11 октября 1960 г.
Бэрри Майлз: «Выступление групп «Битлз» и «Рори Сторм и Ураганы» в клубе «Кайзеркеллер»».
(условная дата)
Джордж: «Мы жили в самом злачном городе мира. В 17 лет это очень бодрид. Это была своеобразная школа. Там были бандиты, трансвеститы и проститутки».
Алан Уильямс: «Старина Гамбург переживал дикие времена. Все сходили с ума по ребятам из Ливерпуля. Большинство музыкантов постоянно сожительствовали с проститутками, которые опекали их, как домашних любимцев, покупали им еду и одежду, когда они бывали на мели – а бывали они на мели довольно часто. Иногда они даже приобретали для «своих» мальчиков дорогостоящие инструменты».
Ринго: «Наверное, это плохо, но проститутки всегда любили нас. Они, например, всегда стирали мою одежду, а девушки-барменши всегда были добры к нам».
Алан Уильямс: «Как и все остальные, «ночные бабочки» Гамбурга были помешаны на «Битлз». Даже сегодня, если прогуляться по пользующимся дурной славой улочкам Гамбурга (как я сделал это недавно), где за окнами сидят полуобнажённые работницы и зазывалы бордельной индустрии, остановиться и поболтать с ними, они обязательно расскажут вам восхитительные истории о тех «шалунах» из «Битлз». Истории любви. Всегда с придыханием в голосе. Таблетки и спиртное часто приводили к довольно пикантным ситуациям, в которых фигурировало большинство из этих проституток».
Пит Бест: «У нас было полно девушек. До чего же это оказалось просто – я даже не представлял себе. Девушки и парни – чего проще».
Спенсер Мейсон: «Женщин можно было иметь сколько угодно».
Пит Бест: «Обычно мы имели в своем распоряжении пять или шесть девчонок. Через какое-то время Джон или Джордж кричали нам из своей комнаты, обращаясь к Полу или ко мне: «Ну, скоро ты там? Как насчет поменяться?» или «Ну как вы там, ребята? Мне бы хотелось попробовать какую-нибудь из ваших!».
Джон: «Пол и Пит соревновались, кто из них смазливее».
Полина Сатклифф: «Пит и Джон были всегда в первых рядах, когда дело касалось неприятностей. Пит в некотором роде отбился от других, когда связался с одной гамбургской девицей. Дома их всех ждали подруги, но тут они хорошо проводили время с местными девицами. В основном это были более старшие по опыту и возрасту девушки, нежели они сами. Джорджу вообще было еще только семнадцать, и все прикалывались над ним, когда они направлялись в какой-нибудь клуб «детям до восемнадцати».
Пит Бест: «Джон не любил однообразие в сексе. И он постоянно посвящал нас во все детали своих «экспериментов», говоря, к примеру: «…я попробовал позицию 69». У нас не было никаких оснований не верить его рассказам, он никогда ничего не скрывал о своих сексуальных пристрастиях. Еще больше ему нравилось, когда девушек одновременно было сразу две или три. И даже тогда, когда Джон занимался онанизмом, он не скрывал это от других».
Полина Сатклифф: «Синтия подтвердила мне, что Джон любил мастурбировать, поэтому я думаю, что Пит Бест ничего не преувеличил в своем рассказе, тем более что я всегда знала его как честного и откровенного человека».
Из интервью с Алланом Уильямсом в 2004 году (Киев):
Вопрос: Какие были отношения в группе, ребята не ссорились из-за девушек?
Аллан Уильямс: О нет, этого добра им всегда хватало. «Битлз» были как одна семья, они никогда не ссорились и прекрасно друг с другом уживались.
Вопрос: В гостиницах не дебоширили?
Аллан Уильямс: Что-то не припомню. Когда я был их менеджером, держал ребят в узде.
Филипп Норман: «Все было свободно. Все было легко. Секс был легкодоступен. Здесь не надо было охотиться за ним, как в Ливерпуле, и украдкой тискать кого-то в дверях магазина. Здесь он приходил сам и без лишних слов заключал в крепкие объятья; ничуть не смущенно, а наоборот – умело, профессионально. Даже наиболее циничные проститутки находили это очень пикантным – овладеть невинным мальчиком из Ливерпуля – соблазнить и купить, на время забыв, что сама являешься товаром».
