Смерть Брайена Эпстайна

29 августа 1967 г.

 

Бэрри Майлз (автор книги «Календарь Битлз»): «В ходе расследования было установлено, что причиной смерти Брайена Эпстайна стал несчастный случай, возникший в результате передозировки препарата карбитол, принимаемого как снотворное».

 

Хантер Дэвис (автор книги «Авторизованная биография Битлз»): «Некролог, опубликованный газетой «Таймс», занимал три колонки на первой полосе. Большинство людей считало, что это самоубийство».

 

Ринго: «Мне и в голову не приходило, что Брайен покончил жизнь самоубийством. Я думал, что Брайен просто принял успокаивающие лекарства, вероятно прописанные врачом, потом проснулся и принял ещё. События его последней ночи хорошо известны. По-моему, то же самое случилось и с Китом Муном – слишком большая доза снотворного. Все они думали: «Да ничего со мной не случится». И с Джими Хендриксом, Джимом Моррисоном и со всеми остальными. Вряд ли они сознательно хотели умереть».

 

Джордж: «Когда я в последний раз беседовал с Брайеном то видел, что он изменился, но это было неизбежно. Всякий, кто принимает ЛСД, меняется и уже навсегда перестает быть таким, как прежде. Последствия приема ЛСД со временем исчезают, но определенные изменения сохраняются. Мне казалось, что Брайен заинтересовался Индией, моими мыслями и чувствами. Возможно, он был бы не прочь встретиться с Махариши, но, к сожалению, так и не успел.

Я уверен, что это трагическая случайность. В те дни многие по случайности погибали от передозировки стимуляторов, амфетамина или алкоголя, давились сандвичами – такое часто случалось».

 

Пол: «По-моему в его смерти нет ничего зловещего. Ходили слухи о самых мрачных обстоятельствах, но лично я считаю, что виной всему передозировка спиртного и снотворного. Свидетельств обратному нет, и, по-моему, произошло вот что: Брайен отправился в свой загородный дом. Был вечер пятницы, он ждал друзей. Брайен был гомосексуалистом, и у него бывали молодые мужчины. Он увлекся одним из них, но в тот вечер к нему никто не пришёл, и он решил: «Сегодня же пятница! Если поспешить, я еще успею съездить в какой-нибудь лондонский клуб». Зная Брайена, предположить это нетрудно. Он вернулся в Лондон, но все клубы уже закрывались, в них было почти пусто.

Поэтому он выпил, потом попытался успокоиться таблеткой-двумя снотворного (Брайен постоянно употреблял снотворное). А среди ночи проснулся: «О господи, опять не спится. Значит, снотворное я не принял». И он выпил ещё несколько таблеток. Думаю, они его и убили.

Через пару дней после его смерти я разговаривал с дворецким Брайена. Он сказал, что не заметил ничего подозрительного в поведении и настроении Брайена. Это подтверждает мои предположения о том, что это всего лишь несчастный случай».

 

Тони Бэрроу (пресс-агент группы): «Он умер в одиночестве в своей спальне, наполненной пузырьками с прописанными лекарствами и множеством пилюль, лежащих тут и там. Смирившись с фактом, что Битлы не будут больше гастролировать и собираются сами заботиться о своих делах, Эпстайн планировал несколько новых бизнес-проектов, включая своё участие в музыкальной программе на канадском телевидении. По этой и другим причинам я не верю, что он хотел уйти из жизни так, как это вышло. Думаю, что это была неосмотрительность, повлекшая смерть, а не самоубийство. Он выпил много алкоголя, принял снотворное и в затуманенном сознании и сонном состоянии принял ещё раз».

 

Нил Аспинал (персональный помощник «Битлз»): «Не верю, что он пытался покончить с собой. На следующий день он собирался приехать в Бангор».

 

Питер Браун (бывший персональный помощник Брайена Эпстайна): «Ещё в Ливерпуле он часто впадал в депрессию. Может быть, не такую тяжелую и длительную, как случалось позже, но приступы начались задолго до появле­ния “Битлз”».

