Мик Джаггер и Кит Ричардс покидают тюрьму

30 июня 1967 г.

Кит Ричардс (группа «Роллинг Стоунз»): «Большую часть первого дня срока занимает процесс оформления. Тебя привозят с остальными новобранцами, загоняют в душ, а потом поливают какой-то штукой от вшей. «Повернись-ка, сынок, вот так, вкусно, да?» Всё заведение устроено так, чтобы сразу по максимуму тебя прогнуть. Стены «Скрабс» выглядели неприступно, двадцать футов всё-таки, но кто-то тронул меня за плечо и сказал: «Ничего, Блейк-то перебрался». За девять месяцев до того дружки шпиона Джорджа Блейка бросили ему через стену лестницу и вывезли его в Москву – побег, который наделал много шума. Но ведь ещё надо иметь русских дружков, которые перебросят тебя через границу».

Билл Уаймен (группа «Роллинг Стоунз»): «В Верховном суде судьям Диплоку, Брабену и Уоллеру понадобилось 25 минут, чтобы выслушать апелляцию Майкла Хейверса и Джеффри Лича. Они согласились выпустить Мика и Кита под залог пять тысяч фунтов с каждого плюс по тысячи фунтов с каждого поручителя, которыми стали Лесли Перрин и бухгалтер Стэн Блэкбурн. Повторное рассмотрение дела должно было состояться только осенью, а до этого времени Мика и Кита обязали оставаться в Англии, сдав свои паспорта.

Лес и Стэн покинули Верховный суд и отправились за Миком и Китом. Мик вышел из Брикстонской тюрьмы в 25 минут пятого. Он помахал рукой и улыбнулся фотографам и девушкам, а потом уехал в «Бентли» Кита, за рулём которого сидел [дорожный менеджер «Роллинг Стоунз»] Том Кейлок».

Мик Джаггер покидает Брикстонскую тюрьму, фото Фредди Рида.

Билл Уаймен (группа «Роллинг Стоунз»): «В восемь минут шестого они прибыли в «Скрабс» за Китом».

Кит Ричардс (группа «Роллинг Стоунз»): «Короче, в тюрьме я чинно ходил по кругу с остальными, и стоял такой базар, что для меня не сразу дошло похлопывание по спине: «Киф, залог на тебя пришёл, сучок ты такой». Я спросил: «Кому что передать? Пишите быстро». Пришлось развозить штук десять записок по семьям. Сплошные слёзы. Была в «Скрабс» своя доля сволочных ублюдков, в основном, конечно, вертухаи. Когда я садился в «Бентли», главная сволочь мне сказала: «Ещё вернёшься». Я ответил: «При твоей жизни – не дождёшься». Наши адвокаты подали апелляцию, и меня выпустили под залог».

Билл Уаймен (группа «Роллинг Стоунз»): «Кит появился из ворот в четверть шестого».

Мик Джаггер и Кит Ричардс покидают тюрьму «Скрабс», фото Эрика Пайпера.

Билл Уаймен (группа «Роллинг Стоунз»): «Прямо из тюрьмы они направились на встречу с адвокатами в Кингс-Бенч-Уок, потом зашли выпить в паб «Фазерс» на Флит-стрит. Мик пил водку с лаймовым соком, а Кит – виски с колой».

Кит Ричардс (группа «Роллинг Стоунз»): «Я вообще удивляюсь, что для нас всё обошлось не так ужасно, как могло. В тот же месяц мне полностью отменили приговор, а Мику оставили в силе, но убрали срок. Роберту Фрэзеру повезло меньше – он подписал признание в хранении героина, так что пришлось ему похлебать баланду. Сидеть он отправился с поднятой головой – в бабочке, с мундштуком в руке».

