“Битлз” в ашраме Махариши

23 февраля 1968 г.

 

Бэрри Майлз (автор книги «Календарь Битлз»): «Лондонская газета “Дейли Экспресс” опубликовала цветные фотографии каждого из “Битлз”, сделанные Ричардом Аведоном, и предложила читателям возможность купить увеличенные изображения, а также специальный постер с изображением группы».

 

 

 

 

Эурон Гриффит (автор книги «Битлз в Тонипанди»): «Битлы были в Ришикеше, но Тома Морриса они не забыли (прим. – они были у него в гостях с 11 по 17 ноября 1967 года). Благодарность, которую они к нему испытывали, была выражена в открытке, которая 23 февраля 1968 года пришла на Аппер-Кемикал-Террас: “Дорогой Том. Мы сейчас в Индии. Здесь жарко, как в аду, и Ринго жалуется на еду. Надеюсь, у вас с Эйлин всё хорошо. Жаль, что в тот день мы были вынуждены уехать так внезапно. Огромное спасибо вам за всё, что вы сделали. Не думаю, что вы осознаёте, что вы сделали, но в любом случае спасибо. С наилучшими пожеланиями от всех нас, с любовью, Пол”.

Открытка оставалась на каминной доске Тома Морриса до самой его смерти».

 

Синтия: «За первую неделю мы привыкли к новому расписанию: несколько часов медитации, посещение лекций. Остальная часть дня была в нашем распоряжении. Я взяла с собой бумагу, карандаши, и проводила много времени за рисованием. Кроме того, впервые в жизни я начала писать стихи. По утрам было холодно, и, поскольку тёплую одежду мы с собой не взяли, то утренние часы просиживали, завернувшись в одеяла. Однако простота быта в ашраме, когда вокруг тебя нет ничего лишнего, всё равно очень привлекала и радовала. Мы все могли наконец немного притормозить и выдохнуть».

 

Ринго: «Я бы не сказал, что это была трудная жизнь. Мы просыпались утром, не так, чтобы очень рано, шли в столовую позавтракать. Потом обычно медитировали в группах, на крыше. После обеда продолжали заниматься тем же. Потом отправлялись гулять, занимались медитацией или ку­пались».

 

Мэл Эванс: «После обеда шли на пляж, ну, это не совсем пляж, а берег Ганга».

 

Ринго: «Несмотря на то, что нам читали лекции, всё это было похоже на каникулы. Если честно, то этот центр медитации – роскошное заведение».

 

Синтия: «Время от времени Махариши организовывал нам вылазки в соседний городок, где я с удовольствием обследовала прилавки местных магазинов, продававших традиционные индийские сари и ткани самых немыслимых расцветок. Все женщины купили себе сари и научились их носить».

 

Патти Бойд: «Как и шестьдесят других учеников в ашраме, Битлы носили местную одежду, которая была пошита частным портным комплекса».

 

Синтия: «Мы делали покупки в Ришикеше, там же были приобретены сари для женщин и материал, из которого были пошиты рубашки и куртки для мужчин».

 

Ринго: «Мы постоянно ходили за покупками. Мы, как и все вокруг, носили индийскую одежду, потому что она была там к месту – нелепые штаны с узкими штанинами и широким поясом, который приходилось туго завязывать, воротники, знакомые нам по тому, как одевался Неру. Мы привыкли к ним».

 

Джордж: «В Индии невозможно носить западную одежду. Одно из лучших достоинств Индии – одежда свободного покроя, мешковатые рубашки и штаны, похожие на пижамные. А ещё узкие брюки вроде дудочек».

 

Джон: «Все ходили в балахонах и часами медитировали в своих хижинах. Вот уж поездка так поездка».

 

Ринго: «Чтобы помыться, надо было сперва выгнать из ванной скорпионов и тарантулов, поэтому из ванной часто раздавались дикие вопли. Чтобы принять ванну, надо было громко заявить: “Да, я иду мыться”, – и затопать ногами. Во время мытья мы продолжали громко восклицать: “Как замечательно, ух как здорово!” А потом нужно было вылезти из ванны, вытереться и сразу же удрать, пока не появились насекомые. Морин боялась всех этих летающих и ползающих тварей. Привыкнуть к такой жизни было нелегко».

 

Мэл Эванс: «У Ринго в ящике стола обнаружилась дохлая крыса».

 

Синтия: «По вечерам мы часто собирались вместе и иногда нарушали установленный в ашраме сухой закон, пропуская по стаканчику местного самогона, по запаху напоминающего бензин, который Алекс тайком покупал в соседней деревушке на другом берегу реки. Мы пускали бутылку по кругу и хихикая как непослушные старшеклассники, делали по глотку и корчились с непривычки, когда эта адская жидкость текла по нашим пищеводам».

 

Мэл Эванс: «Джейн нездоровилось, хотя незначительные жалобы остальных были исцелены верой».

 

Пол: «Нет, ничего, мне там понравилось».

