22 февраля 1968 г.
Пол: «Мы жили там как в летнем лагере. Вставали все вместе по утрам. Вместе завтракали».
Синтия: «День в Ришикеше начинался рано. Мы просыпались между семью и восемью часами, умывались холодной, как лёд, водой (водопровод работал неважно), завтракали на открытом воздухе примерно в ста ярдах от нашего жилища, усаживаясь за длинным столом, уставленным кувшинчиками с джемом и вазами с фруктами. Ели на открытом воздухе, за длинными столами. Эти совместные трапезы на природе с видом на Ганг были совершенно не похожи на яичницу с беконом в Сюррее. Тент на деревянном треножнике, опутанный вьющимися растениями, защищал обеденное пространство от атмосферных сюрпризов в первые холодные и дождливые дни. В нашей индийской диете не было ни мяса, ни яиц, но никто из нас от этого не страдал. Привычная роскошь превратилась в далёкое, смутное воспоминание. Мы начали понимать, что нам, в сущности, немного надо, чтобы быть довольными.
Мальчики-индийцы подносили нам кофе и чай с тостами. За завтраком к нам часто присоединялась одна или две мартышки, которые нахально выхватывали у нас тосты, когда мы едва подносили их ко рту».
Джон: «Бабуины крали еду».
Ринго: «Мы завтракали под открытым небом, а обезьяны таскали у нас хлеб».
Синтия: «Питание в учебном центре было простым и незатейливым: на завтрак обычно давали кукурузные хлопья, поджаренный хлеб и кофе».
Пол: «Еда была сплошь вегетарианская. Сейчас я бы её одобрил, но тогда я не представлял себе еды без мяса. А нам всё время давали какие-то овощи».
Джон: «Мы сидели там, в горах, ели всю эту вегетарианскую дрянь».
Пол Зальцман (фотограф): «На следующее утро я шёл по ашраму и увидел за длинным столом Джона, Пола, Джорджа и Ринго, сидящих со своими спутницами – Синтией Леннон, актрисой Джейн Эшер, Патти Бойд-Харрисон и Морин Старки, а также Донована и Мэла Эванса. Стол стоял на краю утёса, откуда открывался вид на Ганг и Ришикеш. Несколько нервничая, я подошёл к ним.
– Можно составить вам компанию? – спросил я.
– Конечно, приятель, – ответил Джон. – Бери стул.
– Подходи, садись, предложил Пол и пододвинул стул. Как только я сел, к своему удивлению я услышал свой внутренний голос, кричащий: “Эй! Это же Битлз!” Прежде чем я успел подумать об этом, меня удивил второй голос внутри меня, но он был спокоен, глубок и звучен: “Эй, Пол, – произнёс он, – они такие же обычные люди, как и ты. Все пукают и боятся темноты”. И с этого момента я больше никогда не думал о них как о “Битлз”.
Во время паузы в их разговоре Джон повернулся ко мне и спросил: “Значит, ты из Штатов?”
– Нет, из Канады, – ответил я.
Он весело повернулся к остальным: “Ага! Значит он из одной из Колоний”.
– Да, – согласился я все засмеялись.
– Значит, вы всё ещё поклоняетесь Её Высочеству?
– Лично я, нет, – пошутил я, и мы снова рассмеялись, – но она по-прежнему пользуется нашими деньгами.
– Повезло тебе, – пошутил Ринго, и Пол поддразнил его ещё раз.
– Ну, она может быть и живёт на наши деньги, но с вами.
Пока все хохотали, Синтия добродушно вмешалась: “Оставьте беднягу в покое. В конце концов, он только что приехал”.
– Нет проблем, – ответил я, и Джон повернулся к остальным с финальной фразой: “Ах! Смотрите, ребята, в Колониях всё ещё есть чувство юмора!” и все снова засмеялись. После этого они приняли меня в свою маленькую семью. Потом кто-то встал и сказал, что собирается медитировать. Через несколько мгновений все исчезли, кроме меня и Мэла. Я спросил, действительно ли они такие крутые, как кажутся. “Не всегда, – ответил он, – но почти всегда”.
Во время своего пребывания в ашраме, мы с Мэлом подружились. Он был с “Битлз” с самого начала. Это был большой плюшевый мишка, который подрабатывал вышибалой в ливерпульском клубе “Пещера”, когда там играли “Битлз”. В 1963 году их менеджер Брайен Эпстайн нанял его в качестве одного из их дорожных менеджеров. Теперь он был личным помощником всех четверых, заботясь о них как в Англии, так и в Ришикеше. Он называл их “мальчиками”.
Еда в ашраме была одной из главных тем. Она была хорошей, но пресной. Кто-то сказал, что Махариши не хотел, чтобы наши медитации прерывались расстройством желудка из-за острых индийских специй. Мэл всех рассмешил фразой: “Ну, у Ринго точно не будет такой проблемы!” Одна из обязанностей Мэла заключалась в том, чтобы каждое утро спускаться в город, покупать свежие яйца и готовить их для Ринго, чтобы подавать с тушёной фасолью. Ринго прибыл в Индию с двумя чемоданами: в одном была одежда, а в другом банки с консервированной фасолью. Позже Мэл рассказал мне, что Ринго в детстве то и дело попадал в больницу из-за проблем с желудком и теперь в поездках всегда внимательно следил за своей едой. Джордж с Джоном, уже будучи вегетарианцами, когда прибыли в ашрам, сказали, что у них нет с проблем, но Полу не хватало мяса».
