2 декабря 1968 г.
Бэрри Майлз (автор книги “Календарь ‘Битлз’”): «В США поступил в продажу альбом “Чудесная стена” – саундтрек к фильму, музыка к которому была написана и спродюсирована Джорджем Харрисоном и записана при участии индийских музыкантов (прим. – в Великобритании альбом вышел 1 ноября 1968 года). Первая сторона: “Микробы” (Microbes) – 3:42, “Дама в красном тоже” (Red Lady Too) – 1:56, “Табла и Пакавай” (Tabla and Pakavaj) – 1:05, “В парке” (In the Park) – 4:08, “Сверление дома” (Drilling a Home) – 3:08, “Гуру Вандана” (Guru Vandana) – 1:05, “Масляные ноги” (Greasy Legs) – 1:28, “Катание на лыжах” (Ski-ing) – 1:50, “Гат Кирвани” (Gat Kirwani) – 1:15, “Сцена сна” (Dream Scene) – 5:26. Вторая сторона: “Вечеринка в Сикомбе” (Party Seacombe) – 4:34, “Любовная сцена” (Love Scene) – 4:17, “Плач” (Crying) – 1:15, “Ковбойская музыка” (Cowboy Music) – 1:29, “Фантазия с блёстками” (Fantasy Sequins) – 1:50, “На кровати” (On the Bed) – 2:22, “Стеклянный ящик” (Glass Box) – 1:05, “Чудесная стена будет здесь” (Wonderwall to Be Here) – 1:25, “Пение Ом” (Singing Om) – 1:54».
Вячеслав Бондаренко (“Музыкальная газета”): «Саундтрек “Чудесная стена” был издан 1 ноября в Англии, 2 декабря в США, лондонская премьера фильма состоялась ещё позже – 20 января 1969 года. Все эти даты были выбраны крайне неудачно, ибо почти одновременно с работами Харрисона вышли битловсие альбомы “Белый альбом” и “Жёлтая подводная лодка”, и всё внимание публики досталось, конечно же, им. Ну, а кроме того, битломаны ожидали от Джорджа чего угодно, но только не сложнейшего синтезаторного арт-рока с элементами психоделики и индийской музыки. Альбом явно опередил своё время. Относительным хитом, поднявшим “Чудесную стену” на 49-е место в хит-параде, стала композиция “Катание на лыжах” (Ski-ing). Джордж отнёсся к неуспеху своего сольного первенца с великолепным хладнокровием».
Джордж: «Мне было интересно писать музыку к фильму. Как эта музыка продаётся, меня не касается».
Мик Джаггер: «Нам нужно семейное шоу. Я хочу шоу Эда Салливана без Эда Салливана».
Майкл Линдсей-Хогг (режиссёр): «Мы начали думать о том, кого мы хотим пригласить на шоу “Рок-н-ролльный цирк Роллинг Стоунз”. “Мы” на тот момент – это я и “Роллинг Стоунз”. Все приглашённые музыканты были взяты из маленькой адресной книжки Джаггера. Сперва мы позвонили Питу Таунсенду, и он сразу же согласился. Первой группой, которую все хотели пригласить, была “Ху”, и они были первой группой, которая согласилась.
С группой “Ху” я работал с 1965 года. Раньше я снимал рок-н-ролльное телевизионное шоу под названием “На старт, внимание, марш!”, и они часто в нём участвовали. Продюсер шоу в то время был большим поклонником “Ху” и часто их приглашал.
Когда я учился в Оксфорде, то познакомился там с Китом Ламбертом, который впоследствии стал менеджером “Ху”. Мы не то, чтобы дружили, но общались. Когда я начал работать в шоу “На старт, внимание, марш!”, то как-то раз услышал знакомый голос, раздававшийся в соседнем офисе, и это был Кит. Он и Крис Стэмп (прим. – один из менеджеров группы “Ху”) обсуждали, какая песня должна быть первой на этом шоу. Позже в Лондоне я со своей девушкой жил в одной квартире с Китом, и Пит Таунсенд часто к нам заходил».
Билл Уаймен (бас-гитарист группы “Роллинг Стоунз”): «На съёмки шоу “Рок-н-ролльный цирк Роллинг Стоунз” были приглашены наши любимые исполнители, в том числе “Ху”, Тадж Махал, “Джетро Талл”, Эрик Клэптон и Марианна Фейтфулл».