Алан Уильямс: «Всегда находились хорошо сохранившиеся, молодящиеся дамы, готовые оплатить мальчикам выпивку и прочие необходимые для жизни мелочи».
Тони Денджерфильд: «У Джона тогда была подружка Марго, высокая полная немка, которая с ним не расставалась. Джон однажды вытащил ее из заварухи, и она считала, что обязана ему жизнью».
Джон: «У всех наших ребят были подружки-немочки, нечто вроде колонии. Они всегда ходили по тем же барам, где играли английские парни. Никакого шика в этом, конечно не было: в Гамбурге царило насилие и жестокость… помню, в клуб, где собралось немало английских парней, пришел наряд полиции и доктор; нас всех поставили у стены и приказали спустить брюки, чтобы доктор мог поставить всем вакцину против венерических болезней. Таким образом, власти хотели приостановить развитие этих болезней, обычных в этой среде, и это не удивительно, ведь все наши подружки были профессионалки с Репербан».
Альберт Голдмен: «Джон подхватил триппер, но, по его собственному выражению, это не доставило ему особых хлопот: «Один укольчик в задницу, и ты об этом больше не вспоминаешь».
Алан Уильямс: «Большинство ребят впервые оказались так далеко от дома. И они пустились во все тяжкие. Кто рискнул бы осуждать их за это? Их боготворили, где бы они не появлялись. Но не одни только «Битлз» оказались среди тех, кого вскоре после прибытия в Гамбург ждало жестокое разочарование».
Ян Хайнес (группа «Джетс»): «Приезжая в Гамбург, эти бедняги [вновь прибывшие группы], как правило, знали, что здесь творится, но не обращали внимания на мои предостережения, а потом возвращались в старую, добрую Англию с гонореей, сифилисом и прочими венерическими заболеваниями».
Алан Уильямс: «Гамбург изобиловал венерическими заболеваниями всех мастей. Едва ли нашёлся хотя бы один парень из Ливерпуля, который не водил бы знакомства с умелыми врачами-венерологами. Гамбург – большой международный порт, и власти были хорошо подготовлены, чтобы справляться с подобными проблемами.
Одним из самых отвратительных последствий в сфере распространения венерических болезней среди ливерпульских групп в Германии было то, что когда они возвращались домой, они разносили эту заразу по всей Англии. Я не говорю, что они делали это намеренно. Просто так получалось. Цифры роста венерических заболеваний в Британии в тот период времени закручивались спиралью, словно сумасшедшие. Лично я убеждён в том, что причиной этому был постоянный экспорт венерии из Гамбурга.
Ребята из ансамблей наплевательски относились к своей личной гигиене. Это не было преступной небрежностью с их стороны, просто они об этом не очень заботились. К тому же, они не имели никакого понятия о симптомах каких-либо венерических заболеваний. Нынешних кричащих пропагандистских компаний в те дни попросту не было.
Я был старше большинства музыкантов, и со своими проблемами они нередко приходили ко мне. Одной из этих проблем как раз и была венерическая зараза. Я вполне мог иметь широкую известность, как Маленький Трипперолог из Гамбурга. Хотя я мог бы и обойтись без этого титула. Но так оно было на самом деле. Я делал всё, что было в моих силах. Местом, где в свободное время собирались почти все музыканты, включая «Битлз», был небольшой бар на Гроссе-Фрайхайт. Он назывался «Гретель и Альфонс». Бар был крохотный, на его верхнем уровне располагалась маленькая зона для посетителей. Там не было ничего, о чём стоило писать домой, но по какой-то причине «Битлз» обожали его, как и большинство их приятелей. Я не называю каких-либо имён, но я часто выполнял работу Маленького Трипперолога из Гамбурга в задней комнате этого бара.
