задаём личные вопросы, и мы больше не будем няньками».
Рой Кервуд (фотограф): «В 1969 году я стал студентом Монреальской школы современной фотографии. Мне было тогда 18 лет, я жил в монреальском районе Пуэнт-Клэр. И вот в один из весенних дней я услышал о приезде в город Джона Леннона. У Битла был медовый месяц с японской художницей Йоко Оно. Буквально перед этим я получил удостоверение журналиста на монреальском радио “Си-Эф-Оу-Экс”. Весной 1969 года мне дали школьное задание сфотографировать кого-нибудь на работе. В качестве объекта съёмки я выбрал Роджера Скотта – британского ди-джея местной радиостанции “Си-Эф-Оу-Экс”.
К тому времени, когда мы с братом переехали в Пуэнт-Клэр, Квебек, у нас уже были куртки в стиле Неру, прически в стиле “Битлз” и брюки-дудочки. Я знал каждое слово в каждой песне “Битлз” и мог их спеть. Если бы вы закрыли глаза, то и не догадались бы, что это не “Битлз”. У меня был довольно хороший голос, и девушкам он очень нравился; они были без ума от нас с братом.
Когда я услышал новость о планах Леннона провести акцию, я сразу же позвонил Роджеру Скотту, который, как оказалось, уже был зарегистрирован как представитель прессы и планировал взять интервью у Леннона в прямом эфире. Я упросил Скотта взять меня с собой, хотя “Си-Эф-Оу-Экс”, как радиостанции, фотограф был не нужен. Я сказал: “Ребята, у вас обязательно должны быть снимки с этого мероприятия. Это же просто фантастика. Можно мне пойти и сфотографировать?” Скотт согласился, но с одной оговоркой. Мне придётся самому получить аккредитацию. К счастью, у меня были и другие влиятельные друзья. Я позвонил местному фотографу Джерри Дейтеру, у которого были связи в “Кэпитол Рекордз” – музыкальном лейбле “Битлз”. Я позвонил ему и сказал, что звоню с радио “Си-Эф-Оу-Экс”. Я сказал: “Это Рой Кервуд. Во сколько мне прийти, чтобы сфотографировать Джона Леннона?”. Он сказал, когда прийти, и добавил: “У тебя будет пятнадцать минут, чтобы сделать снимки”. И вот я хватаю свою камеру “Лейка флекс” и отправляюсь на 17-й этаж отеля “Королева Елизавета”.
Я зашёл в номер. Леннон и Оно заканчивали интервью с несколькими журналистами. Я заметил Роджера Скотта и его коллегу Чарльза Чандлера, которые готовились взять интервью. Волнуясь и нервничая, я взял фотоаппарат и понял, что взял только одну плёнку.
Быстро одолжив пару долларов у Чендлера, я побежал вниз, чтобы купить ещё пленки. Через некоторое время я вернулся, сжимая в руках несколько плёнок.
Стоя всего в нескольких шагах от моего музыкального кумира, я умирал от желания поговорить с Ленноном. Наконец я решился задать вопрос. Я спросил Джона о смысле песни “Земляничные поляны навсегда” (Strawberry Fields Forever).
– Тебе нравится эта песня?
– Да, она мне нравится.
– В этом и суть. Если она тебе нравится, вот и ответ”.
После этого лёд тронулся, и следующие несколько часов пролетели как один миг. Я предполагал, что я потрачу минут пятнадцать на то, чтобы сделать несколько снимков, после чего уберусь восвояси, но так получилось, что я смог остаться на всё это время.
Поток посетителей – как журналистов, так и поклонников – совершал паломничество в номер 1742. Примерно к одиннадцати часам вечера события дня подошли к концу.
Я уже собирался уходить, когда ко мне подошёл Дерек Тейлор: “Леннон хотел бы посмотреть снимки”. С бьющимся сердцем я побежал в студию друга, чтобы проявить плёнки».
Фото Бруно Вагнини.
Бруно Вагнини (фотограф): «Мне было 19 лет, я изучал фотографию в Академии изящных искусств в Монреале. Однажды мой друг пригласил меня на встречу с Джоном и Йоко. Я был очень взволнован. Я взял с собой фотоаппарат “Никон”, который купил несколькими днями ранее, и, поскольку я не был уверен в возможности сделать какую-либо фотографию, то взял только одну чёрно-белую пленку на 36 кадров.
Ожидая в прихожей, чтобы попасть в спальню, я сделал несколько снимков дочери Йоко, Киоко. Я был уверен, что в спальне ничего нельзя сфотографировать».
Бруно Вагнини (фотограф): «Наконец я вошёл в номер: огромный номер с белыми стенами, с книгами, разбросанными повсюду брошюрами и антивоенными лозунгами на стенах. В глубине комнаты Джон и Йоко в пижамах, удобно устроились на кровати и отвечали журналистам. Спальня была превращена в политическую трибуну, и поклонники Леннона ответили тем, кто критиковал это оформление как рекламную кампанию, которая стала фарсом, заявив, что это было представление, ставящее под сомнение определения идентичности, приватности и пространства.
Мне удалось сделать двадцать шесть снимков Джона и Йоко, несмотря на то, что я находился на заднем плане, напротив окна. Это был день, который я никогда не забуду».
Джон и Йоко с Гейл Ренард.
Гейл Ренард: «Помню, как смотрела с Ленноном по телевизору фильм “Вечер трудного дня”. Моя мать поговорила с ним и четко объяснила, каковы правила: “Чтобы никакого секса и наркотиков с моей дочерью или ответишь передо мной”, и он согласился».
Дэйв Бист (канадский журналист газеты “Гэзетт”): «Как-то вечером, когда Дерек Тейлор спросил меня и мою тогдашнюю жену, Дину Джонс, не хотели бы мы задержаться ненадолго после того, как толпу вежливо попросят разойтись, чтобы Джон и Йоко могли немного отдохнуть.
Дерек, Дин и я устроились перед одним из телевизоров в номере и стали смотреть фильм “Вечер трудного дня”, в то время как Джон громко комментировал из (настоящей) спальни. Я уже использовал слово “сюрреалистично”?».
Хантер Дэвис (автор книги “Письма / Джон Леннон”): «Один из сотен автографов с рисунками, подписанных Джоном и Йоко во время “постельной акции” в Монреале для некоего Сэма – “Мир и Любовь”».
Один из плакатов монреальской акции “За мир”, подписанный Джоном Ленноном и Йоко Оно: “Мюррей К. приезжает в понедельник”. Мюррей К. (Кауфман) – известный американский радиоведущий, так называемый “Пятый Битл” во время первого визита группы в США в феврале 1964 года. Плакат висел на стене гостиничного номера в Монреале, слева от кровати.