День отдыха

20 мая 1968 г.

В период с 15 по 18 мая 1968 года фасад бутика «Эппл» был выкрашен в белый цвет. На снимке бутик 20 мая 1968 г.

Дэйв Рыбачевски (автор книги «История музыки Битлз»): «С 20 мая было забронировано время в студии на рабочие дни с понедельника по пятницу в течение следующих десяти недель, но первые восемь сессий в итоге были отменены. Работа в студии фактически начнётся только 30 мая».

Бэрри Майлз (автор книги «Календарь Битлз»): «Прибыв из Франции Джордж и Патти почти сразу же уехали в Уоррингтон, чтобы присутствовать на крестинах племянника Джорджа Яна».

Дерек Тейлор (пресс-агент “Эппл”): «Придя как-то на Уигмор-стрит, я застал в офисе Джона с Йоко. По-моему, они провели там всю ночь. Я не был с ней знаком, никогда прежде её не видел, но она была симпатичной. Джон сказал: “Это Йоко. А это Дерек, один из наших друзей”.

Я подошел и почему-то поцеловал её в макушку со словами: “Добро пожаловать в «Эппл». Как поживаешь?”

– Теперь я буду с ней, – заявил Джон. Потом он отошел – он всё время расхаживал по комнате, – подбоченился и спросил: “Ну, что скажешь?” Я ответил, что уверен, что всё будет в порядке».

Джон: «Я всегда искал женщину, которая была бы красивой, умной темноволосой, ши­рокоскулой раскрепощенной художницей (а-ля Жюльет Греко). Товарища по духу. Кого-то, кого я уже знал, но почему-то потерял.

После короткого посещения Индии, по пути из Австралии до­мой, этот образ слегка изменил­ся – она должна была быть темноглазой жительницей Востока. Естественно, мечта не могла сбыться до тех пор, пока я не закончу образ. Теперь этот образ стал пол­ным.

Когда я был подростком, мои сексуальные мечты, естественно, были полны Анитой Экберг и другими скандинавскими богинями такого же типа. Так было до тех пор, пока в конце пяти­десятых любовью моей жизни не стала Брижит Бардо. Все мои подружки, которые были темноволосы, страдали из-за то­го, что я постоянно пытался заставить их стать Брижит. К тому времени, когда я связал свою жизнь с первой женой (которая, я думаю, от природы была тём­но-рыжей), она тоже стала длин­новолосой блондинкой с обяза­тельной челкой.

Несколько лет спустя я встретил настоящую Брижит. Я был под наркотиком, а она ушла.

В конце концов, я встретил Йоко, и моя мечта стала реально­стью. Единственная из всех когда-либо встречавшихся мне жен­щин, она была мне ровней во всём, что только можно вообра­зить. Впрочем, она была лучше меня. Хотя у меня были много­численные интересные исто­рии в моём предыдущем вопло­щении, я никогда не встречал ни­кого, из-за кого стоило бы ру­шить состояние скуки счастливо­го брака.

Наконец избавление! Есть кто-то, из-за кого стоит покинуть дом! Есть куда уйти. Я ждал этого вечность.

Поскольку я был необычайно стеснителен (особенно рядом с красивыми женщинами), в моих мечтах она неизбежно была до­статочно агрессивна для того, чтобы “спасти меня”, то есть “избавить меня от всего этого”. Йоко, хотя и сама была стесни­тельной, настолько подняла мой дух, что у меня хватило смелости изгнать дьявола как раз вовре­мя, чтобы избежать совместной жизни с новым носом моей бывшей жены. У неё тоже были свои интересы на стороне – к велико­му изумлению моего ждущего своего освобождения мужского эго. Они получили новый нос. А я – женщину моей мечты. Йоко.

В течение двух лет до того, как я познакомился с Йоко, я был в страшной депрессии. Я писал страшные песни, мне представлялось, что моя жизнь не имеет смысла. У меня с Син­тией супружество никогда не было крепким. Йоко не была причиной развода. Просто я никогда не чувствовал любви, подобной этой. К времени встречи с Йоко я ненавидел свой брак с Синтией».