Стивен Дэйвис (автор книги “Время собирать камни”): «Первоначально Мик хотел выступить вместе с группой “Ху”, Марианной Фейтфулл, Доктором Джоном, новой группой Грэма Парсонса “Флайинг Баррито Бразерс” и “супергруппой”, возглавляемой Стивом Уинвудом. Его прежняя группа “Трэффик” только что распалась. Когда начался процесс распада великих групп шестидесятых, звёзды стали объединяться друг с другом, и термин “супергруппа” стал ключевым словом эпохи».
Питер Свейлс (промоутер группы “Роллинг Стоунз”): «Мы с Томом Кейлоком (прим. – дорожный менеджер “Роллинг Стоунз”) зашли к Стиву Уинвуду, чтобы уговорить его принять участие в шоу, но тот отказался, сославшись на плохое самочувствие».
Майкл Линдсей-Хогг (режиссёр): «На месте так называемой супергруппы Мик хотел видеть Стива Уинвуда, но примерно за неделю до съёмок Стив простудился, или что-то вроде того, и не смог принять участие. Поэтому Мик задумался: “Господи, что же нам делать-то?”. И он решил, что самым свободным и доступным, с кем можно будет в понедельник договориться по телефону о съёмках в четверг, будет Джон Леннон. Он позвонил Джону, и тот согласился».
Стивен Дэйвис (автор книги “Время собирать камни”): «Кит Ричардс пригласил Джонни Кэша, но тот отказался. “Эйсли Бразерс” были слишком заняты».
Билл Уаймен (бас-гитарист группы “Роллинг Стоунз”): «Джонни Кэш отклонил приглашение, “Эйсли Бразерс” и “Трэффик” тоже не смогли принять его. Мик пригласил Джона Леннона».
Питер Свейлс (промоутер группы “Роллинг Стоунз”): «Приближалось время съёмок, а у нас не было участников, кроме “Роллинг Стоунз” и “Ху”. Тогда Мик выложил козырную карту и позвонил своему кумиру – Джону Леннону. Вообще-то, он сделал это скрепя сердце, поскольку не хотел быть обязанным Леннону, но, тем не менее, сделал».
Майкл Линдсей-Хогг (режиссёр): «Джон Леннон не был первым, кого выбрали на роль лидера супергруппы. Первым был Стив Уинвуд. Джон даже не был первым Битлом, которого мы рассматривали на роль лидера. Сначала мы подумали, захочет ли Пол Маккартни собрать группу для этого шоу? Пол с радостью согласился бы на что угодно, если бы решил, что это будет полезно, но, учитывая все обстоятельства, мы не думали, что Пол захочет выступать без “Битлз”. Мы с Миком решили, что это невозможно. Затем мы подумали, что у Джона хватит темперамента прыгнуть в эту воду без лишних раздумий».
Джон: «Джаггер и “Стоунз” занимались съёмками фильма “Рок-н-ролльный цирк”. Нам с Йоко предложили принять участие. Я не планировал своего выступления в “Цирке”. Просто Мик сказал: “Окажи любезность, Стиви Уинвуд отказался от участия”».
Питер Свейлс (промоутер группы “Роллинг Стоунз”): «Леннон сказал, что он соберёт супергруппу, и привёл с собой Эрика Клэптона».
Майкл Линдсей-Хогг (режиссёр): «Итак, Джон сказал: “Да, я играл с Эриком Клэптоном, мы играли с ним для удовольствия, он умеет играть, но кто будет играть на басу?”, и Мик предложил: “Может быть, Кит мог бы сыграть на басу”».
Питер Свейлс (промоутер группы “Роллинг Стоунз”): «На ударных должен был играть Митч Митчел из “Экспириенс” Джимми Хендрикса, а Кит, оттеснив в сторону Билла Уаймена, настоял на том, что на бас-гитаре будет играть он».
Тони Санчес (друг “Роллинг Стоунз”): «Кроме того, возникла идея, что Джон Леннон, Кит Ричардс, Эрик Клэптон и Митч Митчелл образуют супергруппу и сыграют вместе суперзвездную музыкальную импровизацию».
