26 июля 1968 г.
Пол: «Когда я закончил песню [“Эй, Джуд” (Hey Jude)], то сыграл её Джону и Йоко, хотя полагал, что над ней ещё надо поработать, потому что там была строчка: “Движение, которое тебе нужно – на твоих плечах” (The movement you need is on your shoulder). Тут я бросил взгляд на Джона и сказал: “Эту строчку я исправлю”.
– Почему?
– Слово “плечи” уже однажды встречалось в тексте. И потом, это глупое выражение, а я повторяю его, как попугай. Я изменю его. И тогда Джон сказал: “Не вздумай. Это лучшая строчка в песне. Я понимаю, что она означает, это здорово. Между прочим, я именно так всегда и говорю. Такие слова по мне”. Сам я никогда не был уверен, что это достаточно хорошие слова. Вот чём был хорош Джон. Когда я хотел выбросить какую-нибудь строчку, он говорил, что именно она звучит отлично. И я взглянул на неё глазами Джона. И теперь, когда я исполняю эту песню, в этом месте я каждый раз вспоминаю о нём, и мне становится грустно».
Джон: «Мне всегда было легче писать тексты, хотя Пол тоже способный текстовик, только он не считает себя таковым. И поэтому не старается. Вместо того чтобы принять на себя ответственность, он старается от неё уклониться. В “Эй, Джуд” отличный текст. Здесь нет моего вклада».
Пол: «Когда мы с Джоном только начали писать песни, то многое заимствовали у других музыкантов. Так бывает со всеми начинающими композиторами. Я не считаю, что в этом есть что-то непристойное. Мы постоянно использовали чужие идеи, ведь нужно же было с чего-то начинать. Ну, например, вы услышали “Пожалуйста, господин почтальон” (Please Mister Postman) в исполнении “Марвелеттерс”, и вам очень понравилось, вы захотели написать что-нибудь подобное. Тогда вы можете начать, скажем, со строчки “Прости, мистер Молочник”. К тому времени, когда песня будет написана целиком, вы уже, возможно, откажетесь от этой строчки. Может быть, песня даже отдалённо не будет напоминать “Марвелеттерс”, но она послужила чем-то вроде вдохновения. “Эй, Джуд”, к примеру, навеяна одной из песен группы “Дрифтерс”. Нет, она не имеет ничего общего с их музыкой, но я точно помню, что этот куплет, звучащий на фоне двух, постоянно повторяющихся гармоний, пришел ко мне, когда я наигрывал на гитаре “Сбереги последний танец для меня” (Save The Last Dance For Me)».
Джон: «Но мне всегда слышалось в этой песне обращение ко мне. Я тоже рассуждаю как поклонник, стремящийся разгадать смысл песни и видящий в ней то, что хочу увидеть. Но Йоко как раз только что появилась. Она сказала: “Эй, Джуд”, – это “Эй, Джон”. Подсознательно он говорит: “Что ж, уходи”, а на уровне сознания не хочет, чтобы я от него уходил. Ангел в нём говорит: “Благословляю тебя”, а дьявол совсем этого не хочет, потому что он [Пол] не хотел терять своего товарища».
Из интервью Джона Леннона Джонатану Котту, 1968 год:
Джонатан Котт: Мне кажется, что, хотя в “Эй, Джуд”, или в одной из первых ваших песен “Она любит тебя”, вы поёте, обращаясь ко второму лицу, вы с таким же успехом могли бы петь, обращаясь к самим себе. Как ты полагаешь?
Джон: Пожалуй, да. Когда Пол впервые спел “Эй, Джуд”, я воспринял её как обращение лично ко мне. “Это же обо мне, – воскликнул я. – Мы с тобой чувствуем одно и то же! Так же, как и все мы. Нас хорошо понимают те, кто чувствует то же, что и мы, у кого в данный момент подобное душевное состояние”.
Джонатан Котт: Оказали ли мантры влияние, может быть бессознательное, на “Эй, Джуд”?