Пит Шоттон (друг детства Джона Леннона): «Большую часть следующей недели я осматривал дома, в среднем, по пять за день, пока, наконец, не забрался в своих исканиях на полкилометра в лес по грязной дороге. Я увидел конюшни, озеро с эллингом, а в конце дороги – готический замок с огромными настенными часами, окруженный сухим рвом.

Когда я прошел через подъемный мост, меня приветливо встретил джентльмен примерно лет шестидесяти, предложивший пройтись по всем комнатам, битком забитым старинными и антикварными предметами, в том числе десятками масляных портретов XVIII века, дубовыми корабельными сундуками с медной окантовкой и огромным чучелом анаконды. Полное отсутствие каких-либо современных электрических устройств – радио или телевизора – ещё более усиливало иллюзию того, что я попал в другое столетие.

Двадцатипятиметровый обеденный зал, к примеру, был оснащен менестрельевой галереей, а в дальнем конце – огромным церковным органом.

Хотя этот господин (как и его отец, и дед) прожил там всю жизнь, он и понятия не имел, сколько именно комнат в имении, но полагал, что их, по крайней мере, пятьдесят. Из-за преклонного возраста они с женой вынуждены были перебраться в крайние комнаты особняка, а теперь – и вовсе продать его. Я был глубоко взволнован страдательностью их положения, но все же считал, что само имение переходит в хорошие руки, ибо не сомневался, что Джон страстно его полюбит.

В следующее воскресенье я повез туда Джона и Йоко в переоборудованном “Мини-Купере”, который он разрисовал яркими желтой и зеленой красками, затонировал стёкла, оснастил гоночными колесами и полной стереосистемой, что в 1968 году было ещё в диковинку. Для того, чтобы передохнуть после долгой езды, мы остановились перекусить в одной деревенской таверне.

Пока я пошел заказать нам пива и сэндвичей, Джон с Йоко уселись на траве в саду. Вся клиентура пивной застыла в изумлении от вида этих двух чужестранных фигур на лужайке: Джон и Йоко тогда как раз начали носить всё только белое, а их волосы ниспадали сзади на плечи. Таким вот было первое публичное появление Джона и Йоко как пары, хотя сообщение об этом по таинственной причине не достигло алчущих ушей Флит-стрит.

Я ещё не успел остановить возле особняка жёлто-зеленый “Мини-Купер”, как Джон уже шумно выразил своё восхищение тем, что увидел вокруг. Тем не менее, когда я постучал в дверь, мы инстинктивно собрались и настроились на критический лад. Я ещё не называл хозяину дома фамилию потенциального покупателя, ибо хорошо знал о нелюбви Джона к бурной реакции незнакомцев. Однако этот пожилой господин приветствовал нас доброй улыбкой и пригласил на чашечку чая. Когда я, наконец, представил своего спутника по имени, он и глазом не моргнул. Мы с Джоном обменялись взглядами, говорящими: должно быть, это последний в Англии человек, не знающий о “Битлз”, поскольку Йоко была уже “просвещена”.

Внутреннее убранство особняка впечатлило Джона ещё больше, чем его внешний вид. Немалых усилий ему стоило сохранять приличие и подавить своё желание поиграть на старинном церковном органе. Возле одной из комнат хозяин извинился: “Вам придется простить меня за эту комнату, но мой внук без ума от современной поп-музыки”. После этого мы вошли в комнату, стены которой от пола до потолка были обклеены фотографиями “Битлз”, в том числе большим цветным плакатом Джона Леннона, возле которого (пока стоявший спиной пожилой джентльмен словоохотливо болтал), с едва сдерживаемой улыбкой позировал живой Джон Леннон.

Всю дорогу домой Джон светился от радости.

– Это именно то, что нужно, Пит! Покупай! Мне плевать, сколько это стоит, покупай!