Майкл Линдсей-Хогг (режиссёр): «Нам всем нравился Митч Митчелл “Экспириенс”, поэтому после одного телефонного звонка в супергруппе у нас были Джон Леннон, Эрик Клэптон, Кит Ричард и Митч Митчелл. Так что это не так уж и плохо. Так было в то время. Отчасти это было связано с дружбой и взаимным восхищением ключевых игроков друг другом».
Джейсон Ньюман (журнал “Роллинг Стоунз” (7 февраля 2014 г.): «В 1968 году Морис Хиндл – студент Кильского университета в Англии, написал письмо в журнал для поклонников “Битлз” с просьбой взять интервью у Джона Леннона. Примечательно, что на письмо Хиндла ответил сам Леннон, который пригласил студента и его друзей к себе домой, чтобы обсудить политику, социальные изменения и возможные выступления “Битлз” в 1969 году, а также многие другие темы.
В 1987 году многочасовая аудиозапись этого интервью была приобретена компанией “Хард Рок” и к пятидесятилетию дебюта “Битлз” в США компания впервые опубликовала эти записи».
Морис Хиндл: «Я учился на первом семестре в Киле и жил в одном из студенческих домиков. В середине ноября 1968 года я написал Джону и Йоко длинное письмо, в котором выразил интерес к их жизни и работе и спросил, могу ли я приехать и взять у них интервью о том, как они видят “Революцию” в этот культурный момент. На конверте я написал их имена как получателей и отправил письмо на адрес клуба поклонников “Битлз”, который нашёл в журнале “Ежемесячник Битлз”, купленный мною в магазине в Киле, поскольку я не знал, где живёт Леннон.
Примерно неделю спустя я с удивлением обнаружил ответ на это письмо в ящике для корреспонденций Студенческого союза. Это был конверт с моим именем и адресом, написанными небрежными каракулями. Как выяснилось, письмо написал сам Джон Леннон. Он дал мне номер своего телефона и предложил позвонить ему, если захочу.
Чтобы позвонить, я сразу же собрал столько флоринов (прим. – монета достоинством два шиллинга), сколько смог, и тут же набрал его номер. Не буду пересказывать весь наш разговор, но в итоге, если я хотел взять у него интервью, то должен был сделать это в течение следующих трёх дней, поскольку они с Йоко не планируют заранее больше этого срока, чем будут заниматься.
Это была пятница, поэтому я договорился о интервью на следующий понедельник в Уэйбридже. Джон сказал, что, когда я приеду, то нужно позвонить ему со станции, и он приедет и заберёт меня. Предполагалось, что я буду один.
Однако, когда я зашёл к Хелен Варли – редактору студенческой газеты “Юнит”, она предложила мне взять с собой Дэниела Уайлса, так как у него был кассетный магнитофон и он уже писал статьи для “Юнит”.
В следующий понедельник рано утром мы втроём стояли на обочине автострады М4, пытаясь автостопом поймать машину. Я также пригласил с собой моего друга Боба Кросса, с которым мы вместе учились в университете.
Когда мы наконец добрались до железнодорожной станции Уэйбриджа, я позвонил Джону из красной таксофонной будки, и он попросил меня подождать. Я не сказал ему, что нас было трое, и, возможно, поэтому они с Йоко приехали через десять минут на “Мини-Купере”, а не на “Роллсе”».
Станция в 1979 году.
Морис Хиндл: «Подъехав к вокзалу “Мини-Купер” с затемнёнными стеклами затормозил, как в фильме “Ограбление по-итальянски”. На водительском сиденье сидел Леннон, выглядевший почти так же, как на цветной фотографии, включенной в “Белый альбом”: выцветшая синяя куртка “Левис”, белая футболка и джинсы, грязно-белые кроссовки, волосы до плеч с пробором посередине и знаменитые “бабушкины очки”.
Мы пожали друг другу руки, и он сказал, что нам троим на заднем сиденье может быть немного тесновато. Мы набились в маленький “Мини”, и Джон повёз нас по ухабистой дороге, которая вела к его дому “Кенвуд”.
Ворота не были закрыты, потому что это была частная дорога, по которой редко кто ездил.
В гостиной в задней части дома мы сели, скрестив ноги на индийские ковры с толстым ворсом, расположившись вокруг низкого стола.
Я решил начать интервью, показав ему “открытое письмо Леннону” от Джона Хойланда в газете Тарика Али “Чёрный карлик” (прим. – было опубликовано 27 октября 1968 года). Я был уверен, что это заставит Леннона начать говорить о том, что меня интересовало.