Один из ребят украдкой подкатывался ко мне: «Послушай, Эл, могу я поболтать с тобой с глазу на глаз? Пару минут?». «Конечно. Что случилось?». «Ну, хм… хм… давай пройдём в заднюю комнату». Мы удалялись в заднюю комнату, оставляя остальных ребят пить своё пиво и поглядывать на часы, чтобы быть уверенными в том, что они не опаздывают с выходом на сцену. Парень, состроив озабоченную физиономию, начинал разговор: «Слышь, Эл, не говори никому об этом, лады?». Я уже знал, что последует дальше. Мне будут сниться эти натёртые концы. Хорошо, что они меня не возбуждают. Я – чистый гетеросексуал. «Хорошо, хорошо. В чём проблема?». Член группы начинал вертеть в пальцах собачку от молнии. «Позапрошлой ночью я был с этой девчонкой. Я не знал, что она в игре. Мне кажется, с моим концом что-то не так». «Да, давай же, наконец, посмотрим».
Молния расстёгивалась, доставался внушительный «инструмент», и Маленький Трипперолог из Гамбурга приступал к его внимательному осмотру. Я смотрел присутствие опухоли в паху, выделений с конца, спрашивал о боли при мочеиспускании, в общем, все те вещи, о которых я читал. К сожалению, я часто находил эти симптомы очень и очень выраженными. Иногда я просил музыканта помочиться в пивную кружку и исследовал мочу при слабом освещении задней комнаты бара «Гретель и Альфонс». В таких обстоятельствах можно было наделать кучу ошибок. Особенно если кружка не была тщательно вымыта.
В роли Маленького Трипперолога из Гамбурга я старался всё делать правильно. Если у меня возникали какие-либо сомнения, я всегда настаивал, чтобы парни обратились к местному знахарю или заглянули в ближайшую клинику. Для большинства ребят я договаривался о том, чтобы они получили частное лечение, поскольку робость и смущение удерживали их от похода в большие больницы, которые обслуживали подобные случаи. Они не всегда следовали моим советам. Да и сегодня никто им не следует. Многие из парней оказывались вылеченными лишь временно или частично. Им предписывалось забыть про алкоголь и другие стимуляторы, чтобы получаемые ими противовенерические уколы могли правильно подействовать. Но ребята были настолько безалаберны и так погружены в привычный для них образ жизни, что им трудно было отказаться от «колёс» и спиртного. Когда все вокруг тебя пьют и глотают таблетки с уверенностью, как будто завтрашний день уже никогда не настанет, это вряд ли будет располагать к соблюдению железной самодисциплины.
Помимо всего прочего, мальчики не всегда проходили полный курс лечения. По возвращении в Англию, они обнаруживали, что у них по-прежнему «лихо капает с конца», но (хей-хо!) кого это тогда заботило? Так что, немало бедных девчонок из провинциальной глуши возвращались домой после ночи, проведённой с любимой группой, понятия не имея, что уже подцепили какую-нибудь венерическую заразу. На самом деле всё это было очень-очень грустно».
Питер Браун: «Только по возвращении из Гамбурга венерологу удалось окончательно вылечить их».
Полина Сатклифф: «В одном из своих писем, адресованном к Сьюзен Виллиамс, Стю достаточно категоричен: «Гамбург – это большие аморальные джунгли».
Алан Уильямс: «В перерывах между выступлениями парень знакомился в баре с очаровательной девушкой. Он заказывал выпивку, держал её за руку, шептал ласковые слова, потом договаривался провести вместе ночь и, возможно, думал, что – вот она, любовь. Через пару дней, проснувшись в одном из борделей, он вдруг обнаруживал свою подружку, торгующую собой через окно, одетую в кожаные трусики и размахивающую плёткой».
Гибсон Кэмп (ударник группы «Рори Сторм»): «Я это называл «университеты жизни». Это вместо того чтобы посещать нормальный университет. Конечно, ночные бабочки учили нас разным вещам, которыми мы вряд ли бы научились в окрестностях Ливерпуля».
Колин Мэнли (группа «Ремо Фо»): «Было забавно наблюдать за трогательными прощаниями, а потом стать свидетелем, как чья-то девушка держится за руки с музыкантом из следующей группы, только что прибывшей из Англии».
Пол: «Гамбург открыл нам глаза. Мы приехали туда детьми, а уехали… повзрослевшими детьми! Мы были просто детьми, вырвавшимися на волю. После Ливерпуля оказались в Гамбурге. Мы знали только Ливерпульских девченок. А в Гамбурге было иначе.