Я тогда не обратил внимания на то, что за время нашей экскурсии Йоко не произнесла ни слова. Высадив их в “Кенвуде”, я сообщил агентам по недвижимости, что особняк можно считать проданным.

Когда на следующий день я позвонил Джону, то сказал об этом.

– Извини, Пит, – пробормотал он, – ничего не выйдет. Йоко он не понравился.

– Ну, раз такое дело, – сказал я, – мне этим больше нет смысла заниматься. Я прекрасно знаю, что нравится тебе, а не что нравится Йоко. Я просто отдам тебе все фотографии и описания, а дальше уж решайте сами.

В результате всего этого я купил себе небольшой домик в Эшере, позволивший мне проводить больше времени с женой и сыном, хоть я и продолжал каждое утро преодолевать короткий путь в “Кенвуд”, выполняя работу персонального помощника Джона.

Появление Йоко в “Кенвуде” стало причиной ещё одного печального события. Оно произошло с преданной домохозяйкой Леннонов Дот Джарлет. За несколько дней до возвращения Син из её первой поездки в Грецию, Дот сообщила миссис Пауэлл о ежедневных визитах Йоко. Когда Джон узнал об этом, он впервые за последние годы разразился гневом.

– То, что происходит в моём доме, это моё дело! – заорал он на неё. – Ты здесь всего лишь домохозяйка и не имеешь никакого права трепаться за моей спиной о том, что тут происходит!

Сжавшись под таким яростным натиском в комок, Дот отчаянно пыталась загладить свою вину.

– Прости меня, Джон, извини, я не хотела. Я только хотела сделать для вас с Синтией, как лучше.

– Мне в моём доме шпионы не нужны! Ты работаешь не на Син, а на меня! Я тебя нанял, я тебе платил, и я этого делать больше не буду! Ты уволена!

– Успокойся, Джон, успокойся, – предостерегающе сказал я, когда Дот со слезами выбежала из комнаты. – Ты же знаешь, как она тебя любит. Уверен, она сделала это не со зла.

– Ни хрена не успокоюсь, Пит! Нечего меня успокаивать, – отрезал он. – Я прав и на этом – точка!

Ситуация была очень тягостной и печальной, потому что Дот была почти членом семьи Леннонов. Её роковой ошибкой стало то, что своё положение она стала считать само собой разумеющимся и забыла, что была всего лишь нанятой домохозяйкой Джона.

Но всё же Джон не смог найти ей достойную замену. Дот была настолько убита горем, что попросила меня походатайствовать за неё. Не любящий долго держать на кого-то зла, Джон, в конце концов, согласился, – но Йоко отрезала: “Нет!”».

Синтия: «Когда пошла вторая неделя нашего отдыха, я подружи­лась с одной девушкой из Ланкашира, которая работала в отеле официанткой. Это было очень весёлое и энергичное создание. Видя, что я веду тихую жизнь, бедную событиями, она однажды предложила мне “ударить по городу” и немного окунуться в его ночную жизнь. Она предложила сходить куда-нибудь развлечься.

Я поначалу сомневалась, идти или нет, так как немного простудилась и у меня начинало болеть горло. Мне не здоровилось (я страдала от ларингита), настроение было неважное, поэтому я сперва отказалась, сославшись на то, что мы будем лёгкой добычей для итальянцев, любителей ущипну­ть женщину за попку, если решимся отправиться на гулянку без спутников, а такого рода развлечений мне не хотелось, чтобы мы выглядели как две одинокие девицы, вышедшие на поиск мужчин.

Моя верная ланкаширская подруга замахала руками и отмела все мои благора­зумные доводы одним словом: “А Роберто?” Да, с Роберто можно бы­ло смело “ударить по городу”, потому что он знал ночную жизнь как свой пять пальцев, и с ним всегда было легко и весело. В общем, мы упросили его быть нашим сопровождающим лицом. Он с радостью согласился, и я отбросила колебания. До сих пор я вела в отеле исключительно семейный образ жизни и пришла к выводу, что немного развеяться мне не повредит.

