8 июля 1964 г.
Бэрри Майлз: «Телеканал «Би-Би-Си» транслирует песни «Вечер трудного дня» (A Hard Day’s Night) и «Долговязая Салли» (Long Tall Sally) в программе «Вершина популярности» (Top Of The Pops), запись от 7 июля 1964».
Джордж Харрисон (корреспондент газеты «Ливерпуль Эко», 8 июля 1964): «Что сами «Битлз» ощущают в отношении той дани уважения, которая будет им оказана родным городом в пятницу, когда они прилетят в аэропорт Спик и отправятся в муниципалитет, где их ждет гражданский прием лорд-мэра? Во время нашего многочасового совместного турне по Австралии и Новой Зеландии, который у нас только что закончился, мальчики несколько раз поднимали со мной эту тему. И я могу рассказать вам об этом.
Наверное, впервые в своей жизни в шоу-бизнесе, наши всемирно известные певцы нервничают. Они не знают, как их сограждане отреагируют на их триумфальное возвращение домой. Они не надевают маски ложной беспристрастности. Эти четверо ребят в востроге от тех почестей, что оказывает им Ливерпуль. Но в глубине души их терзают сомнения.
Еще в прошлые выходные Пол Маккартни сказал мне: «Это будет потрясающе, Джордж. Просто потрясающе. Если это произойдет».
«Что ты имеешь в виду, если это произойдет», – спросил я. – «Конечно, это произойдет. Все уже организовано». Он вяло улыбнулся и объяснил: «Я не имею в виду, если это сорвется. Я имею в виду, отношение к этому ливерпульцев. Я как-то не могу представить всех тех детей, с которыми я ходил в школу по Мазер-Авеню, их родителей, которые смотрят, как юный Пол Маккартни проезжает на большой машине по тем местам, где мы когда-то вместе играли. Не думаю, что я удосужился бы пойти, чтобы поприветствовать кого-то в подобных обстоятельствах, и у меня есть ощущение, что они тоже не станут этого делать по отношению к нам. И кто будет стоять возле ратуши, чтобы увидеть, как мы подъезжаем? Всего пару лет назад в Ливерпуле почти никто о нас и не слышал. А сейчас такое! Я держу пальцы крестиком и надеюсь, что все пройдет хорошо, но в животе у меня мурашки», – добавил он.
Пол, Джон, Джордж и Ринго воспринимают всемирное поклонение в своей непринужденной манере и у них нет никакого самомнения. Их чувство скромности – это одна из причин, почему они беспокоятся о том приеме, который им окажет в пятницу их родной город. Просто не могут поверить, что они такие значимые. Вот почему Джон Леннон сказал: «Единственный раз, когда я был в ратуше, это когда в художественной школе меня отправили туда на рисунок. Возвращаться так, с помпой, или как там это назвать, немного страшновато».
Внезапно появляется Ринго: «Это забавное чувство. Заставляет ощущать себя маленьким и в то же время ростом в десять футов. Я имею в виду, что во всех тех местах в Австралии и Новой Зеландии, где мы были во время гражданских приемов, были группы людей, с которыми мы не были знакомы. Здесь по-другому. Это Ливерпуль. Представьте только эту процессию из Спика до ратуши, во время которой кто-то из наших давнишних приятелей видят нас и говорят: «Я знаком с ними с тех времен, когда они были бедными». И ведь это было не так давно, не так ли?» – с усмешкой сказал он.
Джордж Харрисон на это высказал свою точку зрения: «Здорово, что наш родной город делает это для нас», – произнес он серъезно. – «Но в глубине души у меня возникло ощущение, что многие жители Ливерпуля заслуживают этой чести гораздо больше, чем мы. В конце концов, что мы сделали? Спели несколько песен по всему миру и заработали денег. Это не похоже на то, что было сделано многими мужчинами и женщинами Ливерпуля, и которые никогда так и не удостоились такой чести».
Я ответил: «Я скажу вам вот что. Вы сделали лучше, чем кто-либо до вас до этого. Вы поместили Ливерпуль на карту мира. Вы принесли счастье миллионам людей по всему миру, и вы вызвали уважение к этому городу везде, где побывали. Ливерпуль гордится вами четверыми и хочет продемонстрировать миру свое уважение, вот и все», – сказал я».
Газета «Ливерпуль Эко», 8 июля 1964: «С помощью лидер-гитариста «Ураганов», квалифицированный спасатель. Письмо домой. Рори Сторм вместе с еще одним участником ливерпульской бит-группы «Ураганы», спасли испанца и его маленького сына на пляже на Майорке. Новость о спасении пришла сегодня в Ливерпуль с письмом к Ви Колдуэлл, Бродгрин 54, от Рори к своей матери.