 

 

 

 

Пол Зальцман (фотограф): «На следующий день после того, как я познакомился с ними, я спросил каждого из них: Джона, Пола, Джорджа и Ринго по отдельности, не возражают ли они, если я буду фотографировать. Никто не возражал. У меня была недорогая фотокамера “Пентакс” с объективами 50 мм и 135 мм, и хотя я не был профессиональным фотографом, мне нравилось фотографировать.

Те, кто заканчивал курс медитации, были предоставлены сами себе и медитировали по десять-двенадцать часов в день. Битлы проводили время, медитируя, отдыхая, сочиняя песни и посещая лекции Махариши или проводя с ним частные групповые занятия на крыше его бунгало. Я был свободен, чтобы медитировать, отдыхать и тусоваться с Битлами и их компанией, Мэлом, Мией Фэрроу, Донованом и Майком Лавом. Обычно мы общались между собой небольшими группами за столом у скалы.

Донован, Мэл, Джон, Пол, Джордж, Синтия, Джейн, Патти, её сестра Дженни и я сидели и разговаривали о медитации, соглашаясь, что у нас в мыслях звучат голоса, и ключ в том, чтобы погрузиться в свою мантру. Джон сказал: “На самом деле это не так просто. У меня часто в голове играет музыка”.

Из всех “Битлз” Джордж, казалось, более серьёзно относился к медитации, за ним следовал Джон. Пол казался менее серьёзным, но он также погружён в медитацию. “Наслаждаюсь временем, когда можно отвлечься от суетливых, мирских мыслей” – сказал он. Ринго интересовался медитацией меньше всего. Однако Джон сказал, что между ними четверыми было дружеское соревнование, чтобы увидеть, кто действительно добивается лучших результатов.

Когда я общался с Джоном, Полом, Ринго и Джордж, они были всегда вежливы и доброжелательны, без какого-либо высокомерия. Джордж и Патти были сдержанными и тихими. Они казались очень влюблённой парой. Сестра Патти Дженни была молода, ей было около восемнадцати лет, жизнерадостная и очень красива – в то время она была моделью. У Ринго и Морин только что родился второй ребенок, и они казались умиротворёнными, как какая-нибудь пожилая супружеская пара.

Пол был самым искренним и дружелюбным. Джейн Эшер была женщиной с прекрасным сердцем; огненно-рыжие волосы обрамляли красивое и умное лицо, усыпанное веснушками. В отличие от других Битлов и их спутниц, Джейн с Полом были внимательны и ласковы друг с другом. Джон и Синтия были другими. Они оба были весёлыми и дружелюбными со мной, но явно отчуждены и прохладны по отношению друг к другу.

Близился вечер, небо стало окрашиваться в бледно-розовые цвета, а за Гангом звуки Ришикеша растворялись в сумерках. Стая из сорока или пятидесяти красивых изумрудно-зелёных попугаев эффектно приземлилась на ближайшем дереве, замерцав как драгоценные камни в лучах заката. Постепенно все стали расходиться, пока за столом не остались только мы с Джоном. Он был молчалив, даже немного угрюм, и я почувствовал, что он чем-то подавлен. Я спросил его, как долго он здесь пробудет.

– Мы все, включая Мэла, проходим трёхмесячный курс Махариши, и кто знает, как всё сложится.

Он очень тепло посмотрел на меня и улыбнулся: “А ты?”

Я рассказал ему о своём путешествии, о разбитом сердце и о том, что я думаю о чудесных свойствах медитации. Что я, вероятно, задержусь здесь ещё на несколько дней. Он взял стакан воды и почти допив его, сказал, что до сих пор медитация определенно приносила ему пользу. Через мгновение он посмотрел на меня и мягко добавил: “Да, любовь иногда довольно жёстко может обходиться с нами, не так ли?” Некоторое время мы сидели молча. Это было похоже на остановившееся время. Одинокий ястреб кружил в небе прямо над нами и над рекой, так близко, что мы могли видеть его когти. Я посмотрел на Джона, и наши взгляды встретились. Он улыбнулся и сказал почти озорно: “Но хорошо то, что в конце концов всегда есть ещё один шанс, не так ли?” “Конечно”, – ответил я. Мы снова помолчали, и через некоторое время Джон сказал: “Тогда пойду писать музыку”.

Это был важный момент для меня. Джон напомнил мне, что нужно сохранять объективное восприятие, или, как сказал Олдос Хаксли, “поддерживать объективное свидетельствование”. Мы встали и пошли к бунгало, где он жил, после чего я продолжил путь к своей палатке. Лишь несколько месяцев спустя я узнал о Джоне и Йоко и понял, что в тот вечер он говорил не только обо мне, но и о себе».

 

 

 

Нашли ошибку в тексте или у Вас есть дополнительный материал по этому событию?

    Ваше имя (обязательно)

    Ваш e-mail (обязательно)

    Тема

    Сообщение

    Прикрепить файл (максимальный размер 1.5 Мб)