Ашрам Махариши. Кадр кинохроники, 1968 г.
Один из бунгало ашрама. Кадр кинохроники агентства «Пате», 1968 г.
Ринго и Морин направляются на лекцию.
С лидером группы «Бич Бойз» Майком Лавом.
Майк Лав (группа «Бич Бойз»): «Я отправился на другой конец света, ожидая оказаться в полном уединении, но оказалось, что это было невозможно из-за того, что мы были в центре внимания средств массовой информации, поскольку репортёры со всего мира пытались рассказать о пребывании “Битлз” в Ришикеше. В течение последних пяти лет на трёх разных континентах “Бич Бойз” и “Битлз” вращались вокруг друг друга в битве кричащих заголовков, преданных поклонниц и требовательных эго, и вот теперь я оказался с ними в отдаленном месте, где по ночам вокруг ползают скорпионы, а обезьяны шныряют возле вашего обеденного стола в поисках объедков».
Кадр кинохроники агентства «Пате», 1968 г.
Рабочая тетрадь Пола Маккартни.
Пол Зальцман (фотограф): «Я сидел с “Битлз” и смотрел на Ганг. После чая все разошлись, кроме меня и Джорджа. Оставшись с ним наедине, я почувствовал смущение и мне стало неловко. Джордж был тихим и напряженным, но дружелюбным. В то время ему оставалось всего несколько дней до своего двадцать пятого дня рождения. Я сказал ему, что мне нравится песня “Норвежский лес”, и спросил, как долго он играет на ситаре.
– Немного более двух лет, – ответил он. – Это было, когда мы снимали фильм “На помощь!” Мы снимали фильм, и там был ситар. Мне стало любопытно, и я побаловался с ним на съёмочной площадке. Но впервые я действительно услышал ситарную музыку на альбоме Рави Шанкара. Я познакомился с ним в Лондоне и попросил научить меня. Он согласился, но только когда я приехал сюда с Патти, в Бомбей, где живет Рави, и стал учиться у него, то по-настоящему погрузился в это. И в Индию, и во всё остальное, духовность и другой путь.
В это время с соломенной крыши на дальний конец нашего стола спрыгнул детёныш обезьяны, подбежал к нам, схватил корку лежащего хлеба и с шумом умчался прочь. Мы рассмеялись.
– Я собираюсь немного попрактиковаться. Хочешь послушать? – спросил Джордж.
Мы прошли в его бунгало и вошли в маленькую комнату для медитации, примерно восемь на десять футов, где на полу лежал только белый матрас и его ситар. Джордж сел, скрестив ноги, в центре комнаты, а я сел лицом к нему в нескольких футах от него, прислонившись спиной к стене. Он осторожно прижал большой корпус у основания ситара к стопе левой ноги. Сквозь слегка запыленные оконные стекла в комнату просачивался мягкий солнечный свет. Всё светилось. Я почувствовал слабый аромат ладана сандалового дерева, идущий откуда-то снаружи. Джордж закрыл глаза и начал играть. Когда многослойная музыка, словно калейдоскоп изысканных красок, заполнила маленькую комнату, мои глаза закрылись, и я мечтательно поплыл по волнам звука. Время сдвинулось. Казалось, оно замедлилось. Он играл индийскую рагу пятнадцать минут, а может, и сорок. Когда он закончил, музыкальные вибрации постепенно ушли в тишину, и я почувствовал мягкое, восхитительное чувство умиротворения. Когда я открыл глаза, он осторожно клал свой ситар обратно. Солнечный свет скользнул по матрасу. В комнате царила живая, успокаивающая аура.
В последовавшей непринужденной беседе он рассказал мне, что сначала Патти научилась трансцендентальной медитации, а затем заинтересовала его. Интерес “Битлз” к медитации и духовности начался за несколько лет до Ришикеша. На Джорджа оказали влияние труды индийского ученого и мудреца Вивекананды, и он некоторое время изучал духовные аспекты его жизни. Находя интересные книги или отрывки, он делился ими с Джоном, Ринго и Полом. Когда они погрузились в более глубокие духовные вопросы, они обнаружили, что наркотики менее способны помочь им найти ответы на глубинные вопросы, которые они искали. Раньше курение марихуаны и гашиша, а также прием ЛСД для развлечения и исследования сознания приносил некоторые положительные результаты, которые нашли отражение в их песнях. Однако со временем наркотики стали чем-то вроде тупика.
Я спросил его, на что похожа медитация для него. Некоторое время он был тих и задумчив: “Медитация и Махариши помогли мне обогатить внутреннюю жизнь. Медитативный кайф невероятен. Я поднимаюсь выше, чем когда-либо с помощью наркотиков. и это мой способ связи с Богом”. Он помолчал некоторое время и с проникновенной сдержанностью добавил: “В смысле, мы же всё-таки ‘Битлз’, не так ли? У нас есть столько денег, о чём можно только мечтать. У нас есть вся слава, которую когда-либо можно было бы пожелать Но это не любовь. Это не здоровье. Это не покой внутри. Не так ли?” Он располагающе улыбнулся. Несколько минут мы сидели в молчании, а потом вышли на тёплое зимнее солнце».