 

Хантер Дэвис (автор книги «Авторизованная биография Битлз»): «Причины того психического состояния, в котором находил­ся Брайен к моменту смерти, по существу, сопровождали его всю жизнь. Но в течение года, приведшего его к смерти в ав­густе 1967 года, все они как бы слились воедино и достигли апогея».

 

Джоан Ньюфилд (бывший личный помощник Брайена Эпстайна): «Когда Брайен находился в депрессии, любая мелочь могла вывести его из равновесия. Однажды, на­пример был случай, когда он хотел связаться с Натом Вейсом, приехавшим в Лондон из Нью-Йорка. Брайен отправился к нему в гос­тиницу «Гровнер Хауз», но не застал его на месте. Он вернулся разъяренный, и начал звонить в отель. А я случайно дала ему неправильный номер: «МЭИ 6363» вместо «ГРО 6363». Естественно, он никак не мог найти Ната. Когда я призналась в своей ошибке, он совершенно вышел из себя».

 

Хантер Дэвис (автор книги «Авторизованная биография Битлз»): «Питер Браун считает, что беда Брайена заключалась в его максимализме, – он был настолько пунктуальным, точным и организованным, что когда что-то не ладилось или кто-то вме­шивался в дела, нарушая его тщательно составленные планы, это совершенно выбивало его из колеи. В первые дни его памятки адре­сованные «Битлз», в которых он перечислял, в каких танцзалах им нужно будет выступить, с напоминанием, что желательно не ругать на сцене, – один из ярких примеров его добросовест­ности, граничившей с педантизмом.

Но в мире оставалось несколько вещей, которые доставля­ли ему подлинное удовольствие. Он обожал «Кингсли-Хилл», свой дом в Сассексе. Обожал бой быков. Он был спонсором од­ного тореадора и незадолго до смерти профинансировал фильм о корриде. У него случались и короткие увлечения, такие как наркотики или азартные игры. Узнав от «Битлз», как повлиял на них ЛСД, Брайен тоже несколько раз принял этот наркотик. Но то был лишь эпизод. По-видимому, он бросил употреблять ЛСД вмес­те с «Битлз», и случилось это задолго до его смерти».

 

Нат Вейс (адвокат, близкий друг Брайена Эпстайна): «Один маклер с лондонской биржи, встретивший Брайена за несколько недель до его смерти, говорит, что никогда в жизни не видел более измученного, изможденного лица».

 

Джордж Мартин (музыкальный продюсер «Битлз»): «Кое-кто считал, что в определенной степени Брайен утратил контроль над ребятами. Они стали слишком популярными, слишком значительными, а его собственные дела шли отнюдь не гладко. И в то же время после его смерти ребята поняли, что лишились своего лидера. Он опекал их с самого начала. По иронии судьбы, если бы он не умер, его бы ждало огромное потрясение: рано или поздно он потерял бы их. Но в то время его смерть казалась катастрофой».

 

Нат Вейс (адвокат, близкий друг Брайена Эпстайна): «Привязанность Брайена к Битлам носила глубоко эмоциональный характер. Ему было недостаточно просто деловых связей. Он посвятил себя без остатка тому, чтобы обеспечить им успех и благополучие. Мне кажется, только после его смерти, да и то не сразу, они поняли, что он принимал на себя удары, стремясь защитить их от неприятностей. Он был истинно предан им, каждому в отдельности и всем вместе. Его главной заботой было защитить их от всего того, что могло отвлечь их от творчества, от всего, что было связано с бизнесом, так как понимал – они музыканты, а не бизнесмены. Это потом подтвердилось в большей степени, чем, наверное, это предполагал сам Брайен. Правда, что он не был жаден до денег так, как те люди, с которыми Битлам пришлось иметь дело после него. Да, он не гонялся за каждым долларом, зато он берег Битлов и способствовал их росту. Его имя было окутано флером таинственности, как имена «Битлз», потому что он был единственный, кто мог сравниться с ними как личность».