Мы пережили секс-шок, узнали девушек с Репербана и девушек классом повыше, которые появлялись только в выходные и уходили к десяти часам, потому что немецкая полиция устраивала Аусвайсконтрол (прим. – проверку документов).
Были и другие девушки, в стиле Репербана, исполнительницы стриптиза. Если ты знакомишься с девушкой, то она обязательно оказывалась стриптизершой. Вокруг нас были люди только такого рода. Ведь мы выступали поздно вечером. Так что, для тех, у кого раньше в жизни было не так уж много секса, а мы были именно такими, вдруг оказаться в обществе прожженных стриптизерш, которые, естественно, все знали о сексе, было настоящим открытием. Если прежде в твоей жизни не было секса, то нынешнее положение вещей должно было тебя полностью устраивать. Ведь здесь всегда можно было найти готовую просветить тебя подружку. Так мы прошли секс-крещение огнем. Секса там было в избытке, а мы словно с цепи сорвались».
Стриптиз в одном из ночных клубов на Сан-Паули, Гамбург 1960 г.
Ринго: «Нам было двадцать лет (по крайней мере, мне), мы ходили в стрип-клубы, и это было потрясающе. Сравнить это можно только с «Обнаженными во льду» в Ливерпуле, где в прозрачных плексигласовых кубах были спрятаны обнаженные женщины, и вдруг в Германии мы увидели все сразу. Я побывал, наверное, во всех клубах, ведь мы научились бодрствовать днем и ночью».
Джон: «Когда нам было спать, если мы играли, пили и знакомились?».
Пол: «Мы были простыми ливерпульскими ребятами и еще не знали, что нас могут выслать на родину. В Ливерпуле все девушки носили пояса целомудрия, как в эпоху Средневековья. Здесь же, в Гамбурге, все выставляли напоказ. И, похоже, знали, на чьей стороне преимущество. Это было все равно что узнать, каков пудинг, попробовав его. Девушки выглядели потрясающе, так что времени мы не теряли. Все они работали барменшами и ничем не походили на обычных милых девственниц, с которыми мы встречались раньше, а мы стремились, чтобы нас чему-нибудь обучили. Образование мы получили в Гамбурге. Это было нечто».
Стриптиз в ночном клубе «Калибри», Гамбург 1960 г.
Джордж: «В конце пятидесятых в Англии о таком можно было только мечтать. Все девушки носили бюстгальтеры и корсеты, сделанные, казалось, из закаленной стали. Добраться до них было невозможно. Снять с них все, не сломав рук, не удавалось. Помню вечеринки в доме Пита Беста или еще где-нибудь, эти бесконечные вечеринки, где я тискался с какой-нибудь девчонкой, сгорая от желания по восемь часов подряд, пока у меня не начинало болеть в паху, и так и не получал облегчения. Вот так бывало раньше. Времена были совсем не те.
С одной стороны, такое будет всегда – разные сексуальные желания, гормоны. А с другой стороны – нажим сверстников: «Как, ты еще этого не пробовал?». И ты начинаешь думать: «Пора попробовать и мне». А все вокруг хвастаются: «А как же, конечно, пробовал!». «А сиськи трогал?». «Трогал». «А мне удалось и пальцем!».
Конечно, в Гамбурге у меня не было стриптизерши. Я знаю, что Пит встречался с одной. В клубах выступали молоденькие девушки; мы были знакомы с несколькими, но в оргиях я не участвовал. Первый раз я занимался сексом в Гамбурге – можно сказать, под наблюдением Пола, Джона и Пита Беста. Мы все лежали на койках. Видеть они, конечно, ничего не видели, потому что я укрылся одеялом, но когда я кончил, они все заорали и начали аплодировать. Хорошо еще, что молчали, пока я трудился».
Пол: «Мы лежали тихо, отвернувшись лицом к стене, и притворялись спящими. К тому времени все мы уже успели набраться опыта, только Джордж немного отстал».
Алан Уильямс: «Остались у кого то ещё вопросы по поводу того, откуда к и без того невыносимым характерам «Битлз» и других ребят добавилась излишняя жёсткость после их пребывания в Гамбурге? Жизнь была такова, соглашались они. Такова была жизнь.