Стивен Дэйвис (автор книги «Время собирать камни»): «Том Килок забрал их из тюрьмы и отвёз сначала на встречу с Майклом Хэйверсом, а затем в паб на Флит-стрит, где Лесли Перрин устроил неформальную пресс-конференцию. «Свобода – это замечательно», – заявил повеселевший Мик репортёрам. Кейт сказал, что начал хро­мать – настолько он был поражен приговором.

Тем же вечером они встретились с Алленом Кляйном в его номере в отеле «Хилтон». Кляйн отобрал у Марианны гашиш в тот момент, когда она сворачивала сигарету, и выбросил его в унитаз. Мик и Марианна уехали в сельский коттедж от­ца Марианны, подальше от Лондона и любопытных глаз».

Билл Уаймен (группа «Роллинг Стоунз»): «О нас говорила вся страна, но мало кто из наших поклонников задумывался о том, что чувствует каждый из нас. Тюрьма по-настоящему напугала Брайана, Мика и Кита. Наше с Чарли будущее оказалось под угрозой».

Тони Санчес (друг «Роллинг Стоунз»): «Когда Роберта Фрэзера посадили в тюрьму, многие из его друзей-знаменитостей поняли, как не хватает им наркотических вечеринок в его квартире в Мэйфэйре. Они обращались ко мне, спрашивая, где можно найти ребят, тор­гующих марихуаной и кокаином, и я им объяснял. Вскоре я сам начал почти постоянно торчать с Брайаном, Китом или Джоном Ленноном. Я опасался, что Джон может пой­ти по стопам Брайана и в итоге позволит наркотикам уп­равлять своей жизнью. Он звонил мне почти ежедневно и просил помочь достать наркотики. Я же сам для себя не­давно решил, что постараюсь не превращаться в дилера. Однажды он очень агрессивно стал настаивать, чтобы я до­стал ему героин. Он даже послал за ним ко мне своего шо­фера. Я был настолько раздражен таким нажимом, что взял у водителя сто фунтов и вручил ему банку с двумя измельчёнными таблетками аспирина. “После этого, – подумал я, – он перестанет донимать меня раз и навсегда”. Однако на следующий день Джон вновь позвонил, про­ся следующую порцию. “А как вчерашняя?” – спросил я. “О, даже не знаю, – ответил он. – В общем, я почти не получил никакого кайфа”».

Пит Шоттон (друг детства Джона Леннона): «Джон перестал стремиться к тому, чтобы быть но­мером один, и поэтому был счастлив».

Синтия: «Измeнения в ментальных установках и ценностных ориентациях Джона повлекли за собой и серьёзные перемены в нашем домашнем бы­ту. У джазовых музыкантов есть выражение: «Он прислушивается к другому барабану». Это значит, что данный музыкант выбивается из общего ритмического рисунка. Примерно так было со мной. Джон всё ещё пребывал в поиске, тогда как я считала, что уже нашла всё, чего хотела от жизни. Бешеная круговерть нашей жизни пугала и тревожила меня, и мне было всё труднее общаться с Джоном. Друзья и прихлебатели, приходившие к нам, жили в том же мире иллюзий и видений, что и Джон, а остальные умело притворялись, боясь, что иначе станут персонами нон-грата.

Образ углублённого в себя интроверта ушёл в прошлое, началась эра домашних вечеринок. Джон возвращался домой после сессий звукозаписи и бдений в ночных клубах в сопровождении пёстрой толпы хиппового ви­да людей, которых подбирал по пути. Все были, ясное дело, под кайфом и приходили ради «путешествия». Джон не был с ними знаком, а я тем более. Всю ночь, вернее, остаток ночи они гуляли, слушали громкую музыку, опустошали холодильники и слонялись по дому. На следующий день весь дом был усеян телами личностей с мутным взором, ждущих, когда их накормят. Именно в тот период я поняла, что если сама не вступлю в этот клуб, то мы не выживем. Поэтому я уступила настойчи­вым просьбам Джона пуститься в ЛСД-путешествие вместе с ним и рядом близких друзей. Я не хотела этого, но надо было как-то спасать наш брак. Думаю, Джон делал то же самое, только по-своему – как заядлый выпивоха, который, столкнувшись с трезвенником, пытается передать ему свой кайф, чтобы добиться лучшего взаимопонимания.

