6 октября 1961 г.
(условная дата)
Билл Харри: «Потом они пошли на блошиный рынок, и купили себе одежду в стиле «модов». Юрген носил вельветовый пиджак и свитер без рукавов и воротника, и Джон захотел одеться так же».
Париж 1961 г.
Полина Сатклифф: «6 октября в своем письме Стю сообщил: «Я подготовил все свои лучшие работы для показа преподавателям. Все они лучше того, что бы я смог сделать год назад. Эту неделю я, вероятно, буду много работать, каждый день (и ночь), есть возможность заработать материально, я считаю, что студентом легко можно заработать 30 марок за три-четыре часа работы в газете. Скоро мы пришлем вам много новых фотографий. Кстати, между прочим, Джойс и Полин обещали мне регулярно писать, и я жду от них вестей.
Джойс к этому времени исполнилось девятнадцать, и у нее уже достаточно долго был постоянный парень, поэтому в письме к Стюарту она написала, что была занята. Ее жениха звали Герман, он был бельгийцем, работавший младшим инженером с нашим отцом. Их отношения развивались под одобрительное молчание родителей. Когда Стюарт узнал из письма об этом, его реакция была весьма странной, как будто у нас не было отца, и Стю взял на себя роль главы семейства: «Ты должна все обдумать, Джойс. Чувство любви очень примитивно в своей основе. Я почувствовал боль, когда мать сообщила мне, что вы были заняты. Похоже, я понял, что означает выражение: «кровь не вода». Я очень переживаю за вас. При мысли о том, что вы покинете дом, меня охватывает беспокойство за родителей: как они там будут одни в этой большой квартире с деньгами. Это опасно. Возможно, на вас эмоционально подействовали наши с Астрид романтичные отношения. Я всегда спешил и так и не узнал тебя с Полин достаточно хорошо. Сейчас я тороплюсь, и половину из того, что хочу вам сказать, упускаю. Я никогда не забуду, как однажды обжег твою ногу газовым баллоном в том бунгало. Все, что было вчера вечером, я опять забыл, о чем я хотел написать. Это было неделю назад, я не могу это закончить, так что отправлю по почте так, как есть».
Джойс попыталась вспомнить, когда Стю обжег ее ногу, но не смогла».
Хантер Девис: «Хотя Стю оставил группу, чтобы посвятить себя живописи, они с Джоном продолжали регулярно переписываться. Сначала письма состояли из анекдотов и забавных историй наподобие тех, которые Джон сочинял в детстве для своих маленьких книжек. «Дядюшка Норман только что прокатился пo собственным усам»; «P.S.: Королева Мария Шотландская была черномазая».
Джон сообщал Стю все приятные новости, рассказывал, что, в Ливерпуле, наконец, появился клуб любителей «Битлз» (У Рори Сторма уже был такой клуб). Но потом в письмах зазвучало разочарование: «Все это полное дерьмо. Я чувствую: что-то должно произойти, но когда?». Некоторые путаные послания Стю Джону занимали до тридцати страниц.
Джон стал посылать Стю и некоторые из своих серьезных стихов, которые никогда не показывал Мими. Обычно они заканчивались непристойностями или смущенными признаниями. Когда делиться было нечем, Джон исписывал страницы своих писем Стю такими стихами: «Я помню время, когда все, кого я любил, ненавидели меня, / Потому что я ненавидел их. / Ну и что, ну и что, / Какого хрена… / Я помню время, когда / Был от горшка два вершка. / Koгдa только говно воняло, а все остальное / Было красивым и благоухало. / Я не могу ни о чем вспоминать / Без печали. / Так глубоко во мне / Сидит эта печаль. / Так глубоко, что ее слезы / Превращают меня в зрителя / Собственной глупости. / И так без конца я треплюсь. / Эй, э-гей, нет, нет, нет». Стю отвечал ему из Гамбурга и писал свои письма от имени Иисуса Христа, после чего Джон немедленно перевоплотился в Иоанна Крестителя.
В известном смысле, они в действительности разговаривали сами с собой, изливали скорбь на тему окружающего мира. Джону было двадцать лет, и порой его одолевала юношеская тоска и смятение, как правило, хорошо скрываемые под личиной шумного, агрессивного лидера».