Йоко говорила мало, поскольку все понимали, что это в первую очередь день Джона, а он говорил много. Если не считать короткого перерыва, когда Йоко накормила нас приготовленным ею макробиотическим хлебом с джемом, Леннон говорил непрерывно в течение шести часов».
Морис Хиндл: Какая у вас была реакция на нападки на вас и “Битлз” в письме “Чёрного карлика”?
Джон: Он пишет, что “Революция” не более революционна, чем “Дневник миссис Дейл” (прим. – радиопостановка), но это не так. Но смысл в том, чтобы изменить своё мышление, потому что бесполезно попытаться снести несколько старых чёртовых Тори! Что, по его мнению, он хочет изменить? Система такая, как он говорит: куча дерьма. Но просто разрушить её не получится.
Морис Хиндл: По-вашему, каким образом можно добиться изменения? Существует ли здесь какой-либо политический аспект вообще?
Джон: Моя точка зрения такова. Я – тот, кем я являюсь, и это моя “ситуация”. И все заявления, которые я делаю, содержатся в моих песнях или в том, что я делаю. Можно изменить тех, кого мы знаем, изменить их мышление. Я изменил мышление многих людей, и многие изменили мою точку зрения – просто своими пластинками, не говоря уже обо всём остальном, что они делают. Я верю в перемены. В этом и заключается наша с Йоко позиция: изменить её таким образом.
Морис Хиндл: Но разве вы не видите, что эпоха, в которой мы живем, отличается от любой другой?
Джон: Да, я это понимаю. Я верю, что на этот раз всё по-другому. И именно поэтому не верю, что “Чёрный карлик” будет “этим”, потому что это всё та же старая игра. Я имею в виду, разрушить – кто будет этим управлять? Кто возьмёт на себя управление? Те, кто будет самым большим сокрушителем. Они будут впереди, как в России. Они снова возьмут верх. Я не знаю, каким здесь должен быть ответ.
Я думаю, что это зависит только от людей. Он [Джон Хойланд, автор “открытого письма”] хочет просто попрактиковаться в общении с кем-то из своих знакомых и посмотреть, насколько хорошо он это делает, прежде чем разнесёт дом этого парня. В своём письме он говорит о “шваброголовых косматиках” и тому подобном. Хорошо, мы – “шваброголовые косматики” [“Битлз”] сделали это, чтобы добиться того, кем я стал – я здесь. Но что он делает? В этом-то и дело.
Конечно, произошёл миллион изменений, но я всё ещё делаю то же самое, что делал в школе, в художественном колледже, и будучи Битлом. Образ “шваброголовых косматиков” был чем-то вроде того, что происходит, когда в школе тебя загоняли в угол, и тебе нужно было либо полностью сломаться, либо… Я не собираюсь допустить, чтобы меня распяли, если это могло бы помочь, поэтому пошёл на компромисс. Но я просто хочу увидеть того, кто этого не сделал, и кто ещё жив!
Морис Хиндл: Вы оптимист?
Джон: Я меняюсь. Я по-прежнему циник. Но я верю, что, несмотря на всё это студенчество, на всё, что происходит, у нас сейчас больше шансов просто потому, что мы можем общаться с Чехословакией и повсюду – просто немного соприкасаясь, даже если это просто через пластинки, плакаты или что-то ещё. Поэтому я не могу поверить в то, что нас всех снова могут сломить, благодаря общению между нами.
Морис Хиндл: Становится только лучше?
Джон: Я верю, что станет лучше. Буддисты говорят, что станет лучше, но только после того, как человек умирает или что-то в этом роде. Я верю в реинкарнацию и в то, что с каждым разом становится всё лучше. Даже если в этот раз в человеке много дерьма, то в следующий раз будет чуть меньше дерьма. Нам придётся пройти через это. Это невозможно забыть – я пробовал. И нельзя сделать всё это в какой-нибудь божественной вибрации – я это пробовал.