 

Дерек Тейлор (пресс-агент «Битлз» в 1964 году): «Есть такая история, почти легенда, потому что никто не знает, правда это или нет, поскольку было это в начале их пути. Кажется, это случилось в студии «И-Эм-Ай». Брайен сказал: «Кажется, кто-то из вас фальшивит». А Джон ответил: «Мы будем петь, а твое дело – считать деньги». Брайен сам рассказал мне об этом. Возможно, так оно и было. Но такое случилось только однажды, поскольку Брайен не хотел вмешиваться в их работу. Никому не хотелось спорить с ними, потому что это было рискованно. Неприятно связываться сразу с четырьмя противниками. А они сразу ощетинивались и показывали клыки. Правда, потом быстро остывали, но всё равно их укусы были болезненными. Оставалось только побыстрее уползти в берлогу, чтобы зализать раны».

 

Ринго: «Брайен был замечательным. Ему можно было доверять. Он был весёлым, он знал все пластинки, как тот парень из фильма «Забегаловка». Мы часто затевали с ним такую игру – спрашивали: «А что записано на второй стороне сингла «Давайте соберёмся» (Cmon Everybody)?» (прим. – песня Эдди Кокрана). И он отвечал. А мы продолжали: «А какое место она заняла в хит-параде?» Но он знал и это. Это было что-то потрясающее. Он пытался придать нам лоск, водил нас в хорошие рестораны вместо дешёвых забегаловок. Он убеждал нас носить галстуки, опрятно одеваться. Он говорил нам: «Не пейте на сцене, старайтесь не курить во время выступления». Он в самом деле оказывал на нас влияние, чтобы публике было легче принять нас».

 

Пол: «Мы все были очень близки с Брайеном, а Джон – больше всех».

 

Джон: «Брайен мне нравился и в течение многих лет у меня были очень близкие с ним отношения, потому что я не мог позволить, чтобы какой-нибудь незнакомец управлял моими делами, вот и всё».

 

Пол: «Кажется, ещё в первые годы Джон как-то отвёл его в сторонку и сказал: «Слушай, если ты хочешь иметь дело с группой, то запомни, что главный здесь я». Джон был способен на такое, он умел пользоваться случаем, а мы, остальные, обычно говорили: «Ладно-ладно, дружище, нет вопросов». Видимо, именно поэтому Джон отправился отдыхать в Испанию вместе с Брайеном: он пытался закрепить за собой положение лидера группы. А ещё я уверен, что Брайан был влюблен в Джона. Все мы любили Джона, но Брайен любил его иначе из-за своей нетрадиционной ориентации».

 

Джон: «Мне нравится работать с друзьями. Я был самым близким к Брайену, близким настолько, насколько можно быть близким к тому, кто живет, скажем, «пидорастической» жизнью, и ты ничего не знаешь, что они там делают. Но в группе я был к нему ближе всего, и он мне нравился».

 

Джордж Мартин (музыкальный продюсер «Битлз»): «Мы с Брайеном были хорошими друзьями. Я знал, что он гомосексуалист, но мы с Брайеном и Джуди, моей женой, составили тройку верных друзей. Иногда мы бывали где-нибудь все вместе, и нам было весело. Думая о вкладе Брайена в успех группы, я понимаю, что не познакомился бы с «Битлз», если бы не он. Кто знает, что стало бы с ними, если бы они не встретились с Брайеном? Кто знает, вошел бы Ринго в группу или нет? Слишком много «если», которые никто не способен оценить».

 

Джон: «Смогли бы «Битлз» добиться такого же успеха, какой имеют сегодня, если бы не Эпстайн? Нет, как я понимаю. Но теперь это уже не важно, ведь мы всё-таки познакомились с ним и стали знаменитыми. Если бы он не появился, все мы четверо и Брайен, стремились бы к одному и тому же, хотя и шли бы, наверное, разными путями. Все мы знали, чего хотим, мы помогли ему, а он помог нам».

