1 мая 1960 г.
Бруно Цериотти (историк): «В этот день группа “Рори Сторм энд Харрикейнс” выступает в клубе “Касба”. Состав группы: Эл Колдуэлл (он же Рори Сторм), Джонни Берн (он же Джонни «Гитара»), Ти Брайен, Уолтер «Уолли» Эймонд (он же Лу Уолтерс), Ричард Старки (он же Ринго Старр)».
Из дневника Джонни «Гитары» (группа «Рори Сторм и Ураганы»): «Касба. Сыграли хорошо».
Синтия: «На третьем курсе меня вдруг стали преследовать боли в желудке. Я крепилась, старалась не замечать их, надеясь, что они пройдут caми по себе – таково моё отношение вообще к любым трудностям, – но они не проходили. К своему ужасу я обнаружила, что теперь довольно часто должна день, а то и два оставаться дома, пропуская занятия. И это в очень важный для меня учебный период. Даже когда мне было совсем невмоготу, я редко обращалась к врачам, надеясь на то, что вылечусь сама. Однажды, в один прекрасный солнечный день мы с Джоном вышли из колледжа и отправились к Стюарту. Его не было дома, но соседи впустили нас. Мы были только рады побыть вместе наедине и начали заниматься безумной, страстной любовью. Посреди этих безумных любовных утех меня вдруг так схватило, что я скорчилась в страшнейшей агонии и заорала благим матом. Надо сказать, что момент был самый неподходящий! Джон страшно перепугался. Я никогда не видела его таким обеспокоенным. Из-за чего это меня так вдруг прихватило? Сквозняк? (я всегда все свои боли сваливала на сквозняки). Но этот сквозняк больше походил на ураган и, похоже, не собирался утихать. Боли усиливались, и мною овладела настоящая паника. Моей первой мыcлью было: домой, скорее домой к маме! Джон довёл меня до вокзала и осторожно усадил в вагон. Когда я добралась до дома, мама открыла мне дверь, только взглянула на меня и бросилась к телефону. “Доктор? Умоляю вас, срочно приезжайте, моей дочери очень плохо”. Через полчаса приехал врач, быстро осмотрел и вызвал скорую, которая с воем сирен умчала меня в местную больницу. Всё это произошло так быстро, что я не успела даже опомниться. Я только помню, что успела попросить маму связаться с Джоном и сообщить ему, где я и почему. Я беспокоилась о нём больше, чем о себе.
В больнице мне сказали, что у меня явные признаки аппендицита, поэтому придётся полежать там две недели под наблюдением. Господи, подумала я, какая скука! Вся эта мелодрама из-за какого-то аппендикса. Я впервые в жизни оказалась в больнице и, надо признаться, мне там очень понравилось. Целый день валяйся себе в постели – и никаких угрызений совести. Какая роскошь! Я лежала там со своим аппендиксом, с улыбкой на устах, ела виноград, шоколад, и мечтала о том, что вот придёт Джон и осыплет меня любовными ласками.
Его первый визит заставил меня поволноваться. Мне было очень грустно, и я днём и ночью думала о нём. Когда наступил день свиданий, я вся превратилась в комок нервов. Я сидела в кровати в своей лучшей ночной сорочке, мои щёки возбуждённо горели, я с нетерпением ожидала великое событие. По всем палатам пронёсся звонок, возвестивший начало времени посещений. Друзья и родные больных ворвались в нашу палату, сжимая в руках букеты ярких цветов и полиэтиленовые пакеты с продуктами, фруктами и сладостями. На их лицах было выражение нетерпения и надежды. За первыми всплесками дурной радости последовала привычная тишина. Люди перешли на шёпот и разбились на мелкие группки. А я так и осталась сидеть в своей кровати. Краска возбуждения на моём лице сменилась краской неловкого смущения и стыда. Время шло, а Джона всё не было. Я не могла поверить. “Как он мог?!” – думала я. – “После этого я не стану с ним больше разговаривать”. Я уже готова была разреветься, как вдруг в дверях показалась такая знакомая голова со знакомой причёской и таким родным, рассеянно устремленным в пространство взором. Я быстренько нацепила очки и – ура! – он, наконец, увидел меня. Я была вне себя от возбуждения. Мне так много надо ему сказать. Мы целый час будем вместе. Но нет! Угадайте, кто приплёлся вслед за ним, когда он, красный как рак, шёл к моей кровати? Ну конечно, Джордж во всём своём юношеском великолепии. У них был такой трогательный вид, что я разрыдалась. Мне никогда не забыть того выражения, которое было на лице у Джорджа. Он пришёл за компанию, по просьбе Джона. Широкая улыбка расползлась по всему его лицу, и ответить на неё я смогла только разревевшись, как девчонка. Наверно, в эту минуту он подумал: нет, ей богу, я никогда не научусь понимать этих девчонок!
Когда Джон понял, как чувствительно я реагирую на эту ситуацию, он поспешно выпроводил смущённого Джорджа из палаты и начал меня успокаивать. Говорят, что всё хорошо, что хорошо кончается. Как бы стремясь наверстать упущенное время, мы взялись за руки и стали целоваться так целомудренно, как это было возможно при тех обстоятельствах. Когда прозвенел звонок, возвестивший об окончании времени посещений, Джон попрощался – за себя и за выставленного Джорджа. Они ушли, чтобы перекусить у моей матери и поездом вернуться в Ливерпуль.
Когда мне вырезали аппендикс, стояла необычная в наших краях жара. Oпeрация была не очень приятным испытанием, но ещё хуже было другое: надо было навёрстывать упущенное во время болезни. За это время я пропустила шесть недель учебного времени и, чтобы получить диплом, надо было приложить дьявольские усилия».