Я пробовал и другой путь, когда был помоложе: давай разнесём всё вдребзги и вышвырнем. Я согласен взять школы под контроль и никогда не впускать туда преподавателей, потому что они не нужны. Если вы хотите научиться всей этой ерунде, то можете получить это из книг. Поэтому с таким разрушением я согласен. Но можно оставить здание и книги, иначе так или иначе придётся учиться у какого-нибудь старца. С таким же успехом можно оставить то, что есть, и просто изменить это. Я всегда говорил: “Не выбрасывай, чувак, просто оставь и переверни!” Я имею в виду, что то, что мы делали, будучи «Битлз», было подрывным, даже несмотря на то, что мы чуть не утонули, пока делали это. Мы стали Кавалерами Ордена Британской империи, что, наверное, является одной из самых больших шуток в истории этого острова. Но это была наша подрывная деятельность, и это революция.
Йоко: Да, я тоже в это верю. Не думаю, что всё, что я делаю, является компромиссом, но если быть монахом, просто оставаться в бездействии…
Джон: Проще быть монахом, чем выстоять здесь. И дело ещё в том, что все понимают, что компромисс, о котором мы говорим, – это тот, при котором вы “продаетесь”. Поэтому каждый думает, что все остальные продались. Но есть парни, занимающиеся бизнесом, которые не думают, что они пошли на компромисс, хотя на самом деле это не так. Они в глубине души пытаются делать то же, что и все остальные, но в половине случаев не подозревают об этом.
Я разговаривал с этим парнем, лордом Бичингом, и сказал: “Мы хотим помощи с “Эппл”, но нам не нужны всякие уроды, мы идеалисты”. Я прямо сказал ему, что мы хотим успешно работающую контору и всё такое. Но он ответил: “Слушай, любезный, они не все фашисты – в Сити их один-два человека!”. Что я не учитывал своим огромным неконсервативным взглядом и всем остальным. Я даже не учитывал, что в банках работают живые люди – но они там есть. Вероятно, они есть и в правительстве [Гарольда Вильсона], хотя мне до сих пор трудно поверить, что где-то в этой куче грязи они могут быть. Повсюду есть люди с одинаковыми взглядами.
Даже между собой мы не можем найти взаимодействие, это очень сложно даже среди людей, которые на самом деле согласны. Но я верю в то, что, когда мы говорим, это создает вибрацию, которая продолжается бесконечно. Знаете, она продолжается, продолжается, и продолжается. Поэтому любая ваша мыслительная волна просто продолжается и продолжается. Она не заканчивается только потому, что мы не можем её услышать, увидеть или почувствовать. Так что во всём этом много поверхностного представления и магии. Но я в это верю, верю во всё, пока это не будет опровергнуто.
Морис Хиндл: Не кажется ли вам, что люди слишком поглощены материалистическим аспектом, чтобы что-то менять?
Джон: Даже если бы люди были иными, независимо от того, какие материальные вещи они хотят и чем они обладают, они бы всё равно видели, что такое материальные вещи. Я понял это, получив это. Мне потребовалось получить это, чтобы понять, что оно мне не нужно. У меня не было цели в жизни добиться успеха, иметь десять машин и дом на говённом холме. Но всегда было такое: “Ммм, я буду стремиться к этому, это совсем неплохо”. Я подумал: “Я буду несчастен в благосостоянии!” Так говорила одна из моих тётушек: “В комфорте я быстрее стану несчастна”. Поэтому я подумал, что богатство поможет мне выбраться. Это действительно помогло мне выбраться, но только из Ливерпуля.
Раньше я думал, что любой может сочинять песни и стать поп-звездой. Полагаю, мы даже сказали об этом в книге Хантера Дэвиса о “Битлз”. С тех пор я сильно изменился. Сейчас я в это не верю. Я добился этого, потому что я – это я, и у меня есть то, что позволяет писать музыку и создавать всё это. Я верю, что у каждого что-то есть, просто каждому надо это проявить. Вы можете быть откуда угодно, но можете найти ответ. Как мы с Йоко, точно так же, ментально [складывает указательный и средний пальцы вместе и напевает]. Она из принадлежащей к высшему обществу японской банковской семьи, в которой мне даже не позволили бы подмести пол, а я родом из Ливерпуля, восток-запад, и всё это символично. И она – самый близкий мне человек из тех, что я когда-либо встречал в своей жизни!
Раньше я верил, что можно выйти из рабочего класса, или родиться королевской особой, и всё равно добиться успеха. Хотя я думаю, что сложнее родиться при таких обстоятельствах и научиться тому, чтобы стать лучшим. Самым трудным для Йоко было дойти до понимания того, что она и её класс особенные, не нуждающиеся в разъяснениях или озабоченности. Но, по крайней мере, если вы родились на дне и вам говорят, что вы никто, то вы либо принимаете это, либо пытаетесь приложить усилия и что-то с этим сделать.
