1 марта 1946 г.
(условная дата)
Боб Спитц: «Джулия и Джон («Бобби») Дайкинс начали встречаться через год после рождения Виктории (хотя они знали друг друга и раньше). Джулия в это время работала в кафе рядом со школой, где учился её сын (прим. – Хантер Дэвис: «Весной 1944 года Джулия Леннон познакомилась с неким Таффи Уильямсом. Они встретились в «Британском легионе», куда Уильямс забрел со своим приятелем Джоном Дайкинсом. Джулия начала флиртовать с Уильямсом, Энн – с Дайкинсом)».
Джулия Бэрд (двоюродная сестра Джона): «Частым посетителем кафе [куда устроилась работать Джулия] был Джон Альберт Дайкинс. Он работал продавцом и жил в доме со своей семьей. У них начался продолжительный роман».
Хантер Дэвис: «Стоило Джону вернуться к матери, как начались новые осложнения, новые проблемы. Порвав с Энн Стаут, Джон Дайкинс принялся ухаживать за Джулией. Он предложил ей совершенно иной образ жизни, чем тот, который она вела с мужем. Дайкинс любил удовольствия и комфорт. Он был привлекателен и умел обращаться с женщинами. Он проводил все больше времени в доме на Ньюкастл-Роуд и даже завоевал расположение Попа Стенли».
Боб Спитц: «Дайкинс был красивым, всегда хорошо одетым мужчиной, с тонкими усиками и светлыми волосами, страдавшим хроническим кашлем. Он работал сомелье в отеле.
Джулию привлекали, кроме всего прочего, любовь Дайкинса к роскоши и его материальная обеспеченность, позволяющая Джулии приобретать такие любимые ею «мелочи», как хорошие алкогольные напитки, шоколад, шёлк и сигареты».
Хантер Дэвис: «С того самого мгновения, когда Мэри, находясь в клинике, взяла Джона на руки, она полюбила его. Объясняется это тем, что ее детство и юность прошли в обществе четырех сестер. Молодая женщина, она ничего так не хотела, как родить сына. Но ее брак с Джорджем Смитом оказался бездетным. Она убедила Джулию в том, что если возьмет ребенка к себе на Менлав-Авеню, то это будет лучше для всех. Джулия согласилась».
Мими: «В конце концов, Джулия встретила другого мужчину, за которого решила выйти замуж. Джон доставил бы ей лишние хлопоты, поэтому я забрала его. Конечно, я и сама не могла с ним расстаться, но так было лучше для всех. Джон нуждался в настоящем доме и нормальной семейной жизни. Он и так уже считал мой дом наполовину своим».
Джон: «Я жил с мамой лет до четырех. Отец с матерью разошлись, когда мне было четыре года. Но до четырех лет я оставался с мамой. Это уже потом меня взяла тетя».
Боб Спитц: «Одной из причин того, что Мими добивалась опекунства над племянником, была ненадёжность характера Джулии, её рассеянность и нелюбовь к домашнему хозяйству: на кухне Джулия часто смешивала разнообразные ингредиенты для блюд, «как сумасшедший учёный», в гуляш она могла спокойно добавить чай и вообще всё, что попадалось ей под руку».
Хантер Дэвис: «Мими тогда была замужем за владельцем молочной фермы и вела жизнь, полностью соответствующую нормам буржуазной морали. Супруги жили в двухквартирном доме на Менлав-Авеню в ливерпульском городском районе Вултон – респектабельном местечке, в квартале «для лучших людей».
Мими: «Я хотела, чтобы Джону было хорошо у нас с Джорджем, и он никогда не испытывал бы чувства, что стоит у кого-то поперек пути. Я решилась дать ему то, на что каждый ребенок имеет право, – гармоничную семейную жизнь».
Филипп Норман: «Вултон, пригород, где вырос Джон, находился в трех милях к юго-востоку от Ливерпуля, по духу отстоял от него намного дальше. От Лайм-Стрит вы поднимались в гору мимо величественного старого отеля «Адельфи», минуя более мелкие, без претензии на помпезность, гостиницы, оставляя позади баптистские храмы и ирландские молельни, заросшие травой воронки, превращенные во временные и постоянные гаражи в окружении небольших водонапорных башен или церквушек. При известных обстоятельствах вы попадали на дорожный круг, называвшийся Пенни-Лейн – по названию самого маленького из его притоков. Выше лежит Вултон с двухрядными дорогами, разделенными травяными полосами, с тюдоровскими виллами, к чьим садам примыкают парки, сельские клубы и площадки для гольфа. На самом деле Вултон – респектабельное предместье, характерное для любого индустриального города Британии. До 1963 года за ним водилась только одна «историческая заслуга». Она принадлежала человеку, бывшему во время войны министром продовольствия – он изобрел так называемый «вултонский пирог», включавший в себя различные неаппетитные ингредиенты, но и стоивший зато всего один старый шиллинг».