Это был процесс грубой закалки, текущий в той неуравновешенной, безумной атмосфере нескончаемых «колёс», выпивки и диких, шумных восторгов окружающих, переполнявших пабы и клубы в поисках забавных и чарующих развлечений, обеспечиваемых этими странными музыкантами с Мерсисайда.
Кое-кто из членов ансамблей – я не называю имён – воспылали реальной страстью к хорошеньким трансвеститам в клубах для геев. Вы скажете, что я неправильно использую слово «хорошенький», но я брошу вызов любому, кто объяснит мне, в чём разница между мужчиной и женщиной, если у мужчины/женщины огромные сиськи, ноги от ушей и персикового оттенка кожа. Среди ливерпульцев тоже было несколько парней, – и снова, я не называю никаких имён – которые одевались в женские одежды, чтобы получить максимальное возбуждение от общения с этими трансвеститами. Эти странные мужчины/женщины растили свои привлекательные бюсты путём инъекций силикона, либо принимая гормональные препараты. Им не составляло большого труда привести неразборчивых клиентов к мысли о том, что они встречаются с фантастически привлекательным женским существом. Затем, в критический момент соблазнённый клиент вдруг обнаруживал, что «она» в некоторых смыслах практически ничем не отличается от него самого. Порой было даже удивительно, насколько именно не отличается!».
Джордж: «Однажды к нам в гости из Ливерпуля приехал наш друг Берни. Он вошел к нам в клуб и заявил: «Я только что довел до оргазма одну классную пташку в сортире». Тут мы ему в ответ: «Это вовсе не пташка, Берни!».
Пол: «Мы объяснили Берни, что к чему. К этому времени мы уже все знали про клуб «Рокси». Там собирались первоклассные пташки с низкими голосами, которые называли всех «мой маленький шнадл пудль» – что-то вроде «голубчик». Поначалу мы ничего не понимали, но через несколько недель до нас дошло, что все они – геи. Некоторым из них мы нравились, потому что были молоды и выглядели неплохо. Тут и приехал обычный ливерпульский паренек Берни: «Ладно, ребята, вы только посмотрите на нее, это же класс!». Мы уже знали, что к чему, поэтому ответили: «Да, да, я был с ней, она потрясающая». На следующий день он пришел и сообщил: «Чума! Я сунул ей руку пониже, а у нее там болт!». Мы покатились со смеху. Мы взрослели, набираясь подобного опыта, и быстро привыкали к нему. Все наши деньги мы тратили на выпивку и вообще неплохо развлекались».
Джордж: «Весь район Репербана и Сан-Паули чем-то напоминал Сохо. Стоило выпить пива, развеселиться и начать гудеть с друзьями, как удержаться было уже невозможно. Мы жили в районе, где было все. Там были места, где собирались лесбиянки, но я там никогда не бывал. Или салоны, где женщины боролись в грязи; а были еще и трансвеститы и так далее. А мы только развлекались, играли рок-н-ролл и иногда шумели. В отличие от баек о нас, серьезные книги придают всему этому слишком большое значение».
Полина Сатклифф: «В своих письмах Стю писал: «С некоторых пор я стал тут получать знаки внимания не только от девушек, но даже от гомосексуалистов, которые называют меня очень красивым и привлекательным. Вы только представьте, я, комплексуя по поводу своей внешности и роста, считал себя дома просто уродцем. В Гамбурге ко мне относятся так, как если бы я был Джеймсом Дином. Я польщен. Не подумайте, что я имею дела с гомосексуалистами. Их тут не так много и они вполне безопасны. Им достаточно просто сидеть и смотреть на меня. Его письма, адресованные мне и Джойс, были гораздо более подробными и честными, чем те, что получала мать, которой он писал, в основном, о своем здоровье, о питании».
Алан Уильямс: «Я частенько зависал в компаниях трансвеститов. И это не было простым любопытством. Я всегда считал этих мужчин/женщин в высшей степени занимательными собеседниками, даже если при этом вы не собирались совать им пачку дойчмарок за постельные услуги. Им нравилось болтать и общаться в перерывах между клиентами.