Морис Хиндл: Сделали ли деньги и успех кого-нибудь из “Битлз” счастливыми?
Джон: Нет-нет. Они все в одной лодке – те богатые люди, которых я встречал. Те, кто, как говорится, довольны, счастливы так же, как счастлива женщина в двухквартирном доме. Раньше мы жили в ряду примерно из двадцати домов, и те, кто в конце, у кого было две машины, были, скажем так, счастливыми, и предполагалось, что они были счастливее тех, у кого не было телефона, машины или чего-то ещё. Но я в своей жизни не встречал никого полностью счастливого. Я не верю, что так бывает. Всегда будет что-то положительное и что-то отрицательное, инь-ян. Не существует такого понятия, как просто счастье, чистое, такое.
Я думаю, что можно достичь определенного состояния сознания, такого состояния, в котором ничего не осознаётся. У меня это бывает, когда я музицирую. Я имею в виду, что для любого, кто рисует, занимается живописью или что-то ещё, понятие “бытие” такое же – или почти такое же, я не уверен – как когда вы погружаетесь в музыку. Каждый раз, когда получается хорошая сессия и музыканты играют слаженно, они как бы входят в транс. Это когда ты просто существуешь. Самые счастливые люди – это те, кто находится в состоянии такого бытия чаще, чем кто-либо другой. Всё дело в этом.
Морис Хиндл: Давайте поговорим о “Революции 9” на новом альбоме “Битлз”. Вы произносите: “Снова, снова и снова…”. У меня возникло ощущение, что насильственная революция неизбежно приводит к ещё большему насилию, и что избежать этого невозможно.
Джон: Да, верно, разрушение или что-то подобное – это не выход. Но всё, что есть в “Революции 9” – это просто случайные разговоры. Там нет ничего записанного, вроде как по сценарию или чего-то ещё. Я думаю, что это были только Джордж, Йоко и я. Я сделал большую часть этого с плёночными кольцами и фрагментами старины Бетховена, которые были в “И-Эм-Ай” – всякими отрывками и кусочками, я просто соединил их вместе. Мы сделали что-то вроде “грунтовки холста”. У нас была эта запись, немного эха на ней и чашка чая или что-то в этом роде [позвякивает чашкой на блюдце], а потом мы с Джорджем минут двадцать просто наговаривали всякую всячину. Мы уже много лет записываем такое на плёнку по всему миру. Просто “…итак, брат, я хотел бы поприветствовать” – просто какой-то бессвязный текст.
А потом я поставил все петли и основные треки на разные магнитофоны. Так что это было похоже на большой орган или что-то в этом роде, и я смутно понимал, какой трек подключится, если я его выберу. Я просто пытался уловить те фрагменты разговоров, которые мне нравились, которые, как мне казалось, говорили что-то вроде “Делай, что можешь, брат” или что-то в этом роде, и пытался не включать те, которые мне не нравились. Думаю, я сделал это за один раз: я просто получил этот трек, а после этого немного его отредактировал. Так что в этом отношении большая часть содержания совершенно случайна – это как бросать кости, или “И-Цзин”, или что-то в этом роде. Но на самом деле случайностей не бывает. Это случайность по сравнению с тем, как написать: “Это был тяжелый день, и я работал как собака”. Но даже это случайность.
Морис Хиндл: С этим последним альбомом “Битлз” чувствуете ли вы, что отошли от более ранних пластинок, которые, по вашему мнению, были “неуверенными в себе”?
Джон: На этом альбоме мы избавились от некоторой неуверенности в себе. Мы делаем то же, что и раньше, но с лучшим пониманием процесса записи и лучшим техническим оснащением. Многие треки – это просто прямые дубли нашей игры. “Твой блюз” (Yer Blues) была записана в маленькой комнатке только для разнообразия по сравнению с большой студией. Мы просто записали её так. И “Я буду” (I Will), “Джулия” (Julia) и все остальные, мы их просто непосредственно поём. Но технологическое оснащение позволяет делать это немного лучше, чем когда мы просто пели в наши ранние дни. Сейчас мы лучше знаем технологию записи. Если бы мы снова решили записать наш первый альбом, с “Танцуй твист и вопи” (Twist And Shout) и всеми остальными композициями, то получилось бы то же самое. Но на этом альбоме мы звучим больше так, как звучали в то время, по сравнению с нашей первой пластинкой. Знаете, те, кто нас слышал в Ливерпуле и Гамбурге до того, как мы превратились в массовую истерию – именно так мы и играли, это был просто тяжёлый рок. Но когда мы записывали его для наших первых пластинок, то в нём всегда не хватало баса, гитарное соло так и не прозвучало ни разу, и вообще мы просто ничего не знали о процессе записи. Так что, теперь мы немного лучше знаем, как записывать.