Моя мама и другие род­ственники, обеспокоенные состоянием моей психики, с энтузиазмом поддержали наш план. “Иди, иди, дорогая, иди, развлекись. Не беспокойся о Джулиане, я за ним присмотрю. По тебе видно, что тебе не мешает повеселиться”, – сказала мама.

Наш кавалер вёл себя очень галантно и тактично, трогательно нас оберегая. Роберто, открытый и общительный, похоже, был знаком с каждым, кто встречался нам на пути, пока мы перемещались из одного бара в другой. Мы прекрасно провели время, и на несколько часов я забыла о всех своих печалях».

Пит Шоттон (друг детства Джона Леннона): «По словам Алексиса Мардаса, его поиски Синтии в Италии долго были безуспешными из-за непонятного нежелания пизаранцев рассказать о её местонахождения, что он относил к указу Роберто своим местным друзьям».

Питер Браун (персональный помощник “Битлз”): «Когда Синтия с Роберто вернулись в гостиницу, то застали там Волшебника Алекса. Он ждал их перед отелем».

Синтия: «Когда где-то в районе двух часов ночи наша машина подъехала к гостинице, Роберто открыл дверцу, и выйдя я наткнулась на знакомую фигуру. У крыльца нас встретил взволнованный Алексис. Он нервно расхаживал туда-сюда у входа в отель. “Что, чёрт побери, ему здесь нужно?” – подумала я. Он посмотрел на нас с Роберто, и сердце мое беспокойно забилось. Поздняя ночь, и тут я в компании с красивым молодым итальянцем. Не хватало только, чтобы Алекс подумал, что у меня завязался курортный роман».

Питер Браун (персональный помощник “Битлз”): «Алексис приехал накануне вечером и ожидал увидеть печальную и безутешную жену, но обнаружил, что Синтия в компании местного холостяка. Он сказал ей, что Джону будет очень интересно об этом узнать».

Синтия: «Увидев меня, он нахмурился. В холле нас поджидала мама. Вид у неё был очень расстроенный. Алексис прибыл с уль­тиматумом, который предназначался мне.

– Что случилось? – спросила я, предчувствуя худшее. Его ответ, словно стрела, выпущенная из лука, сразил меня наповал: «Джон хочет развестись и забрать Джулиана. Он прислал меня сообщить тебе об этом. Он забирает Джули­ана и отправляет тебя назад в Ливерпуль».

Я стояла в оцепенении, чувствуя, что силы покидают меня. Колени подкосились, кровь отхлынула от лица, все силы в момент улетучились. Наверно, так чувствуют себя жертвенное животное, обречённое на заклание. Момент, которого я боялась больше всего, настал. Я подумала, как жестоко и трусливо всё это было сделано. В голове вертелась лишь одна мысль: какая низость со стороны Джона – послать ко мне своего лизоблюда, не найдя в себе мужества встретиться со мной лицом к лицу. Это уже не просто трусливое поведение, это подло и жестоко.

Меня это не слишком удивило, ведь я хорошо знала Джона. Его беспринципность и жестокие поступки всегда порождались паническим страхом. Так ему было легче, менее болезненно. Отделённый от меня расстоянием в тысячи миль, он мог забыться в объятиях своей новой возлюбленной, отключив ту часть своего мозга, которая управляет серьёзными поступками.

Всё душевное смятение и волнение, которое он испытывал пе­ред моим отъездом, теперь достигло кульминации в его окончатель­ном решении расторгнуть наш брак. Его страхи и предчувс­твия были мне хорошо известны и понятны. Он действовал в согла­сии со своей натурой – мгновенно и бесповоротно. Джон принял твёрдое решение, сжёг за собой все мосты и хотел как можно ско­рее поставить точку. Он и в этом вопросе оставался самим собой.

Пока меня не было, Йоко сделала их отношения достоянием гласности. Джон, наконец, нашел двойника своей души, и – о, какая ирония! – я поняла это раньше, чем он сам.

