1 июля 1960 г.
Бруно Цериотти (Bruno Ceriotti, историк): «Группа «Рори Сторм и Ураганы» (Rory Storm And The Hurricanes) выступает в Пулели, в танцевальном зале «Рок-н-Калипсо» дома отдыха «Батлин» (Rock ‘n’ Calypso Ballroom, Butlin’s Holiday Camp, Pwllheli, North Galles).
Состав группы: Эл Колдуэлл (он же Рори Сторм), Джонни Берн (он же Джонни «Гитара»), Ти Брайен, Уолтер «Уолли» Эймонд (он же Лу Уолтерс), Ричард Старки (он же Ринго Старр)».
(условная дата)
Алан Уильямс: «На следующий день мы с Вуди с покрасневшими глазами, жутко страдая от похмелья, сели на поезд, идущий в Гамбург. Остановившись в дешёвой гостинице, мы направились в портовое кафе, где по слухам должен был играть мой оркестр ударных инструментов. Мальчиков там не было. Но хозяин слышал о них. После того, как я убедил его, что я их приятель и не собираюсь наезжать на них по поводу долгов, он дал нам адресок в легендарном районе красных фонарей, на Репербане, где каждый может пожелать всё, что придёт в голову, и ему непременно это предложат».
Филипп Норман: «Для Алана Уильямса, как и для большинства англичан той эпохи, Гамбург был городом потрясающей безнравственности – в намного большей степени, чем Лондон, и даже Париж. Британские солдаты, служившие в Западной Германии рассказывали о зрелищах, устраиваемых на Репербан, легендарном районе гамбургских кабаре – о женщинах, борющихся в грязи, и секс-программах, включавших питонов, ослов и сочетания с другими животными. О таких вещах в Англии было принято говорить шепотом. Здесь даже купальный костюм из двух деталей считался крайне дерзким».
Питер Браун: «Все это служило колоритным фоном для разворачивающейся яростной борьбы между многочисленными поставщиками наркотиков и оружия. Владельцы клубов платили огромные деньги, спрос на зрелища был настолько велик, что даже такая экзотическая группа, как «Вест Индиан Стил Бэнд», пользовалась популярностью».
Дэйв Ди (группа «Дэйв Ди и Бостонцы»): «[Немцам] было проще простого привозить обоймы британских команд на два-три месяца и «заигрывать» их до полусмерти».
Алан Уильямс: «Место, куда мы попали, было ничем иным, как сплошным, непрерывным стриптиз-шоу. Света не хватало даже на то, чтобы осветить крохотную раздевалку. Замысел заключался в том, что после выступления девочки спускались в зал и занимались эффективным избавлением посетителей от лишних денег. Чтобы претворить это в жизнь, девочки использовали все мыслимые и немыслимые сексуальные уловки, включая совершение акта прямо за столиком. Пробираясь по залу в этой темноте, нужно было соблюдать осторожность, чтобы не попасть в интересную ситуацию. Я не имею в виду, если вы случайно наступали кому-нибудь на ногу.
Никто не слыхал здесь о Пекане, Слиме, Бонсе и Эверетте. Лорд Вудбайн, пролагая себе путь к эстраде, наткнулся на стриптизёршу, отдыхавшую в перерыве между выступлениями. Дальше мне пришлось путешествовать по Гамбургу в одиночестве. Кто-то подсказал мне адрес ещё одного клуба под названием «Кайзеркеллер». Чтобы добраться до него, я взял такси. Клуб располагался на первом этаже и был способен вместить до тысячи посетителей одновременно. Он был огромен по сравнению с крохотными ночными барами Ливерпуля. Декор был выполнен в маринистском стиле. Стеклянные паруса на стенах и рыбачьи сети по всему залу. Стойка напоминала корабль с отороченными медью иллюминаторами по борту. Здорово! Здесь делались большие деньги. Ни одного свободного столика. Тем не менее, в воздухе ощущалась некая напряжённость. Все как будто чего-то ждали. Эдакое мрачное ожидание. Я никак не мог сообразить, что за этим кроется.