Морис Хиндл: Чем сейчас занимаются остальные “Битлз”?
Джон: Каждый занят своей малостью. Джордж сейчас в Штатах, восстанавливает связь с Диланом и несколькими людьми, с которыми мы потеряли связь, и смотрит, кого мы можем пригласить для нашего лейбла. Он там нашёл отличную запись. Бог знает, как мы её выпустим: “Король Ёбана” (The King of Fuck) [выйдет в 1969 году на “Эппл” как “Король Фуха” (The King of Fuh)]. Это просто фантастическая вещь от парня по имени Брут Форс. “Привет, чёрт возьми” [смех]. Так что, так или иначе мы надеемся выпустить её в ближайшее время. [Поёт] “Слава Королю Ёбана! (All hail the King of Fuck!)”.
Морис Хиндл: Ваше недавнее задержание по делу о наркотиках произошло потому, что вы дружили с истеблишментом?
Джон: О, это было в “Черном карлике”. Что ж, возможно, он прав. Раньше слава “косматых шваброголовиков” предотвращала нас от ареста, хотя мы открыто говорили об этом много лет назад – это было общеизвестно. Я не знаю, по какой причине меня вдруг арестовали. Наверное, потому что я немного помахал флагом, вот и всё, вроде “Двух девственников” и разные другие вещи. Но этот парень [Джон Хойланд] один из тех, кто говорит, типа: “’Роллинг Стоунз’ меняют это, а вы нет”.
На самом деле, мы со Стоунзами отличные друзья. Мне надоели такого рода пустяки, потому что это продолжается уже много лет. Раньше с поклонниками было так: “Стоунзы делают то, а вы делаете это”. Но теперь всё зависит от этих революционеров, понимаете. И дело в том, что мы со Стоунзами близки.
Йоко: [из другой комнаты]: Я этого не видела, не так ли?
Джон: О, это то, что в “Черном карлике” – это тебе поможет!
Морис Хиндл: Речь идет о группах уличных бойцов против капиталистических Битлов…
Джон: Да, так. Они увидят – я здесь не для того, чтобы изменить их. Они могут сами с этим справиться. Пусть они снесут общественность и посмотрим, куда это их приведёт. Но вот что я вам скажу: если эти люди начнут революцию, я и Стоунз, вероятно, будем первыми, кого они пристрелят.
[Продолжает читать письмо, опубликованное в “Чёрном Карлике”] Он пишет о “Стоунз” и “Ху”, как они “вырвались наружу”. Он забыл упомянуть, что если бы не мы, “Стоунз” и “Ху” не выпустили бы наружу. Удивительный. Эти люди настолько ожесточены, что сдерживают всё это.
Они демонстрируют это тем, что они пишут и как говорят, что они никогда не смогут начать создание нового мира, потому что ещё до того, как мы что-то сделаем, они уже придираются к тому, кто что делает, и кто туземец, а кто нет. Пусть они пойдут и поговорят со Стоунзами, “Ху”, Диланом, мной, Йоко, Энди Уорхолом: любой, кто что-то делает, не разделяет их точку зрения. И чего никто из них не может понять, так это того, что именно они сдерживают процесс тем, что разрушают существующее положение. Прежде чем что-либо сдвинется хотя бы на полдюйма, какой-нибудь дурак попытается засунуть это в новый мешок прежде, чем мы даже избавимся от старого.
[Он возвращается к чтению письма “Чёрного карлика”] Думаю, здесь он может осуществить своё желание – чтобы я так просрал свои деньги, что… возможно, он прав.
Морис Хиндл: Вы когда-нибудь испытывали недовольство, когда “Битлз” дёргались, зарабатывая деньги?