 

Нат Вейс (адвокат, близкий друг Брайена Эпстайна): «Брайен умел добираться до сути проблемы и выделять самое существенное. Он был провидцем до такой степени, что становилось страшно. Его проницательность не раз меня ошеломляла. Он говорил: «Вот что будет. Если ты это сделаешь, я тебе гарантирую, что это произойдет». Очень часто, когда чувство логики говорило о том, что он не прав, он всё-таки оказывался прав. Он смотрел каким-то отрешённым, ушедшим в себя взглядом и предсказывал то, что потом почти во всех случаях сбывалось. К концу жизни он говорил мне, что не доживет до тех событий, которые предсказывает».

 

Пол: «Что касается гомосексуальных наклонностей Брайена, все мы были слишком далеки от этого, и, думаю, что он это понимал, потому что никогда не делал в мою сторону никаких намёков, а мы, в свою очередь, не задавали ему вопросов. Мы бывали в клубах и пабах, работающих всю ночь, и теперь, вспоминая об этом, я понимаю, что среди них, должно быть, были и гей-клубы, потому что там мы встречались с друзьями Брайена, а позднее я узнал, что они тоже были гомосексуалистами. Но он не был геем в прямом смысле. Он был, скорее, мачо, а его друзья – просто славными ребятами. По-моему, никто из нас ничего не знал тогда о мире гомосексуалистов.

То, что Брайен – гей, было всегда очевидно. При желании мы вполне могли говорить с ним на эти темы, но он никогда не произносил слов вроде: «Привет, Пол, сегодня ты потрясающе выглядишь». Поскольку я всегда был бабником, то явно не был гомосексуалистом, и, думаю, все мы производили такое же впечатление. Поговаривают, что однажды Джон вступил в интимную связь с Брайеном, но лично я в этом сомневаюсь. Когда мы говорили об интиме, речь всегда шла исключительно о девушках.

Говорят, что в шоу-бизнесе заправляют геи, что в нём чувствуется влияние гомосексуалистов, многие главы компаний и влиятельные люди – геи. Может быть то, что наш менеджер был гомосексуалистом, во многом нам помогло. Они охотнее принимали нас, потому что им было легче договориться с нашим менеджером. Оглядываясь назад, я понимаю, какие связи существовали между продюсерами-гомосексуалистами. Но в то время мы ничего об этом не знали.

Попасть в гомосексуальные круги неплохо, но проникать туда пришлось Брайену, а мы были просто пешками в этой игре. Нам это было очень полезно, и всякий, кто твердит, что Брайен был плохим менеджером, ошибается. Брайен был замечательным менеджером».

 

Джордж: «Брайен преодолевал свой путь, не тот же самый, что и мы. Какое-то время он был с нами, но у него была своя карма, которую ему пришлось отработать, а мы были своего рода транспортным средством, с помощью которого он смог достичь желаемого.

Вспоминая биографию Брайена Эпстайна – о том, как его выгнали из армии, как неудачи преследовали его в школе, как он бросил Королевскую академию театрального искусства (он воображал себя артистом), как он пытался продолжить семейный бизнес, но эта роль его не устраивала, – можно понять, что мы были для него идеальным средством. Наше сотрудничество было взаимовыгодным: мы нуждались в человеке, который помог бы нам подняться выше, а ему были нужны те, кто помог бы ему выбраться из ямы, в которой он очутился. Нас объединяли общие интересы, но, как только мы перебрались в Лондон, а он стал известным импресарио и мультимиллионером, наши отношения перестали быть прежними.

Мы не общались и не пытались выяснить, что происходит за дверями наших спален. Брайен вращался в мире гомосексуалистов, о котором мы ничего не знали. Мы знали, что он «друг Дороти» (прим. – человек нетрадиционной ориентации), но не были с ним в том мире. В те дни каждый хранил свои тайны, и лично я этому только рад. Не хватало ещё видеть менеджера, который расхаживает по гримерной в окружении мужчин в женском белье!