Музыкальный фон создавала неповоротливая, примитивная до нелепости, местная немецкая группа, которая пыталась играть рок-н-роллы. Исполняя «Тутти-Фрутти», она звучала, как полковой оркестр на марше. Рок-н-ролл в исполнении похоронной команды! У музыкантов напрочь отсутствовало естественное чувство ритма. Мучительно было слушать их жалкие потуги после дикого, возбуждающего звучания Ливерпуля, к которому я привык. И эти – «опа, опа, вот вам моя жопа!» – пытаются с ним состязаться? Йа! Итак, это и есть рок-н-ролл по-гамбургски? Огромная и никем не занятая ниша для моих ребят! (прим. – согласно воспоминаниям Рика Хэрди (он же Рик Ричардз, группа «Джетс»): «В субботу, 9 июля мы начали выступать в клубе Экхорда «Топ Тен»». До этого они вытсупали в клубе «Кайзеркеллер». По-видимому, Алан Уильямс пришел в этот клуб до того, когда на сцену поднялась британская группа «Джетс»).
Ливерпуль находился в миллионах миль отсюда. Я сидел с бокалом за стойкой и думал о «Битлз». Они бы задали этим немцам жару! Я ощущал в себе растущее вдохновение. Я проделал такой далёкий путь, поверив ребятам из Вест-Индии, и оказалось, что всё упирается лишь в деньги и время. Теперь я уже не чувствовал себя охотником за дикими гусями.
Посетители не обращали на ансамбль никакого внимания. Они пили, болтали, орали. Одна или две парочки вяло кружились в центре зала. Внезапно музыка стихла, и конферансье объявил, что сейчас включат музыкальный автомат. Толпа заметно оживилась. Это было именно то, чего они ждали. Автомат начал выплёвывать записи Элвиса Пресли и Томми Стила. Все словно сошли с ума. Через мгновение в кафе началось столпотворение. Зал был наэлектризован так, будто кто-то воткнул в него гигантский шприц с адреналином. Вот это да, подумал я. Если они так реагируют на вшивый музыкальный автомат, только представьте, что они будут вытворять под живую музыку ливерпульских групп. Вот оно, понял я. Я отправился в путешествие, чтобы отыскать что-то вроде нового дома для своих мальчиков. На кой дьявол мне это было нужно? Я чувствовал, что ливерпульским ребятам нужен новый толчок, новый опыт, душевное и творческое равновесие, если хотите! Катализатор, способный направить их музыку в звёздное русло! Почему Гамбург? Не знаю. Просто так уж получилось. Он не похож на другие города, или наоборот? Огромный бесшабашный порт, шумный как Ливерпуль. Нечто большое, доброе, с широко распахнутыми объятиями. Что же удивительного в том, что всё произошло именно здесь? Но… минутку. Я вновь забегаю вперёд.
Я постоял немного, размышляя о своём следующем ходе. В этом городе я никого не знал. Мне не удалось разыскать Пекана, Бонса, Слима и Эверетта. К кому мне обратиться? Почему бы не начать прямо отсюда, с «Кайзеркеллера»? Я похлопал по плечу одного из здоровенных официантов, который проплывал мимо меня с пустым подносом. Он говорил на сносном английском. «Послушай», – сказал я, – «как бы мне увидеть вашего босса?». Он подозрительно взглянул на меня, как бы спрашивая, кто я? Законник? Вышибатель долгов? Ничего особенного, это клубный бизнес. И не только в этой стране. Естественная настороженность, ничего более. Слишком уж шаток этот бизнес. «У меня в Ливерпуле тоже есть клуб. Всё о’кей. Я вашего поля ягода». «Понимаю», – сухо обронил он, торопясь к бару наполнить пустые стаканы.