Джон: О, это было самое несчастное время в нашей жизни. Период “шваброголовиков”, награждение орденами, бегство от действительности – всё это было пыткой. Именно поэтому мы отказались от гастролей.
Морис Хиндл: Но это привело вас сюда.
Джон: Но это вернуло меня к тому, с чего я начал, понимаешь. Вот почему я говорю, что оно не стоило того – оно не стоило орденов и всего этого, или что бы там ни происходило потом. Знаете, любой, кто нас сейчас слушает или, кто будет это читать: не беспокойтесь, потому что вы вернулись к тому, с чего начали. Просто реагируйте на события, но забудьте о том, чтобы делать это, потому что делать нечего. И я бы никогда не смог сделать это в одиночку. Всегда должен был быть кто-то из нас [“Битлз”], поддерживающий это в тот момент, чтобы пойти на компромисс – все мы были в таком положении, что нам приходилось по очереди выступать в роли “ведущего шваброголовика”.
Морис Хиндл: Некоторые люди были очень расстроены тем, что “Битлз” прекратили гастроли.
Джон: Да, но я хочу сказать, что они хотели бы, чтобы мы продолжали выступать, как “Фланаган и Аллен” (прим. – комедийный дуэт), гарцующие в 81 год. Они до сих пор не осознали, что мы не ваши соседские мальчики-массовики-затейники во всех смыслах. Я имею в виду, что им очень бы хотелось очередную “Безумную банду” или очередных “Братьев Маркс” или что-нибудь в этом роде.
Морис Хиндл: Как вы пишете свои песни?
Джон: Ну, мы не писали вместе с тех пор, как вышел “Пеппер”, правда. В Индии мы немного писали вместе, но для этого альбома мы написали песен вместе меньше просто из-за обстоятельств и всего остального. Или, может быть, нам этого не хотелось, я не знаю. Мы записывали его разными способами, в разных комбинациях, которые вы только можете представить. Мы записывали с одной строчки, из ничего – так песня “День рождения” (Birthday) была написана в студии, из ничего. Невозможно описать это, если не вдаваться в подробности: “…и когда мы писали это, я играл на фортепиано, а он – на гитаре”. Это так, такой разговор, но я где-то всё это уже рассказывал и как-то уже надоело об этом говорить.
Йоко: Вы знаете о тех мероприятиях, которые мы провели в этом году, например, о Ковентри?
Морис Хиндл: Посадка желудей ради мира в соборе Ковентри? Да, вас пригласили принять участие в крупной выставке британской скульптуры, но когда организаторы услышали о вашем плане посадить жёлуди, они сказали, что это не скульптура, и запретили её размещение на основной выставочной площадке.
Джон: (обращаясь к Йоко) Мы можем дать им информационные материалы, если они у нас есть?
Йоко: Да, у нас должно быть немного. Дело в том… ну, это на самом деле самое важное, что мы сделали в этом году в творческом плане.
Джон: Это было первое, что мы сделали вместе. Она сказала, что есть выставка скульптур, и почему бы тебе не прийти на неё? Я подумал, что просто посажу желудь – это живая скульптура, понимаете? Но они сказали: “Да, давайте”. Они хотели чего-то вещественного, поэтому мы предоставили им круглую скамейку, чтобы, когда дерево прорастёт, на ней можно было бы сидеть и ждать, пока оно вырастет. И у нас были такие хреновы хлопоты с доставкой, но организаторы не захотели, чтобы это находилось рядом с Генри Муром. Настоящая битва. А потом мы закопали их, жёлуди и всё такое. Видите ли, её сценическое воплощение отобрало у меня идею одного жёлудя, поэтому мы взяли два. Это было довольно интересно – это лучшее, что мы сделали, понимаете…
Записка Джона Леннона Морису Хиндлу, написанная от руки на иллюстрации: «Дорогой Морис, я решил ответить на письмо “Карлика” – можешь использовать его, если хочешь – будет лучше, если ты также распечатаешь его письмо. С любовью, Джон, Йоко».
Морис Хиндл: «Никогда бы не случилось никакой истории с письмом, если бы я не привлёк внимание Леннона к письму, опубликованному в “Чёрном карлике”, которого он никогда не видел, пока я не показал его ему. На следующий день после этого интервью, 3 декабря, Джон Леннон напечатал ответ Джону Хойланду и отправил его Тарику Али, издателю “Чёрного карлика”, для публикации в газете».