Мы не знали, чем он занимается, только слышали о том, как кто-то его ограбил или избил. Кажется, это случилось с ним, когда он принял кислоту. Через пару дней я встретился с ним. Он сидел в комнате, обложившись газетами, и рвал в клочки каждую, в которой было хоть слово о нём. Уверен, любой психоаналитик согласился бы с ним».

 

Джон: «Да, у него был отвратительный характер, случались истерики и отключки, знаете, когда он пропадал на несколько дней. Время от времени у него случались кризисы и вся его деловая активность останавливалась, потому что он целыми днями принимал снотворное и не просыпался. Однажды он пропал, знаете, когда его избил какой-то старый докер на Олд-Кент-роуд. Но мы не так чтобы знали об этом. О таких вещах мы стали узнавать потом. Если что-то с ним и происходило в конце жизни, то не на моих глазах. Последние два года до его смерти мы слишком мало общались.

После того как мы перестали ездить в турне, ему было нечем заняться. Деньги от продаж пластинок текли рекой. Билли Джей и остальные быстро теряли популярность. Короче, все остальные его протеже сходили со сцены. Мы отдалялись друг от друга.

Когда кто-нибудь умирает, ты думаешь: «Если бы я чаще общался с ним, наверное, ему было бы легче». Я чувствовал себя виноватым, потому что раньше мы с ним были близки, а потом я целых два года занимался своими проблемами, не встречался с ним и не знал, как он живёт.

Он предлагал: «Может, сегодня поужинаем вместе?», но это всегда ставило нас в тупик. Мы почти не виделись с ним. Нас было четверо, а он оставался в одиночестве. Мы быстро отдалялись, паузы в общении затягивались, он начал принимать кислоту. Мы могли бы образумить его, что однажды и пытались сделать. Но не успели. Он умер.

Это я приобщил Брайена к кислоте, что вызывало у меня угрызения совести. Я сделал это, чтобы заставить разговориться, выяснить, что, на самом деле, у него на уме. Помню, как он просил: «Только не напоминай мне об этом». И это обещание я сдержал».

 

Джордж: «Вот дерьмо! Ты можешь быть мультимиллионером, иметь всё, что можешь пожелать, но рано или поздно ты всё равно умрёшь, как все, и это паршиво. Можно прожить жизнь, даже миллион жизней, но так и не понять зачем. Можно попытаться понять, в чём смысл жизни, или вспомнить о Лайм-стрит в Ливерпуле и снова почувствовать себя ливерпульским мальчишкой. Вот о чём я думал: «Переходить с одной ступени на другую не так уж трудно; всё дело в изменении своих взглядов и представлений». Я всегда ощущал близость к людям, к публике, к тем местам, где я вырос, к тем, кто восхищался «Битлз» во всех странах мира. Думаю, именно поэтому я писал песни, в которых пытался сказать: «Все вы можете пережить это, такое доступно каждому». Но потом вдруг понимаешь, что можно отвести коня на водопой, но не можешь заставить его пить. Можно столкнуться лицом к лицу с истиной и не разглядеть её: люди замечают истину только тогда, когда готовы к этому. Иногда они понимают песни превратно, как наставления, но я никогда не стремился проповедовать что-то».

 

Пол: «Брайен был бы рад узнать, как мы любили его».

 

Джон: «Когда он нами управлял, мы ему полностью доверяли. Для нас он был экспертом. Я имею в виду, что с самого начала у него был магазин. У любого, у кого есть магазин, всё должно быть в порядке. Он всех обошёл и очаровал каждого.

Без него мы бы никогда не состоялись и наоборот. С самого начала Брайен внёс такой же вклад, как и мы, хотя мы были талантом, а он дельцом. Чтобы нас превосходить, ему недоставало силы. Брайен никогда не мог заставить нас делать то, чего мы не хотели.

