9 октября 1947 г.
В этот день Джону Леннону исполнилось 7 лет.
(условная дата)
Хантер Дэвис: «Когда Мими Смит стала матерью-воспитательницей Джона Леннона, она с большим рвением взялась за выполнение этой задачи. «Ни разу за все десять лет я не вышла ночью за порог этого дома», – говорила она, как бы противопоставляя себя Джулии, которая готова была вылезти в окно, если дверь оказывалась заперта. Джон Леннон, со своей стороны, всегда отдавал должное тете за то, что та дала ему дом, образование, родительское внимание – все, чего он был лишен по легкомыслию собственных родителей. В то же время Джон испытывал глубокую неприязнь к Мими, упрекая ее, что она сводила его с ума своим воспитанием. Несмотря на свои благие намерения и самопожертвование, Мими Смит была далеко не самой подходящей кандидатурой на роль матери для такого неуравновешенного мальчика, каким был Джон. Будучи скорее тираном, нежели матерью, Мими оказалась типичной теткой, которая, говоря о любви к детям, не умела с ними обращаться, поскольку сама она в душе давно перестала быть ребенком. Лучшим объяснением ее неполноценности как матери является ее собственное далеко не счастливое детство.
Вместо того чтобы родить собственного ребенка, Мими неофициально усыновила одного из племянников. Взявшаяся за воспитание Джона, Мими являла собой полную противоположность его матери. Наверное, именно этим можно объяснить двойственность натуры, которая была присуща Леннону на протяжении всей жизни. Джулия была веселой и ребячливой, она любила смеяться, петь и подолгу играла с Джоном. Мими всегда сохраняла дистанцию и была холодна, она заботилась о благе племянника, но была нетерпима к любым «глупостям». Джулия была исключительно ветреной особой, и дело доходило до того, что она приводила в дом любовников, вызывая тем самым ревность сына – последствия такого поведения матери мучили Джона на протяжении всей жизни. Мими и Джордж были спокойной пожилой семейной парой, никогда не выражавшей открыто взаимных симпатий, и у Джона даже создалось впечатление, что тетка больше привязана к своим кошкам, чем к мужу. Трудно себе представить более несовместимую атмосферу, царившую в обоих домах. Если у Джулии в доме все вечно было вверх дном и царил полный беспорядок, то Мими поддерживала в Мендипсе такую чистоту и такой порядок, какие бывают только в больнице. Кроме того, она была убеждена, что покой и дисциплина пойдут на благо племяннику. Благодаря тете Мими, детство Джона проходило, как долгое выздоровление в больнице для сирот, в которой он оставался единственным пациентом.
Воспитание Джона основывалось на двух принципах: он должен был находиться под постоянным присмотром и набираться культуры, которая позволила бы ему подняться вверх по социальной лестнице. Таким образом, ему разрешалось встречаться только с теми детьми, которых тщательно выбирала сама Мими».
Мими: «Однажды я шла по Пенни-Лейн и наткнулась на плотное кольцо мальчишек, следящих за дракой. Вот бандиты, подумала я. Они были из другой школы, не из той, где учился Джон. Потом ребята расступились и появился, волоча за собой пальто, один из хулиганов, – о ужас, это был Джон. Джон очень любил, когда я рассказывала ему эту историю. «В этом ты вся, Мими, – говорил он. – Все хулиганы, только не я».
Хантер Дэвис: «Впрочем, она предпочитала видеть его играющим в одиночестве у себя в комнате или в хижине, оборудованной для него между ветвей дерева в саду за домом. Он мог читать, писать или рисовать, но должен был избегать буйных игр. Стараясь свести на нет пристрастия, характерные для тех, кто происходил с рабочих окраин, Мими запрещала ему ходить в кино (помимо классических фильмов Уолта Диснея, на которые его отпускали два раза в год – на Пасху и на Рождество, – он все же смог посмотреть вместе с дядей Джорджем несколько вестернов). Она наложила запрет на телевизор и комиксы, записала его в библиотеку и стала учить разговаривать так, как это делали «шикарные люди». Она хотела, чтобы он пошел учиться и стал первым мальчиком в семье, получившим профессиональное образование.