Я ждал. Потом я заметил, что меня пристально разглядывает один из этих здоровенных вышибал с бычьим загривком. Быть может, я переступил запретную черту, потребовав встречи с боссом без предварительных переговоров? Вышибала начал продираться ко мне через толпу. Мышцы живота свело судорогой. Меня очень легко напугать. Но я решил не убегать. «Это ты спрашивал о боссе? Чего ты хочешь?». «Я хочу поговорить с ним о бизнесе». Не было смысла заводить разговор о «Битлз» с этой торпедой. «О каком бизнесе?». Это заводило нас в тупик. «У меня есть к нему деловое предложение. Это касается музыки. Ну, ты знаешь – «Шуры-мури, все в нормуле!» («Tutty-Frutty all rooty!»). « Шуры-мури, все в нормуле!»? – переспросил он. Наши голоса звучали в унисон. «Ну да. Я музыкальный антрепренёр из Англии». «А, йа!» – подозрительное выражение исчезло с его жирной физиономии. – «Музыка! Гут!». Мы ухмыльнулись друг другу, дружелюбно закивав.
У меня с собой были кассеты, которые мальчики записали в «Джаке». Если бы я смог прокрутить их боссу, он бы, несомненно, заинтересовался этим. Уж во всяком случае, он поимел бы гораздо большую выгоду, чем от этой «опа, опа…» группы. Я вновь начал гнуть свою линию и просить, чтобы меня проводили к хозяину. На сей раз, вышибала шепнул что-то на ухо парню в белом пиджаке. Через минуту белый пиджак вернулся и поманил меня за собой. Мы протолкались через толпу, лихо отплясывающую под Элвиса и Томми, и подошли к двери, за которой, как я понял, находилась главная контора. Теперь-то уж я точно попаду к боссу. Белый пиджак постучал в дверь, и я услышал, как чей-то голос проворчал «Йа?». Мой проводник открыл дверь и сказал что-то по-немецки господину, сидящему за конторкой. Это был владелец клуба, Бруно Кошмидер (Bruno Koschmider). Маленький горбатый тип, в молодости одно время работавший цирковым клоуном. Как выяснилось, для клоуна ему явно не хватало чувства юмора. Но тогда он показался мне вполне симпатичным».
Питер Браун: «В клубе на Гросс Фрайхайт Аллан Уильямс встретился с Бруно Кошмидером. У Кошмидера была запоминающаяся внешность: приземистый, похожий на карлика, с большой головой, приплюснутым носом, копной тщательно завитых белокурых волос. Когда-то иллюзионист и цирковой клоун, он завел собственное дело».
Алан Уильямс: «Он не говорил по-английски, а единственные немецкие фразы, которые я знал, были почерпнуты мною из кинофильмов. Лексикон типа «яволь, майн фюрер» и «хайль, Гитлер». Вряд ли это пригодилось бы мне в попытках поговорить о «Битлз» и других группах. Разговор забуксовал, пока он не крикнул одного из своих служащих, который говорил на хорошем английском. Мы начали милую беседу о великих «Битлз», когда в контору ворвался один из официантов и возбуждённо выдал серию фраз на немецком. Я решил, что это полицейская облава. Серьёзная угроза и постоянная головная боль любого владельца клуба. Кассеты с «Битлз» уже лежали на конторке. Как только наш разговор прервали, я схватил их и снова засунул в портфель. Если фараоны поблизости, надо приготовиться быстро делать ноги.
Как оказалось, можно было не беспокоиться. Это не полиция. Просто маленькая проблема с одним из посетителей. Маленькая проблема? Официант, который ворвался в контору хозяина, оставил дверь широко открытой, чтобы можно было видеть зал. Там на полу лежал парень, и ему приходилось совсем несладко. Его окружала шайка официантов и вышибал, занятых его избиением. Они беспощадно пинали его ногами, выполняя эту «работу» с чисто немецкой педантичностью. Парень на полу уже не оказывал им никакого сопротивления. Ливерпуль сделал меня жестоким, но я по-прежнему не мог выносить беспричинного и жестокого насилия. Что бы ни натворил этот тип, но в тот момент он был уже не в состоянии отвечать за свои поступки.