Умерло только тело Брайена, но его дух всегда будет с нами. Его власть и сила во всём, они не исчезнут. Когда мы шли по верному пути, он принимал это, а когда сбивались с пути, он предупреждал нас – и обычно оказывался прав. Но, так или иначе, на самом деле он не умер».

 

Гибсон Кэмп (ударник группы «Рори Сторм»): «Брайен – уникальная личность. Он один – целая глава в истории рок-музыки. А когда он ушёл, началось! «Санрайз» зашевелилась, полезло всякое дерьмо, но потом всё улеглось, и все хранят светлую память о нём, и уже ничего такого».

 

 

 

Рекс Макин – адвокат семьи Эпстайнов и один из юристов «Битлз», 29 августа 1967 года. Фото Дугласа Миллера.

 

 

 

 

 

Бэрри Майлз (автор книги «Календарь Битлз»): «Расследование смерти Брайена Эпстайна было отложено, хотя коронер дал разрешение на похороны на еврейском кладбище в Ливерпуле».

 

Рэй Коулман (журналист «Мелоди Мейкер»): «По еврейским законам, тело должно быть захоронено в течение сорока восьми часов после смерти. Из-за предстоящего запроса следователь не мог отдать тело Брайена, пока не проведут вскрытие. На следующий вечер тело Брайена прибыло в Ливерпуль, в синагогу на Гринбэнк-Драйв. Оттуда его отвезли на еврейское кладбище в Лонг-Лейн, Эйнтри, где он и был похоронен в секции «А», могила «H12», рядом со своим отцом.

Вместе с семьей, на церемонии присутствовали Джерри Мэрсден, Силла Блэк, Нат Вейс и Питер Браун».

 

Патти: «Мы не были на похоронах в Ливерпуле, на которых присутствовала только семья Брайена».

 

Питер Браун (персональный помощник Брайена Эпстайна): «Похороны про­водились втайне, чтобы не превращать их в оргию для прессы, и «Битлз» на них не присутствовали».

 

Тони Бэрроу (пресс-агент группы): «По обоюдному согласию с семьёй Эпстайнов, Битлы не присутствовали на похоронах Брайена. Журнал «Тайм» унизительно неверно истолковал отсутствие группы, и я связался с редакцией, чтобы выразить своё отношение. Я ждал каких-то объяснений и, может быть, устного извинения, но они пошли навстречу и согласились опубликовать моё официальное письмо для исправления более ранней неверной информации».

 

Джоанн Ньюфилд (личный помощник Брайена Эпстайна): «На похороны в Ливерпуле я поехала с матерью Эпстайна Куини и тетей Фредой, а также Силлой Блэк. Все были потрясены его смертью».

 

Рэй Коулман (журналист «Мелоди Мейкер»): «Силла, расстроенная еврейским законом, препятствующим женщинам присутствовать на похоронах, была в синагоге настолько подавленной, что Куини пришлось дать ей Валиум. Мрачная атмосфера похорон была усуглублена бестактностью доктора Нормана Соломена, исполняющего обязанности раввина. Не придавая значения вдостижениям Брайена и его известности, он сказал, что человек, которого он практически не знал, был символом недуга поколения шестидесятых».

 

Нат Вейс (адвокат, близкий друг Брайена Эпстайна): «Пожалуй, самое ошибочное суждение о Брайене было высказано на его похоронах на маленьком еврейском кладбище под Ливерпулем. Раввин сказал: “Брайен Эпстайн был символом и жертвой непонимания всего поколения”».

 

Рэй Коулман (журналист «Мелоди Мейкер»): «Эти слова резанули Ната Вейса, который бросил вызов еврейскому правилу, запрещающего на похоронах цветы, выполнил просьбу Джорджа Харрисона бросить на крышку гроба Брайена от имени «Битлз» белую хризантему».

 

Джордж: «Брайан был одним из нас».

 

 

 

 

 

Джоанн Ньюфилд (личный помощник Брайена Эпстайна): «Я осталась с его семьей на неделю, поддерживая Куини, которая просто хотела поговорить о Брайене».