Джон: «Когда я расстался с Пенни-Лейн, я переселился к тете, которая тоже жила в пригороде, в стоящем на полуотшибе доме (Вултон, Менлав-Авеню, 251) с маленьким садом. По соседству жили врачи, юристы и прочие люди такого сорта, поэтому пригород ничем не напоминал трущобы. Я был симпатичным, аккуратно подстриженным мальчишкой из предместья, рос в окружении классом повыше, чем Пол, Джордж и Ринго, которые жили в муниципальных домах. У нас был собственный дом, свой сад, а у них ничего подобного не было. По сравнению с ними мне повезло. Только Ринго был настоящим городским мальчишкой. Он вырос в самом дрянном районе. Но его это не заботило; вероятно, там ему жилось веселее».
Филипп Норман: «Пригородный поселок, который представлял из себя Вултон, отличался узкими тесными улочками, ведущими к приходской церкви святого Петра. В 1945-м году Вултон был все таким же. В нем даже была маленькая молочная ферма, дававшая местным жителям свежее молоко. Ферма и молочная принадлежали Джорджу Смиту, спокойному добродушному человеку, чьей женой была энергичная Мэри Стэнли».
Хантер Дэвис: «Мэри Элизабет и Джордж Смит владели небольшой сыроварней. Но сказать, что Джон Леннон получил буржуазное воспитание, было бы значительным расширением понятия «буржуазный». Когда Джона об этом спрашивали, он отвечал: «У нашего дома имелся палисадник и задний дворик – это было ступенькой выше, чем муниципальные дома».
Филипп Норман: «Джордж и Мими занимали полдома на Менлав-Авеню, за углом от молочной, почти напротив площадки для гольфа Аллертона. Это был солидный дом с «фонарями» в стиле эпохи Тюдоров. У них была «утренняя комната», где Мими и Джулия сажали ребенка в кресло, привязывали шарфом и обкладывали подушками, чтобы он встречал восход солнца в большом заднем окне. Джулии, чтобы переехать, понадобилась всего лишь одна короткая поездка на автобусе в Спринг Вуд. Ее новый друг служил официантом в одном ливерпульском отеле, у него были свои дети. Каждый полдень Джулия приезжала к сестре навестить Джона».
Входная дверь дома. В 1970 году, когда в дом въехали новые владельцы, они сняли эту дверь, и заменили ее на другую, более «современную». Старая дверь была убрана в гараж, и находилась там до 1982 года, пока ее не приобрел один местный коллекционер. Впоследствии хозяева дома еще раз заменили входную дверь, в этот раз сделанную из твердых пород дерева, в связи с увеличением числа посещений дома поклонниками «Битлз».
Хантер Дэвис: «Если прежде Джулию Леннон лишь изредка можно было видеть на Менлав-Авеню, то теперь она стала приходить почти ежедневно, – после обеда, на час или на два. В это время и сложились у Джона и его матери очень тесные отношения, что заметно повлияло на развитие ребенка. Джулия, конечно, вовсе не претендовала на воспитание Джона – она играла с ним, выполняла все его желания, занималась с ним тем, что доставляло ему удовольствие».
Филипп Норман: «Джон звал Джулию «мамочкой», а свою тетку – просто «Мими».
Мими: «Когда Джон был маленьким, он как-то спросил меня: «Почему я не зову тебя мамочкой?». Я ответила: «Ну, это будет слишком – иметь сразу двух мам, не так ли?». Он согласился со мною».
Хантер Дэвис: «Мэри и Джордж Смит хотели усыновить племянника. Фред и Джулия Леннон были на это согласны. И только потому, что оба они почти никогда не доводили до конца необходимые формальности, усыновление не состоялось».
Джон: «Она [Мими] была удивительно добра ко мне. Постоянно волновалась, беспокоилась обо мне, без конца напоминала родителям, чтобы они думали обо мне, чтобы они как следует заботились о ребенке. Так как они ей доверяли, то, в конце концов, позволили ей забрать меня».
Филипп Норман: «С самого момента, как Джулия отдала Джона Мими, та посвятила свою жизнь племяннику».
Мими: «Не было дня, когда бы я не была с ним – мы расставались только раз в году, когда он уезжал в Шотландию, в гости к своим кузенам. Я воспитывала его строго. Никаких сластей, только ячменный сахар по вечерам, да и к дому я его не привязывала. Он никогда и не хотел этого. Летом он часами играл в саду в одних трусиках. Бывало и такое – я брала у мясника фазаньи перья и Джон превращался в смуглолицего индейца с нанесенной губной помадой воинственной раскраской. Он и дня никогда не болел. Только ветрянкой. И очень любил своего дядю Джорджа. Я чувствовала себя совершенно покинутой, когда они уходили куда-нибудь вместе, оставив мне плитку шоколада и записку: «Желаем доброго дня».