Во время моего «путешествия» Джон вёл себя замечательно. Но если ЛСД давало ему ощущение счастья и нового осознания, то мне эти опыты были неприятны, более того, отвратительны. Ощуще­ния, которые я при этом испытывала, очень меня тяготили. Потеря контроля над своим разумом и галлюцинации вызывали панический страх. В страхе и слезах я смотрела на Джона в надежде, что он поможет мне вырваться из плена, в котором оказался мой рассу­док, но вместо этого видела, что мой любимый человек превращается в склизкую змею или гигантского мула с острыми, как бритва, зубами и язвительной ухмылкой. Джон всё время повторял, что любит меня и никогда не оставит, но я чувствовала только одно: я оп­ределённо схожу с ума, и здравый рассудок больше никогда ко мне не вернётся. Ужасное ощущение. И только когда эффект наркотика начинал отступать, спокойствие постепенно возвращалось ко мне, потому что я твёрдо знала: скоро это мучение закончится. А ког­да всё уже было позади, то ясно понимала, что всё то время, пока наркотик действовал, всё моё существо протестовало против насиль­ственного вторжения в его природу.

У других же всё было иначе: они, не сопротивляясь, подчинялись наркотическому эффекту, наслаждаясь великолепием галлюцинаций и неземных ощущений. Врождённый инстинкт самосохранения не позволял мне принять неестественное. Я не могла согласиться с тем, что наркотики не опасны, потому что видела слишком много примеров безумия и ломки психики. Наркотики делают людей незащищенными, подавляют их индивидуаль­ность, лишая тех качеств, без которых все мы были бы похожи на стадо овец. Вместо того, чтобы укреплять человеческие контакты, они их разрушают.

Предчувствие краха нашей семейной жизни быстро становилось реальностью. Несмотря на все мои усилия помешать этому, несмотря на все попытки Джона увлечь меня в свои эксперименты, стена, разделявшая нас, продолжала расти».

Бэн Уотсон (автор книги «Полное руководство по музыке Фрэнка Заппа»): «Фрэнк Заппа хотел встретиться с «Битлз», чтобы получить разрешение на пародию обложки «Сержанта Пеппера» для своего альбома «Мы Здесь Только Ради Денег». Я много раз встречался с Полом Маккартни, который участвовал в издании журнала «Интернейшнел Таймз», и позвонил ему, чтобы Фрэнк смог поговорить с ним и возможно организовать встречу. Но между ними возникло недопонимание. В то время культурные различия между Ливерпулем и Лос-Анджелесом были настолько велики, что они разговаривали на разных языках. Пол был удивлён. Он был хорошо знаком с записями «Матерей» (прим. – группа Фрэнка Заппы) и ожидал встретить умудрённого человека, с которым можно было бы кайфануть, покурить и пообщаться. Вместо этого, как рассказал мне Пол, Фрэнк разговаривал как американский бизнесмен: «Он постоянно говорил о продукте». Как бы то ни было, Пол дал своё согласие, и позвонил в офис Брайена Эпстайна чтобы уточнить, может ли Фрэнк осуществить задуманное. Тем временем у Фрэнка состоялся разговор с юристом «И-Эм-Ай». Оказалось, что «И-Эм-Ай», а не «Битлз», владели правом на обложку альбома.

Фрэнк был удивлён. Он сказал мне: «Но он же Битл! Он может делать, что хочет. Всё что ему нужно, это лишь подтвердить «И-Эм-Ай» своё согласие». Фрэнк принял решение и, как бы то ни было, использовал пародийную обложку Кэла Шэнкела, но лишь в качестве внутреннего конверта, поэтому знаменитая сцена толпы была внутри центрального сгиба конверта».