 

 

 

 

Поклонницы «Битлз» читают статью в газете «Дейли Миррор», посвящённую Брайену Эпстайну. Фото «Ивнинг Стэндарт».

 

 

Джоанн Ньюфилд (личный помощник Брайена Эпстайна): «Я чувствовала, что для «Битлз» это было началом конца. Он был для них связующим звеном, который удерживал их вместе. После его смерти довольно быстро всё разладилось».

 

Аликс Палмер и Джудит Саймонс (газета «Дейли Экспресс», 29 августа 1967): «Эпоха Эпстайна началась 28 октября 1961 года и позавчера она закончилась. Шесть коротких лет стремительного успеха, не имеющего себе равных в непредсказуемой истории шоу-бизнеса. Его влияние вышло далеко за рамки молодёжной революции – некоторые сказали бы, что он её зажёг, – расчищая дорогу новым увлечениям, новым способам самовыражения, новым рынкам сбыта.

К моменту появления на сцене Эпстайна, она представляла собой целое поколение молодых людей, родившихся после окончания войны. Им было скучно, они чувствовали себя чужаками в обществе, которое на самом деле не понимали и которое цеплялось за традиции, которые они презирали. Они принадлежали к поколению, которое взрослело быстрее, чем продукты, которые готовили для них их родители. Когда появилась музыка «Битлз» и то общество, которое она породила, молодёжь подхватила это и сделала своим.

Те, кто полагал, что уже видел всё это раньше, были циничны в своих суждениях: «Это будет иметь такое же влияние, как рок-н-ролл в 50-х, – сказали они. – Сегодня есть, завтра нет». Но эти циники недооценили потребность молодежи в новой атмосфере, потребность чувствовать себя значимой, потребность в новом либертарианском отношении, напоминающем французских трубадуров шестнадцатого века.

Вначале «Битлз» и их товарищи по цеху не несли каких-либо серьёзных посланий. Они не протестовали – это придёт позже из Америки с Бобом Диланом и Джоан Баэз. Их тексты были несколько грубоваты, но эмоции, которые они выражали, были понятны всем. Их романтизм был без прикрас, такой же, как Мерси, из которого они вышли родом. Под бит-музыку целоваться не получалось, поэтому появились новые танцы. И когда танцующие исполняли свои раскрепощённые движения, то находили свою старую одежду неудобной, консервативной и годной только для мусорного бака или ножниц. Родителям это может показаться смешным, но молодёжь тратила на это свои деньги, предпочитая обходиться без обеда, чтобы иметь возможность заплатить за лучшую поп-музыку.

Это был сумасбродный период, эпоха фантазий, и, как и все подобные революции, она в конце концов достигла той точки, когда больше не могла оставаться неизменной. Ответвления экстремизма были естественным развитием, временем для ещё большего эксперимента, осознанием для некоторых того, что поверхностной упрощённости больше недостаточно. А значит к наркотикам и более глубокому самоанализу, к ощущению нетерпеливости, которое следует за сосредоточенным стремлением к удовольствиям. И во главе этого движения стояли те, кто получал прибыль, люди, которые увидели возможность быстрой коммерции. Но не всё было так плохо. Те, кто зарабатывал деньги для себя, также зарабатывали деньги для Британии. Продажи британских пластинок в первой половине 1963 года выросли на 12 процентов до рекордной суммы в 8 386 000 фунтов стерлингов.

К 1964 году уже не было ничего удивительного в том, что восемь британских имен попадали в первую десятку Америки – в какой-то момент только «Битлз» занимали первые четыре места, а шестую строчку занял Лорн Грин, исполнивший песню под названием «Ринго». К концу того же года британские звёзды бит-музыки заработали в США 20 миллионов фунтов стерлингов. Никогда прежде Британия не была столь явным лидером международной поп-музыки, и это стало стимулом для других отраслей. Ведь поклонники, купившие более двухсот миллионов пластинок «Битлз», хотели не только слушать своих кумиров. Они тоже хотели быть похожими на них, что дало толчок модельерам и производителям одежды. Неслучайно, что эта эпоха принесла успех молодым модельерам, которые стали конкурировать и даже вытеснять из Парижа таких людей, как Мэри Куант, Анджела Кэш, Кэролайн Чарльз и Джон Стивен со стороны мужчин, стремящихся избавиться от установившегося порядка в одежде, поведении и мировоззрении в целом.