«Рори сообщил, что он с их лидер-гитаристом Ти О’Брайеном были на пляже, когда у одного испанца с сыном возникли трудности в море на расстоянии около 50 ярдов от берега», – сказала сегодня миссис Колдуэлл. – «Мальчик не умел плавать и начал захлебываться, повиснув на шее отца. Поэтому Рори и Ти бросились на выручку, доплыли до них и вытащили. Когда они вытащили их на пляж, то сделали им искусственное дыхание».
Миссис Колдуэлл добавила, что Рори и Ти – хорошие пловцы. На самом деле Рори является квалифицированным инструктором по спасению на воде в ливерпульском молодежном клубе «Гарольд Хаус» и в технической школе Джона Гамильтона. «Ураганы» выступают в ночном клубе в Пальме-де-Майорка».
Газета «Ливерпуль Эко», 8 июля 1964: «Книга Джона Леннона – четвертая в списке художественной литературы. Книга Джона Леннона «Написано собственноручно» (изд. «Кейп». 9 шиллингов, 6 пенни) в настоящее время занимает четвертое место в разделе «художественная литература» – десять самых продаваемых книг Великобритании.
Раздел возглавляет «Буддвинг» Эвана Хантера (изд. «Констебль», 25 шиллингов), затем следуют Дэйв Уоллис «Выжили только влюбленные» (изд. «Блонд», 18 шиллингов) и «Ночь в море» (изд. «Хэмиш Гамильтон», 18 шиллингов) Маргарет Лейн.
В разделе «небеллетристическая литература» список возглавляет «Одинокое море и небо» Фрэнсиса Чичестера (изд. «Ходдер и Стоутон», 30 шиллингов), а «Праздник, который всегда с тобой» Эрнеста Хемингуэя (изд. «Кейп», 18 шиллингов) занимает второе место».
(условная дата)
Синтия: «Все резко изменилось, и уже в который раз, когда поклонники вычислили наше местожительство. Сторона, противоположная фасаду дома, выходила на наземные пути метро и новый аэровокзал, так что войти можно было только через парадную дверь. Поначалу это неудобство не слишком нас волновало, но когда поклонники пронюхали, где мы теперь живём, жизнь стала невыносимой».
Роберт Фримен (фотограф): «Улица Эмперор-Гейт состояла из жилых домов, стоящих сплошной стеной. А так как битломания уже распространилась повсюду, то Синтия думала скрыться от поклонников здесь. Но это продолжалось недолго, их дом был окружен. Синтии приходилось одевать черный парик и темные очки. Поклонники часами простаивали у лимузина «Битлз». А фигура Леннона, украдкой пробирающегося к дверцам машины, вызывала у местных жителей некоторое подозрение. Маленькие группки ожидали его у дверей, но им приходилось довольствоваться беседой с Синтией и лицезрением маленького Джулиана. Все это действовало Синтии на нервы. Это было очень трудное время для Джона и Синтии. Слава, популярность, притягивающие внимание юных людей, телефонные звонки, выкрики поклонников на улице. Постоянная жизнь на виду, естественно, стесняла их как в самом доме, так и за его пределами».
Поклонницы оккупировали лондонскую квартиру Джона и Синтии. Несколько интересных надписей на стене: «Я ненавижу Патти Бойд и Джейн Эшер». Рядом написано: «Я люблю Пола».
Синтия: «Однажды утром мы проснулись и обнаружили у себя под окнами целый лагерь девиц-подростков. Их волосы были зачесаны в модный в те времена «пчелиный улей», а глаза подведены черным карандашом. Девушки расположились прямо на тротуаре и отныне пребывали там в любое время суток, днем и ночью. Если кто-то из жильцов забывал закрыть за собой дверь подъезда, они тут же проникали к нам на площадку, со своими спальными мешками и термосами.
Когда я выходила с Джулианом на улицу, фанатки, восхищенно воркуя, обступали его коляску так, что она исчезала под их склоненными спинами. Бедняжка Джулиан пропадал из виду, когда они плотным кольцом окружали коляску, чтобы получше его рассмотреть. Видна была только масса панталон, трусиков и колготок всех цветов радуги.
«О, Син, какой же он хорошенький! Можно я его потрогаю? А можно я его покачаю?» Или: «О, Син, а в какую парикмахерскую ты ходишь? Ох, и какая же ты счастливая, что у тебя есть Джон. А где ты покупаешь одежду?»
«Ой, Синтия, можно тебя попросить? Пожалуйста, разреши нам сфотографировать тебя и Джулиана. А где Джон? Может, он выйдет и помашет нам ручкой? Он может не говорить ни слова, мы просто хотим увидеть его прекрасное сексуальное лицо».
И так продолжалось бесконечно. Прохожие останавливались и с удивлением глазели на разворачивающиеся перед ними сцены. Я вежливо разговаривала с девочками, чтобы, не дай бог, не разозлить их, и заговаривала им зубы, ожидая подходящего момента, чтобы смыться.