Бруно Кошмидер думал иначе. В его глазах зажглось возбуждение битвы. Он распахнул дверку конторки и вытащил толстую эбонитовую линейку. Ту, что обычно используют для того, чтобы провести прямые линии. Помимо всего прочего, этот инструмент можно было применить в качестве оружия нападения или защиты. Для горбатого человечка Бруно двигался довольно быстро. Возможно, это осталось у него от его цирковых выступлений, когда он должен был уворачиваться от ведёрок с краской, которые эти клоуны всегда выливают друг на друга. Он вылетел из кабинета, размахивая линейкой. Он явно не собирался чертить с её помощью прямые линии. Она была нужна ему для других целей. Он заорал на своих подопечных, чтобы те расступились. Они отхлынули назад, как хорошо вымуштрованные солдаты, уступая хозяину поле битвы. Бруно накинулся на несчастного и принялся обрабатывать его линейкой. Методично, беспощадно и, как я подозреваю, с неким наслаждением. Опасно было связываться с таким подлым типом. Я это понял ещё в начале игры.
Всё вокруг было забрызгано кровью. Когда этот экс-клоун утомился, он приказал своим людям убрать останки. Те подняли избитое, окровавленное тело и унесли его. Я не знаю, что сталось с этим парнем. И вообще, выжил ли он после этого избиения? Скорее всего, они попросту бросили тело в мусорный контейнер во дворике за чёрным входом. Подлое место, если не следить за своими поступками. Гарстонские Бани были просто сквером для прогулок.
Кошмидер вернулся в комнату. Я снова вытащил ленты из портфеля. «Я извиняюсь», – сказал он через переводчика. – «Вы понимаете, это – клубный бизнес. Попадаются очень нехорошие люди». Он мог бы этого и не говорить. Бруно сел и вытер кровь с линейки, после чего аккуратно водворил её на место. Единственным свидетельством его недавних героических усилий была еле заметная капелька пота над верхней губой.
Я продолжил рассказ о ливерпульской эстраде, об ансамблях, о клубах и о моём участии во всём этом. «Я импресарио лучших бит-групп в мире!» – распинался я. И это была правда. Если хочешь что-то продать, так продавай, говорю я. Продавай, как что-то необычное! Бруно спросил: «Они также хороши, как Томми Стил?». Бедный дружище Томми. В тот день я поимел его со всех сторон. Только не хвалил. «Вшивый Томми Стил?» – переспросил я с неприязнью. – «Иди ты! Они надерут ему задницу! Ха, вшивый Томми Стил!».
Я постарался внушить ему, что хуже Томми просто никого не может быть. Много лет спустя я рассказал об этом самому Томми, и мы оба от души поржали. «Как Элвис Пресли?» – продолжал спрашивать Бруно. «Вшивый Элвис Пресли?» – поморщился я, ставя его в один ряд со стариной Томми. – «Будь я проклят, тебе надо услышать этих ребят и «Битлз» в особенности! Это величайшее открытие века с тех пор, как изобрели молнию!». «Молнию»? – переспросил Бруно через своего парня. – «Это ещё одна группа?». Я едва избежал этой танковой ловушки. Бруно, старина, это просто фигура речи.
Бруно зажёгся моим энтузиазмом. Несомненно, он уже просчитал, что если мои ребята окажутся лучше, чем Элвис Пресли и Томми Стил, то его ждёт нечто грандиозное. Чтобы поддержать температуру Бруно на нужной отметке, я попросил переводчика передать ему, что его «тутти-фрутти» ансамбль не продержался бы в Ливерпуле и двух минут. Это выглядело бы катастрофой. Пародией. Чьей-то злой шуткой. Пятном на добром имени популярной музыки. Если бы Бруно согласился взять на работу моих мальчиков, его посетители стояли бы на ушах постоянно, а не только тогда, когда включали музыкальный автомат, а эта паскудная немецкая группа отправлялась на перерыв. «Тебя ждёт охеренное будущее», – сказал я. – «Ты скоро увидишь. Охеренное будущее!». «Йа»? «Йа-йа», – поддакивал я.