Музыкальные журналы и газеты тоже процветали. В 1963 году продажи самой продаваемой музыкальной газеты «Нью Мюзикл Экспресс» выросли на треть – с 236 000 до 326 000 экземпляров. Эпстейн тоже занялся издательским делом. Он возглавил местную ливерпульскую газету «Мерси Бит», посвящённую поп-музыке, которая теперь объединилась с журналом «Диск».

Так была создана страна новых идей, где молодёжь имела такое же значение, как и люди среднего возраста, находя свою идентичность, меняя её из месяца в месяц, надевая сегодня военные мундиры, завтра – пёстрые одежды, и презрев «тётушку Би-Би-Си» в пользу пиратских радиостанций. Вполне возможно, что всё это произошло бы и без Эпстайна, но он был человеком, который подхватил первые брошенные нити и сплёл их в форму, пригодную для существования.

Всё началось с того, что восемнадцатилетний юноша по имени Рэймонд Джонс зашёл в музыкальный магазин семьи Эпстайнов в Уайтчепеле, Ливерпуль, и попросил пластинку, записанную в Германии группой под названием «Битлз». Эпстайн, которому тогда было двадцать семь лет, стоял за прилавком этого магазина, и ничего о них не знал. Он лишь стал замечать, что ливерпульские подростки перестали слоняться по улицам и ушли в тень, где слушали новую необузданную разновидность поп-музыки, извлекаемой барабанами и гитарами, оглушительные звуки которых эхом отдавались от почти голых стен многочисленных клубов, появляющихся тут и там.

Два дня спустя пара девушек попросила ту же пластинку, и Эпстайн выяснил, что «Битлз» со «странным и бессмысленным названием», как он думал, играют в клубе «Пещера». Зайдя туда, Эпстайну не понравилось скопище подростков, которые были на десять и более лет моложе его, и он нашёл пропахшую потом, грязную атмосферу «Пещеры» слегка неприятной. Но он был очарован четырьмя неопрятными мальчиками на сцене, сотрясающих воздух гитарами и шутящими с аудиторией.

Первые слова, сказанные ими, чуть не разрушили этот мир. «Привет, – произнёс Джордж Харрисон. – Что привело сюда мистера Эпстайна?» Битлы в то время зарабатывали по семьдесят пять шиллингов в день на каждого. Через несколько недель Эпстайн предложил им стать их менеджером.

Контракт был составлен и подписан, но не сразу со стороны Эпстайна, который отнюдь не был уверен, что сможет выполнить данные им обещания.

Следующие несколько недель были ироничными. Люди, которые упустили «Битлз», не любят, когда о них напоминают. Эпстайн обивал пороги звукозаписывающих компаний «Декка», «Пай» и «Эмбасси». Но все они ему отказали. Только в июле 1962 года наступил большой прорыв. Он отнес записи в «Парлафон» – филиал могущественной компании «И-Эм-Ай», где познакомился с Джорджем Мартином, которому суждено было стать почти таким же важным компонентом развития «Битлз», как и их инструменты. Мартину понравилось то, что он услышал, и Эпстайн получил контракт на запись.

Первая пластинка с композицией «Люби же меня» (Love Me Do) и «Поскриптум, я люблю тебя» (P.S. I Love You) на оборотной стороне вышла 4 октября 1962 года. Это стало началом Битломании».

 

 

 

Нашли ошибку в тексте или у Вас есть дополнительный материал по этому событию?

    Ваше имя (обязательно)

    Ваш e-mail (обязательно)

    Тема

    Сообщение

    Прикрепить файл (максимальный размер 1.5 Мб)