Джон: Ты имеешь в виду повторы в конце песни? Я никогда не задумывался над этим. Может быть, здесь есть доля истины, ведь мы тогда только что вернулись из Индии. Но сам я отношу её к той же категории, что и “Тебе лучше уйти” (You’d Better Move On) Артура Александра, или “Принеси её в мой дом” (Bring It on Home To Me) Сэма Кука, или “Дай мне немного любви” (Send Me Some Loving) Литтл Ричарда, или какая-либо ранняя песня группы “Дрифтерс”. В них чувствуется такое же настроение.
В этот день Пол Маккартни продюсировал запись песни “То были дни” (Those Were The Days) в исполнении Мэри Хопкин. “То были дни” – это переосмысление классического русского романса “Дорогой длинною”, написанного Борисом Фоминым на слова поэта Константина Подревского. Обновлённый текст был сочинён Джином Раскином.
Бэрри Майлз (автор книги «Через много лет»): «В начале 1960-х годов Раскин вместе со своей женой Франческой исполнял народную музыку в окрестностях Гринвич-Виллидж в Нью-Йорке. Раскин, который в детстве часто слушал эту песню, написал вместе со своей женой обновлённый английский текст на классическую русскую музыку».
Пол (1968): «Пару лет назад я впервые услышал песню “То были дни”, когда Джин [Раскин] и Франческа, американские солисты, спели её в лондонском “Голубом ангеле”. Я всегда вспоминал эту песню и пытался найти кого-нибудь, чтобы её записать, потому что она была очень уж хороша. Я надеялся, что “Муди Блюз” смогут это сделать, но не получилось, и позже, в Индии, я сыграл её Доновану, которому она понравилась, но он так и не удосужился её записать.
Мы позвонили в “Эссекс Мюзик” – издателям песни, но они ничего о ней не знали, кроме того, что песня принадлежит им. У них не было ни нот, ни демонстрационной версии. Поэтому Дэвида Платца из “Эссекса”, приятного человека, отправили в Америку, и мы получили демо и всё такое.
Я показал Мэри, как, по моему мнению, должна быть исполнена эта песня, и она очень легко её освоила – как будто знала её много лет. Однако поначалу она пела так, как будто она ей не нравилась, что было странно для Мэри, очень странно. Но это была её первая запись в студии, и это может пугать. После нескольких дублей я снова показал ей, как она должна её петь, и в целом поработал над этим. Внезапно она поняла, и мы просто добавили тамбурин и пошли домой».
Ричард Хьюсон: «Мэри Хопкин была очень застенчивой и в студии нервничала».
Ричард Хьюсон: «На фотографии, запечатлевшей меня, Пола Маккартни и Мэри в студии, она крепко обхватила себя руками. Язык её тела показывает, что она очень нервничает».
Мэри Хопкин: «Эта запись стала для меня весьма знаменательным событием. Это было в студии Эбби-Роуд. Там был оркестр, и это было довольно пугающе. Песня была для меня новой и незнакомой, и, хотя перед записью я её выучила, очень боялась её петь.
Пол подходил и говорил: “Думай о тексте и о том, кто этот человек”. Меня не устраивало то, что получалось, поэтому он сказал: “Иди домой и подумай об этом, и мы попробуем ещё раз в понедельник”. Так я и поступила. А тем временем Джон Леннон позвонил мне домой в Уэльс и сказал: ”Ошибаться свойственно человеку, прощать – божественному. Просто попробуй ещё раз. Уверен, что у тебя получится”. Это было так мило, потому что Пол, должно быть, сказал ему, что я нервничаю и не совсем понимаю суть дела. Это было так мило.
Я пришла в понедельник и у меня всё получилось. Это была песня о человеке гораздо старше меня. По сути, я была ещё школьницей. Возможно, именно это помогло, потому что я была почти ещё ребенком и пела песню пожилой женщины. Вот что слушателям в ней понравилось. Но для меня было большой честью получить эту песню от Пола».