Во всех своих педагогических начинаниях Мими пользовалась поддержкой мужа. Несмотря на то, что отец Джорджа Смита содержал молочную ферму, в этой семье было несколько учителей, включая и эксцентричного братца Джорджа, который числился в штате Ливерпульского института. Сам Джордж Смит когда-то мечтал стать архитектором. Но добившись замечательных результатов в рисовании и иностранных языках, был отчислен из школы за непослушание: мальчик ударил по мячу после того, как ему это запретили. Поэтому он стал работать с отцом, Фрэнки Смитом, а затем отправился служить в армию. Молочная ферма была продана еще во время войны, после смерти Фрэнки, который утонул в болоте, и по возвращении из армии Джордж устроился работать на авиационный завод.
Когда в страну вернулся мир, Джордж остался без работы. Будучи большим любителем скачек, он открыл «подпольную» букмекерскую контору, но потерял на этом много денег, после чего контору закрыл и вышел на вынужденную пенсию. Теперь он получал доход от нескольких домов, доставшихся ему в наследство, в которых Мими сдавала комнаты студентам медицинского факультета. Жить становилось все труднее, причем до такой степени, что Джон впоследствии признавался: у тетки он никогда не мог наесться досыта.
Джордж, у которого после неудач в бизнесе образовалось много свободного времени, учил племянника читать по газетам, рисовать карандашом и акварельными красками. Ни он, ни Мими ничего не понимали в музыке, но радиоприемник в гостиной не умолкал целый день, а благодаря дополнительному динамику Джон получил возможность слушать радио и у себя в комнате. Он мог часами валяться на кровати, задрав ноги на стену, погрузившись в чтение или предаваясь мечтам.
Несмотря на амбиции Мими, Смитов не принимали в буржуазных семьях, которые жили по соседству. Как они ни старались, им суждено было навсегда остаться простолюдинами. Джорджу ставили в упрек то, что он был букмекером, а Мими недолюбливали за чрезмерную чопорность и недружелюбие. Джон, который воспитывался как респектабельный буржуа, после ряда неприятных инцидентов обнаружил, что в действительности к этому миру не принадлежит. И тогда он восстал – не против класса, отторгшего его, и даже не против буржуазии, а вообще против любых форм общественной жизни, даже самых маргинальных. Всю свою жизнь Джон Леннон считал себя изгоем».
Джон: «Больнее всего быть нежеланным, сознавать, что родители не нуждаются в тебе так, как ты нуждаешься в них. В детстве у меня бывали минуты, когда я упорно не замечал этой уродливости, не хотел видеть, что я нежеланный. Эта нехватка любви вливалась в мои глаза и в мой разум.
По-настоящему я никогда и никому не был нужен. Звездой я стал только потому, что сдерживал чувства. Ничто не помогло бы мне пережить все это, будь я «нормальным». Порой я даже радовался тому, что у меня нет родителей. Родные большинства моих друзей мало чем напоминали человеческие существа. Их головы были забиты мелочными буржуазными опасениями. А мою переполняли мои собственные мысли и идеи. Я жил развлекаясь и втайне мечтал найти того, с кем можно поделиться мыслями. Большинство людей я считал мертвыми. Немногих – полумертвыми. Любого пустяка хватало, чтобы рассмешить их.
Большинство людей всю жизнь находятся под чужим влиянием. Некоторые никак не могут понять, что родители продолжают мучить их, даже когда их детям переваливает за сорок или за пятьдесят. Их по-прежнему душат, распоряжаются их мыслями и разумом. Этого я никогда не боялся и никогда не пресмыкался перед родителями».