20 октября 1958 г.
(условная дата)
Синтия: «Несколько недель спустя я поймала себя на том, что все время ищу встречи с ним [Джоном]. Я сталкивалась с ним только в те дни, когда у нас были шрифты, потому что в остальные дни он был в другой группе. Мы виделись только на уроке по каллиграфии, и я каждый раз спешила на занятия, боясь опоздать.
Как правило, он опаздывал, садился позади меня и весь день надоедал просьбами одолжить ему то один, то другой предмет из моего драгоценного оборудования (я была примерной ученицей и всегда имела под рукой то, что было нужно для работы). В общем, каждую неделю я стала приезжать домой то без линейки, то без любимой кисточки. Это стало привычным и, конечно, не могло возвысить в моих глазах этого бесцеремонного типа, вторгшегося в мою спокойную, размеренную жизнь.
Когда я говорю «спокойную и размеренную», я имею в виду – в колледже, потому что на эмоциональном фронте у меня начался полный развал. Мой роман оказался неудачным: ухажёр положил глаз на другую. Я не хотела в это верить. Для меня это был конец света. Он жил совсем рядом со мной, но соперница жила ещё ближе. Я чувствовала себя униженной и оскорблённой и ужасно страдала. Полгода я играла роль несчастной, отвергнутой принцессы, совершая бесчисленные прогулки с собакой около его дома и днём, и ночью. Наконец, я всё поняла и перестала о нём даже думать.
После беззаботного периода в колледже (включая маленькие невинные романчики со знакомыми мне студентами) моя первая любовь решила ко мне вернуться: «Я не могу жить без тебя, я не понимал, как много ты для меня значишь» и т.д. и т.п. Я вдруг поняла, что он мне всё ещё дорог, …и простила его. Я снова почувствовала себя не одинокой, и это меня радовало. Но, несмотря на вновь обретённое душевное равновесие, какое-то новое, смутное чувство не давало мне покоя.
Уроки по шрифтам вдруг стали значить для меня с каждым днём всё больше и больше. Джон Леннон, которого я старалась избегать в первые дни нашего знакомства, стал, как у нас говорят, проникать мне под кожу. Я восхищалась им всё больше и больше. Настоящий мужской характер, бунтарь. Забавный до умопомрачения, язвительный юморист, но всё равно восхитительный. Меня смешили его шутки и завораживали его дерзкие манеры. Я всегда с почтением относилась к старшим, стремилась их порадовать и заслужить похвалу. Джон был моей полной противоположностью: агрессивный, язвительный, бунтарь по натуре, он, казалось, ничего не боялся и мог поднять на смех кого угодно.
Рисунки и карикатуры Джона были, если можно так выразиться, отталкивающе забавны. Я стала ловить себя на мысли, что мне безумно хочется выяснить, почему он такой. Конечно, я понимала, что это всё не для меня, но ничего с собой поделать уже не могла.
Джон выглядел тогда отвратительно. Он ходил в длинном твидовом пальто, которое перешло к нему после смерти дяди Джорджа, с набриолиненными, зачесанными назад волосами. Он нисколько не нравился мне. Весь какой-то неряшливый. Но у меня и возможности не было познакомиться с ним. Я не входила в его окружение. Была благовоспитанной девочкой – во всяком случае, я так считала».