Ричард Хьюсон: «Мне предложили сделать аранжировку этой песни. Стравинский, Равель, Майлз Дэвис, Билл Эванс, Джон Колтрейн – я изучал аранжировку и в то время играл в группе, исполняющей джаз. Это была небольшая группа. Нас было всего трое. В те дни я играл на гитаре. У нас был барабанщик по имени Найджел Энтони, который потом стал актёром. Басистом был бывший участник дуэта “Питер и Гордон”, который играл в группе на контрабасе. Мы ходили к Питеру Эшеру на Уимпол-стрит, где репетировали в подвальном помещении. Питер Эшер дружил с Полом Маккартни, потому что в то время Пол встречался с его сестрой. Вот так я тогда с ним и познакомился. Как-то раз я был в гостях у Питера Эшера. Пол тоже был там с Джейн, и Питер сказал: “Ричард, Пол ищет аранжировщика, чтобы записать пластинку с девушкой по имени Мэри Хопкин. Сможешь сделать аранжировку, не так ли?” Я ответил: “Конечно, могу”, хотя никогда раньше не делал аранжировок для пластинок.
Пол сказал: “Приходите на обед, я встречаюсь с Твигги”, и мы все пообедали – Мэри, Твигги, Пол Маккартни и я.
“Эппл” была довольно забавной и очень бессистемной организацией. На самом деле никто не знал, что делают другие! Питер ничего не знал об аранжировщиках. Всё, что он знал, это то, что он был со мной знаком, и что я изучал классическую музыку. Поэтому он решил: “Хорошо, Полу нужен оркестр. Ричард, наверное, знает, как писать классические оркестровые аранжировки, надо попробовать”. Вот как я получил эту работу, потому что они больше никого не знали. Это было для меня удачей, потому что если бы они осмотрелись, то, возможно, нашли бы настоящего аранжировщика. В итоге Пол предоставил мне полную свободу действий.
Он не стал давать никаких указаний по поводу аранжировки, за исключением использования цимбал. Это венгерский инструмент, похожий на пианино без крышки, по которому ударяют молоточками. Это звук “динь-динь-динь”, который вы слышите в песне. Он сказал, что это всё, что он мысленно себе представляет. “Кроме этого делай, что хочешь”. Итак, я написал аранжировку не зная поп-музыки, поэтому она не похожа на поп-музыку того времени.
В Англии был только один парень, который играл на цимбалах – один из моих профессоров, Гилберт Вебстер. Именно он звучит на этой записи».
Джефф Эмерик (звукоинженер): «Я участвовал в записи этой песни. Полагаю, “Битлз” выделили день из своего расписания, чтобы Пол смог это сделать. Мы записывали в студии 3 на Эбби-роуд. Мы отгородили оркестр экраном как смогли. Никаких гигантских акустических экранов у нас не было, только самые простые устройства. Студия 3 Эбби-Роуд была не такой большой, как номер 2, и там было тесновато. Тем не менее мне удалось достичь наилучшего разделения между медными инструментами, деревянными духовыми и так далее».
Мэри Хопкин: «Сейчас я уже не помню все детали, но во время записи песни “То были дни” я не играла на гитаре. На акустической гитаре играл Пол. Не помню, кто играл на барабанах, но поскольку это была оркестровая аранжировка, полагаю, это был сессионный музыкант».
С Питером Эшером.
Джефф Эмерик (звукоинженер): «Песня завершалась выступлением хора девочек. Детский хор из школы “Корона” был записан в студии “Трайдент”. Всякий раз, когда для записи требовался детский хор, мы обращались в организацию под названием “Школа Корона” (прим. – театральная школа). Было около пятнадцати солистов хора».
Ричард Хьюсон: «За работу над этой композицией мне заплатили 25 фунтов. Аранжировщики не получают авторские отчисления. Им просто оплачивают выполненную работу».
Пол, Мэри и детский хор Аиды Фостер. Фото Тони Брэмуэлла.