Однажды со мной заговорила одна из «девочек», ростом шести футов четырёх дюймов, на высоких шпильках. На «ней» было дорогостоящее вечернее платье, украшенное блёстками и разрезом почти до верхней части бедра. Ноги были великолепны. Она выглядела соблазнительно – если вы не знали, что «она» – мужчина. Он/она обратилась ко мне: «Я знаю, ты Алан Уильямс, менеджер «Битлз»?». Она разговаривала на прекрасном английском. Они многому учились в постели, эти трансвеститы. Я внутренне напрягся. «Да, я их менеджер. Они хорошие ребята».
Мне стало интересно, что будет дальше. «Они прелестные мальчики», – протянула «она». Лучшие, согласился я. И ещё прекрасные музыканты. «Ты вышел поразвлечься?» – спросила «она», окидывая меня взглядом снизу доверху. «Как и все», – ответил я. «Я имею в виду, поразвлечься с такими, как я». «О, нет». «Я тебе не нравлюсь?». «Она» начинала становиться агрессивной, как многие из их компании, когда обнаруживали, что ты не считаешь их настолько уж привлекательными. «Мне не нравятся мальчики». «Я не мальчик». «Но и не девочка, точно».
«Она» была сложена словно каменная стена. С массивными плечами. Ничего особенного, если это было вам по нраву. «Она» начала злиться. «Не стоит казаться таким грёбаным умником», – сказала она, забыв о своём женственном образе. В принципе, его у «неё» и так было не очень много с самого начала. «Послушай, ублюдок, ты и твои разлюбезные «Битлз», я знаю их очень хорошо». «Возможно», – сказал я. В этом районе мальчики истоптали практически каждый уголок. Они любят шляться по окрестностям. «Да-да», – продолжала она, – «очень-очень хорошо». «Ты хочешь сказать, что ты с ними спала или что-то в этом роде?». «Догадайся сам, маленький гадёныш», – произнесла «она» надменно. Теперь «она» говорила как истинная ливерпульская леди.
«Не верю», – сказал я, бросаясь на защиту своих мальчиков. Я знал, что они бы не позволили себе такого. «Она» упомянула два из их имён. «Спроси их сам», – сказала «она». «Ни слова правды. Одна ложь». «Ты назвал меня лгуньей?» – «Она» нависла надо мной. Одним движением своей титьки «она» могла бы сбить меня с ног. Бруно вмешался и осадил её.
У него были большие связи в 4-м районе Гамбурга. «Она» это знала и мгновенно поменяла своё вызывающее поведение. Меня оставили в покое. Бруно любил такие места. Я же мог принимать их только в очень малых дозах. Никто из «Битлз» не мог позволить себе такого. Я выбросил эту мысль из головы. «Она» была просто гадким трансвеститом, пытающимся затеять ссору, решил я. В те времена в Гамбурге хватало порочных личностей».
Полина Сатклифф: «В Гамбурге между Джоном и Стю сложились очень близкие отношения. Даже после того, как ребята вернулись в Англию, а Стю остался в Германии, они писали друг другу длинные, до двенадцати страниц письма. Все эти письма исчезли. Все это время я догадывалась, что между Стю и Джоном были сексуальные отношения, но я не хотела травмировать нашу мать. То, что произошло между ними, было вполне естесственным: два одиноких молодых человека, нуждающихся в поддержке и нашедших ее друг в друге.
В книге Джеффри Джулиано он пишет, что во время той первой поездки в Гамбург, когда Пол, Джордж и Пит ушли повеселиться с местными девочками, Джон и Стю зашли в выпить в одно из заведений на Репербане. Там они изрядно нагрузились, и ощущение одиночества и неустроенности навалилось на них: «Что делают они, два художника, в этом месте?». Когда они вернулись к себе в комнату, там никого не было. Джулиано считает, что тогда между Стю и Джоном и произошла первая сексуальная связь. Стю спал на верхней полке двухярусной кровати, а Джон внизу. Через некоторое время Джон безмолвно залез на верхний ярус к Стю. Ему нужно было утешение и поддержка, которое незаметно перешло в сексуальные отношения.
