Джордж, Патти, Нил и Алекс посещают музыкальную школу Рави Шанкара

2 августа 1967 г.

Йоко Оно: «Фотография, где я вышла на демонстра­цию с букетом цветов, на следующий день попала в газеты».

Синтия: «В газете «Таймс» появилась статья по поводу фильма Йоко «Задницы» – бесчисленное количество голых задниц круп­ным планом. Утром за завтраком Джон показал мне статью: «Син, ты только посмотри. Всё это, конечно, шутка, не иначе. Но, боже, что будет дальше?» Мы рассмеялись. «Безумие какое-то. У неё, наверно, крыша съехала».

Мне оставалось только согласиться. То есть тогда он считал её ненор­мальной, и я с этим согласилась. Я не поклонница кон­цептуального искусства. Когда смотрю на какие-то вещи, то хочу понимать, что это. Мы тогда ещё ничего не смыслили в авангардном искусстве или концептуализме. Газета отправилась в мусорную корзину».

Йоко Оно: «Успех фильма «№ 4» дал мне возможность снимать другие картины. Менеджеры различных крупных кинокомпаний с готовностью соглашались встретиться и обсудить возможность фи­нансирования следующего фильма. Мне и в голову не приходило, что кому-то из них просто хотелось взглянуть на это странное явление под названием Йоко Оно. «Неужели она действительно женщина?»

Один американский кинодеятель решил, что я одна из тех девушек, снимавшихся в фильме, и что режиссёр просто послал меня раздобыть деньги. «Это я режиссёр», – сказала я. «Нет, нет! Это невозможно». В 1967 году его слова должны были звучать как комплимент. Пока он собирался угостить меня вином, я быстро ушла.

Другим препятствием для меня было нежелание раскрывать перед потенциальными продюсерами свои кинематографические замыслы из страха, чтобы они не были восприняты неправильно. Мои опасения имели под собой почву, потому что один журнал уже хотел заказать мне порнографическую версию фильма о ягодицах. А одна американская кинокомпания спросила, не сделаю ли я такой же фильм о грудях трёхсот шестидесяти пяти женщин. Я не собиралась так деградировать».

Из интервью Скотта Макдональда с Йоко Оно:

Йоко: Потом появился какой-то продюсер из Голливуда, сказал, что хочет купить фильм и показать его в Америке. Ещё он хотел, чтобы я сняла 365 грудей, а я ответила, что уж если снимать грудь, то я буду снимать одну грудь, понимаете, буду снова и снова заполнять экран одной грудью, но, по-моему, это для него было не­достаточно эротично. Он думал об эротике, а я дума­ла о визуальных, графических понятиях. Это совершенно разные вещи. Я была слишком горда, чтобы снимать две груди. (Смеется.) По-моему, была попытка отправить фильм о ягодицах в США, но его быстро конфиско­вала цензура.

Скотт Макдональд: На таможне?

Йоко Оно: Да.

Скотт Макдональд: На звуковой дорожке прозвучали слова, что вы собирались снять в разных странах версии этого фильма, и заканчивается фильм словами «Продолжение следует». Было это намёком на какой-то замысел снять ещё фильмы или существова­л конкретный план сделать продолжение этой картины?

Йоко Оно: Понимаете, во всех моих фильмах есть концептуальная сторона. У меня есть сценарии, и я охотно показываю их в надежде, вдруг кому-то захочется экранизировать какой-нибудь из них. Это было бы замечательно. Должна сказать, что большинство сценариев представляют собой просто что-то вроде указаний. Они не были реализованы.

Бэрри Майлз (автор книги «Календарь Битлз»): «Джордж, Патти, Нил и Алекс посетили музыкальную школу Рави Шанкара».

Нил Аспинал (для ежемесячного журнала поклонников «Битлз»): «Спал допоздна, а потом прошёлся по магазинам. Затем все вместе отправились в музыкальную школу Рави Шанкара».

beatlesbible.com: «Шанкар открыл в Лос-Анджелесе филиал Музыкальной школы Киннара в мае 1967 года».

Нил Аспинал (для ежемесячного журнала поклонников «Битлз»): «Посмотрели, как в огромном классе Рави учит индийской музыке человек пятьдесят учеников, представляющих собой довольно разношёрстную толпу людей в возрасте от 16 до 30 лет.

Некоторое время мы смотрели, как Элла Рахка – один из музыкантов Рави Шанкара, играющий на инструменте табла, давал урок, после чего пообедали с Шанкаром на Сансет Стрип».

В 1965 году Джон купил для Мими дом в Пуле – курортном городке на южном побережье Великобритании, в графстве Дорсетшир, на берегу пролива Ла-Манш, в обширной бухте Пул-Бей.

Джон и Синтия в Пуле с семьёй Питера Сандемана.

Питер Сандеман: «Джон был моложе меня на пару лет и не совсем относился к тем людям, что мне нравились, но моя жена Памела, которая тогда была моей девушкой, обожала «Битлз». Первая строка песни «Люси в небе с алмазами»: «Представьте себя в лодке на реке» – это из того времени, когда мы с Джоном дружили, плавая на моем маленьком крейсере, фотографируя на реке».