Не успев ещё прослушать кассету, он поинтересовался, какого рода плату я хотел бы получить за эти замечательные ансамбли? Я сказал, что рассчитываю на сотню фунтов в неделю и долю в оплате транспортных расходов при переезде из Ливерпуля. Он ничего не сказал по поводу финансовой стороны дела. Его занимал только один вопрос: когда он мог бы услышать игру всех этих групп, а особенно «Битлз», на которых я не переставал настаивать. «Это музыка?» – он потрогал кассеты, лежащие на конторке. «Конечно», – сказал я. – «У тебя есть магнитофон?». Да, сэр, у него был магнитофон. Отличный «Грюндик», который он достал откуда-то из-за конторки. Итак, прямо сейчас он услышит легендарный бит с берегов Мерси.
Ты помнишь, дорогой читатель, как я оставил «Битлз» и других ребят в «Джаке» с тем, чтобы они записали своё выступление? Помнишь, я сказал, что лучше бы мне было остаться с ними? Убедиться, что всё получилось? У меня была назначена встреча с одним из моих кредиторов, и я ушёл, полагая, что «Битлз» и два других ансамбля сами с этим справятся. Какой я был болван. Вы уже, конечно, всё поняли. «Распахни пошире уши», – говорил я, пока он заправлял ленту в магнитофон. – «Это собьёт тебя с ног. Ты уже никогда не будешь прежним, Бруно, дружище!». Надеюсь, переводчик переводил ему всё как надо. В конце концов, Бруно плыл по течению. Я едва дождался, пока он заправит ленту. Затем он включил магнитофон. Сейчас динамик взорвётся мощным саундом «Битлз». Бруно расплывётся в улыбке. Да, приятель, это нечто! Нас ожидало великое будущее.
«Они поставят Гамбург на уши!» – мой злорадный возглас внезапно оборвался. То, что мы услышали, не было музыкой. Это была настоящая какофония. Звуковая дорожка для третьесортного фильма ужасов. У Бруно вытянулась физиономия. Я не верил своим ушам. «Эй, послушай, ты уверен, что всё сделал правильно? Может быть, ты поставил плёнку задом наперёд? Магнитофон работает нормально?». «Йа. Это очень хороший аппарат», – сказал Бруно. «До сегодняшнего дня он работал нормально. С ним всё в порядке».
Мы ставили кассеты и так и эдак, но звук не менялся. Гадство. Ничего похожего на ту музыку, которую я слышал. Бруно бросил на меня мрачный взгляд, как бы вопрошая: ты, что, парень, приехал пудрить мне мозги? Я с трудом заверил его в обратном. После того, как мы промучались с магнитофоном в течение получаса, стало ясно, что «Битлз» и другие ребята попросту запороли запись. Я должен был остаться с ними, чтобы этого не случилось. Я должен был быть сумасшедшим, чтобы отправиться в тот день на встречу со своим кредитором. Я даже не помнил, для чего мы встречались. Обычная болтовня. Стандартные проблемы, не более того.
«Мне очень жаль, герр Кошмидер», – сказал я. Он видел, что я и вправду расстроен. Я примчался в Гамбург из Ливерпуля полный надежд и энтузиазма и… с портфелем, полным дерьма! В тот момент я был готов убить Джона, Джорджа, Пола и Стюарта. Я был уничтожен. Бруно, однако, не позволил этим жутким кассетам сбить себя с толку. Ливерпульский бит его заинтересовал. «Вы сделаете ещё одну запись и пришлёте мне», – сказал он. – «Вы сможете это сделать?». «Конечно, смогу». Я наговорил ему, что лучшей группой считались «Битлз», и он должен их услышать. Не стоит обращать внимание на эту неудачную запись. Это просто случайность. Я проклинал того ублюдка с корявыми руками, который испортил плёнки. Я уходил от Бруно, стараясь скрыть своё огорчение. Проклятая жизнь. Из Ливерпуля в Гамбург с полной сумкой хлама! «Вы должны прислать мне больше кассет», – сказал Бруно, тряся мне руку на прощание».