Новая среда, в которую они погрузились в Гамбурге, вполне могла способствовать этому. Никогда раньше они не видели транссексуалов или трансвеститов, никогда раньше не жили в таком ритме, не употребляли стимуляторов. Все это могло подтолкнуть их таким отношениям. Если добавить к этому, насколько они были близки в эмоциональном плане. Возможно, что та среда, в которой они жили, расширила их границы и позволила почувствовать, что в этом мире приемлемо все. Если добавить к этому их эмоциональную близость и очень близкие отношения с Джоном, то я не удивилась бы тому известию, что они вступили в гомосексуальные отношения между собой.
Джеффри Дулиано ссылается на Дерека Тейлора, который занимался связью с общественностью с группой «Битлз», который в 1983 году так прокомментировал слухи о возможной гомосексуальной связи между Джоном и Стю. Он сказал, что об этом ему сказал сам Джон во время одного из своих «кислотных путешествий». Со слов Джона, «Стю был похож на хорошенького мальчика» и, учитывая то обстоятельство, что в Гамбурге ребята жили в условиях одновременной близости и разгульной декадентской жизни, это было вполне возможно. Тейлор допускает, что это был вполне неосознанный шаг. Я не думаю, что Джон был гомосексуалистом, хотя это само по себе и не так важно. Я допускаю, что он мог вступить в гомосексуальную связь в один из тех моментов, когда он терял над собой контроль. Стю тоже не был госмосексуалистом. Но он был исследователем, у него было яркое артистическое выражение, он занимался живописью, и его философское мировоззрение всегда было направлено на ломку стереотипов. Джон был харизматичной личностью, он обладал определенной силой и он любил и доверял Стюарту.
В Ливерпуле они тоже жили вместе, но Гамбург – это совсем другой город. Стимулирующие препараты, которые они там применяли, могли способствовать тому, что их эмоциональная близость и тяга к исследованиям подтолкнули их к близости. Возможно, это было несколько раз, а может один-единственный, когда им было особенно одиноко.
Долгое время я пыталась понять, в чем была причина неприязни между Полом и Стю? Возможно, Пол догадывался, какие отношения были между Джоном и Стю.
Происхождение мужского гомосексуализма, как предполагается, в основном вытекает из особенностей психологических отношений между отцом и сыном. Скажем, когда этих отношений не достаточно или когда появляется в некотором смысле, двойственное отношение к отцу со стороны сына. Я не знаю, насколько обоснованны такие теории, но давайте посмотрим на Джона как на мальчика, ищущего своего отца, желающий получить его любовь и внимание.
Наш отец первые семь лет Стю жил с нами. Он заботился о нас, сделал в саду детскую мебель. Мы чувствовали его заботу. Он был с нами. У Джона не было ничего подобного и это отразилось на его экстремальном характере поведения, который сопровождал всю его жизнь.
Филип Хартэс, преподаватель скульптуры в художественной школе, где учился Стю, сравнил Джона с «автомобилем, у которого отсутствуют тормоза» – очень подходящая метафора. Не исключено, что под влиянием наркотиков и алкоголя и при отсутвтии «тормозов» Джон вполне мог перейти границу и в сексуальных отношениях».
Стю и Джон (кадр художественного фильма).
Алан Клейсон: «[В своей книге] Полина Сатклифф намекает, что Стюарт и Джон занимались сексом во время первых гастролей в Германии, но, если этот эпизод действительно имел место, она не может считаться свидетельницей. Источником ее сведений была книга Джулиано «Леннон в Америке», а сам Джулиано мог лишь строить предположения».
Астрид Киршер: «Это настолько ужасно и настолько не соответствует истине, что, конечно, я бы знала об этом».
Пол: «С интимом у нас всегда были проблемы. Мы вечно заставали друг друга в такие моменты. Я входил и видел прыгающие вверх-вниз ягодицы Джона и девушку под ним. И это было в порядке вещей: ты входил, восклицал: «О, черт, извините!» – и выбегал из комнаты. Все было предельно просто, как у подростков: «Тебе не нужна комната? Я хочу перепихнуться». И ты приводил в комнату девушку. Вот почему мне всегда казались очень странными слухи о том, что Джон – голубой. Пятнадцать лет мы делили одну комнату вся наша жизнь была на виду, но никто ни разу не застал Джона с парнем. Думаю, будь Джон на самом деле геем, он не стал бы скрываться: выпив, он забывал обо всех запретах».