Конечно, в большинстве своем они были доброжелательны, многие из них очень юные. Ужас в том, что их собиралось слишком много. Я очень старалась вести себя с ними вежливо, но иногда мне казалось, что это переходит всякие границы, и становилось по-настоящему страшно. Подходя к дому, я вынуждена была пробиваться сквозь толпу к двери подъезда, пытаясь держать себя в руках и выглядеть спокойной, но страстно желая одного — побыстрее войти в дом.
Во многих случаях жильцы нашего дома неосторожно оставляли парадную дверь открытой и, возвращаясь домой, обнаруживали в парадной толпы подростков, которые устраивались там со спальными мешками, термосами и бутербродами, предвкушая встречу со своим идолом.
Напротив нашего мезонина случайно оказалось студенческое общежитие, от соседства с которым мы тоже хлебнули лиха. На верхнем этаже, прямо напротив нас, был балкон. Выглянув в окно в любое время дня и ночи, можно было увидеть группки студентов, балансирующих на маленькой балюстраде, размахивающих руками и орущих на всю улицу то слова приветствия, то ругательства. Без таких знаков внимания я, ей-богу, могла бы спокойно обойтись. Наши несчастные соседи, наверно, ужасно обрадовались, когда мы, в конце концов, решили съехать.
Постоянный шум и беспокойство мы вынуждены были терпеть не только со стороны фасада. С задней стороны тоже не было ни минуты покоя: то и дело с грохотом проносились поезда метрополитена, сотрясая все окна здания, а однажды вечером, когда я была дома одна с Джулианом, загорелся аэровокзал.
Иногда я вспоминаю те особенно ужасные минуты, когда в большом здании прямо рядом с нами, где располагался парк рейсовых автобусов, курсировавших из города в аэропорт Хитроу, разгорелся сильный пожар.
Я стояла, укачивая Джулиана на руках и, как завороженная, смотрела на бушующее пламя огня, отблески которого окрасили всё вокруг в алый цвет. Языки пламени с бешеной силой рвались всё выше и выше. Ветер дул как раз в нашу сторону, и тысячи искр угрожающе плясали по крыше нашего дома. Я страшно испугалась. Я уже начала думать о том, что нам нужно эвакуироваться ради собственной безопасности. Боб (прим. – фотограф Роберт Фримен) с женой, вспомнив, что я одна, поднялись наверх и стали меня успокаивать, уверяя, что всё в порядке, пожар уже тушат. Они с женой заверили меня, что пламя не перекинется на наш дом, но тогда я уже в который раз поняла, что чувствую себя в этой квартире уязвимой и беззащитной. В ту ночь я не скоро пришла в себя, и то после дозы очень крепкого напитка. Пожар тоже не скоро затушили: когда я ложилась спать, там и сям виднелись ещё сполохи пламени.
Затем последовал ряд оскорбительных телефонных звонков. Это была последняя капля. Я оказалась в осаде со всех сторон, я не могла выйти из дома, выглянуть в окно, а теперь и поднять телефонную трубку, чтобы не нарваться на фанатов, многие из которых были по-настоящему сумасшедшими. Джону доставалось не меньше: каждый раз, заходя домой, он был вынужден прорываться сквозь толпу девиц, разбивших лагерь прямо на наших ступеньках. Его водитель Билл Корбетт, сильный и крепкий мужчина, расталкивал их в стороны, прокладывая дорогу, но все равно это был полный кошмар. Фанаты размахивали кулаками, дрались, кусались и царапались, стараясь пробиться к Джону и урвать себе клок его одежды. Он перестал носить шарфы, потому что их с него просто срывали. Потом фанаты стали применять новую, еще более хитроумную тактику: чтобы не пустить нас в квартиру и заставить топтаться с ними на площадке, они заклеивали замочную скважину жвачкой. После того как это было проделано в пятый или шестой раз, Джон решил, что с него хватит, пора подыскивать более спокойное жилье.
Поговорив с нашим финансистом о возможности приобретения дома, мы обнаружили, что деньги теперь для нас не проблема. Оказалось, мы богаты настолько, что спокойно можем выбрать себе дом своей мечты. Финансовый директор «Битлз» жил в Уэйбридже, графство Суррей, и мы отправились к нему в гости. Место нам очень понравилось, совсем недалеко от Лондона, но очень красивое и спокойное. В конце концов мы подыскали идеальное жилье, шестнадцатикомнатный особняк «Кенвуд» в стиле псевдо-Тюдор, расположенный в эксклюзивном владении Сент-Джордж-Хилл, где свои дома уже были у Клиффа Ричарда и Тома Джонса (прим. – покупка дома состоится 15 июля 1964)».