В одном я была уверена: что бы ни произошло, своего любимого сына я Джону ни за что не отдам. Я побежала наверх в номер и склонилась над кроваткой Джулиана, чтобы поцеловать его в щечку: “Никому и никогда я тебя не отдам, – прошептала я. – Никогда”. После этого я легла, укрывшись одеялом, желая заснуть и забыться, но сон, как назло, не приходил. Я лежала не в силах даже расплакаться и тупо смотрела на занимающийся рассвет. Му́ка была неописуемой, но вместе с ней меня почему-то посетило странное чувство облегчения. Теперь, после стольких месяцев беспокойств, начинаний с нуля и разрушенных надежд, моя семейная история закончилась. И я провалилась в сон.

Алексис вернулся в Анг­лию, а я слегла. Проснулась я в лихорадке, с температурой и больным горлом, которое заболело настолько сильно, что мне было трудно говорить. Нужно было возвращаться в Англию, однако я была не в состоянии. Мама сказала, что полетит одна и попробует разобраться, что же там всё-таки происходит. Тётя с дядей остались в отеле со мной и Джулианом.

Я страдала и физически, и душевно. Врач потребовал, чтобы я никуда не уезжала, пока не окрепну. Да я и не торопилась ехать, потому что это поездка не могла доставить мне радости. Мой мир рухнул и надо было как-то собраться, чтобы стойко выдержать судебные тяжбы и тот дикий шум, который навер­няка поднимут газеты. Мама была просто молодцом, я могла опереться на неё, как на каменную стену. Она взяла с меня слово не вставать с постели, пока ко мне не вернутся силы, и уехала в Англию, чтобы из первых рук самой всё выяснить. Я была слишком слаба, чтобы спорить. Тётя с дядей взялись присмотреть за Джулианом, а мама с тяжёлым сердцем отправилась в Анг­лию. Это было очень трудное для меня время. Я была совершенно беспомощна и ничего не могла делать. Я тешила себя иллюзией, что однажды проснусь и всё, что произошло, окажется всего-навсего кошмарным сном. Я понимала, что всё произошло на самом деле, но попыт­ка принять факты так, как это было подано, парализо­вала мои чувства и рассудок. Я как бы плыла по поверхности воды, а ноги больше не чувствовали опоры.

Я не винила Джона и Йоко. Было ясно, что они любят друг дру­га и попытки нарушить гармонию их тел и душ обречены на провал. В конце концов, подсознательно я уже давно подготовила себя к тому, что произошло. Но их любовь не щадила чувства других людей. Их всепоглощающая любовь не оставляла места для сочувствия и была безжалостна к страданиям других.

Боль, несчастья, страдания – с этим надо было покончить как можно скорее так же, как это было сделано с Махариши. Я получила точно такой же удар. Йоко не отнимала Джона от меня, потому что моим он никогда не был. Он принадлежал только самому себе, у него была своя жизнь. Живя с ним, я тоже стала такой. Я научилась быть не­зависимой от Джона. Время тяжёлых испытании, пережитое мной по возвращении на родину, подтвердило это. Я была потрясена и расте­ряна, но не была слаба».

Джон Винер (автор книги «Вместе! Джон Леннон и его время»): «Леннон не мог жениться на Йоко, не разведясь с Синтией. Они поженились шесть лет назад, ещё до появления первого хита “Битлз”, когда Синтия забеременела от Джона. У него не хватило мужества сообщить ей о решении развестись. Он послал к ней приятеля. Потом оформил бумаги для развода, обвинив её в супружеской неверности».

Питер Браун (персональный помощник “Битлз”): «Думаю, Джону самому хотелось в это поверить. Это обвинение основывалось на каких-то косвенных сведениях, но выглядело довольно убедительно. Мы-то все знали, что он не был особенно хорошим мужем. Так что разве можно было осуждать её за то, что она завела какую-то интрижку на стороне?».