Ник Черчилль (журнал «Дорсет Лайф», 2006): «Когда Джон не отдыхал на пляже или не отдыхал на террасе с видом на гавань, он любил морские прогулки и совершал путешествие вверх по реке Фром в Уэрхэм на маленькой лодке, принадлежащей соседу, Питеру Сандеману, домовладелица которого сказала Мими, что у него есть лодка, которой Джон может пользоваться».

Питер Сандеман: «Однажды мы пошли вверх по реке Фром к месту под названием Уэрхэм, где зашли в паб. Мы обедали, и примерно минут через сорок хозяйка заведения спросила: «Вы Джон Леннон?» Он ответил отрицательно, и она сказала: «Ну, вы похожи на него, и все посетители думают также». Мы обернулись, посмотрели в окно и увидели, что на улице люди кричат нам, и подумали: «О, только не это». Так что Синтия и моя тогдашняя невеста пошли и приготовили лодку, а затем мы с Джоном запрыгнули в лодку. Когда мы отплывали, поклонники пытались преследовать нас вплавь! Это был единственный раз, когда я столкнулся с Битломанией. Джон начал извиняться, потому что думал, что поклонники повредят лодку. Он сказал, что мог бы купить эту лодку, а я мог бы стать её капитаном. Он даже предложил мне один из дисков, которые висят на стене дома, но я отказался. Он был классным парнем. Мне кажется, что он был счастлив и печален одновременно. Доволен своей жизнью и опечален тем, что не мог ею распоряжаться в полной мере».

Золотые диски Джона Леннона на стене в доме Мими, фото Дэвида Старка.

Хантер Дэвис (автор книги «Авторизованная биография Битлз»): «Мими, навер­ное, оказалась единственной, чьё отношение к Джону нисколько не изменилось. Она обходится с ним, как и прежде, в то время как другие едва ли не преклоняются перед своими сыновьями-героями. Мими всё так же недовольна манерой Джона одевать­ся, его видом, как и в те времена, когда ему было четырнадцать лет. Она выговаривает Джону, если он слишком поправляется, и не позволяет сорить деньгами. «Он совершенно бесхарактер­ный в отношении денег. Любой может обобрать его. Щедр до глу­пости. Я ему всегда об этом говорю».

Другие родители никогда не осмеливаются критиковать своих детей.

Мими недовольна речью Джона. «Бормочет что-то невнят­ное, – утверждает Мими, – никогда не заканчивает фразу. И при этом говорит всё хуже и хуже. Я вообще иногда не понимаю, что он хочет сказать. Перескакивает с одного на другое».

Она видит его нерегулярно, но он всегда присылает ей из-за границы смешные письма с маленькими рисунками на конверте, специально для неё. Она бережно хранит их в письменном столе. Когда Джон навещает её, он перерывает всё вверх дном, просто чтобы посмотреть, что она делала, пока его не было. У нее хра­нятся все книжки, которые он сочинял в детстве, и Мими часто перечитывает их.

– Это совершенно то же самое, что он потом издавал. Вся­кие каракули, как я их называла. Раньше-то он лучше писал. Я до сих пор умираю со смеха, когда читаю некоторые его стихи.

Окружающая роскошь почти не повлияла на образ жизни Мими. Она говорит, что с удовольствием отказалась бы и от это­го шикарного дома, и от славы Джона, лишь бы только он снова стал её малышом.

– Я отдала бы два миллиона фунтов, если бы можно было вер­нуть прошлое. Конечно, я эгоистка. Мне он всегда представляется маленьким мальчиком. Я знаю, это глупо. Но ничто не срав­нится с теми радостями, которые он приносил мне в детстве.

Мими, конечно, хотелось бы видеть Джона чаще, но она ни­когда в этом не признается, никогда не будет «виснуть на нем».

– Он не виноват, что я вдова. Для молодого человека нет ничего хуже, чем чувствовать на себе какую-то обузу. Он должен жить своей жизнью. Ему надо думать о своей жене и семье. Он знает, что я здесь, и навещает меня, когда может. Летом он просидел у меня на крыше четыре дня. Я только и де­лала, что бегала вверх-вниз с разными напитками. Джон не выставляет своих чувств напоказ. Никогда. Но однажды вече­ром он сказал, что хоть и не приезжает ко мне каждый день или даже раз в месяц, но всегда думает обо мне, где бы он ни на­ходился. Для меня это очень важно.

Дом Мими в Борнмуте стоит на самом берегу моря – очень светлый, сверкающий в лучах солнца, окружённый великолепным садом, лестница из которого спускается прямо на пляж.

Ни фасад, ни задняя стена дома с улицы совершенно не видны. Заглянуть в жизнь Мими можно только летом, когда на­чинается навигация. Теплоходы проплывают мимо её дома, и она слышит, как в мегафон объявляют: «А вот этот дом с поло­сатыми занавесками принадлежит Джону Леннону. Женщина, которая там сидит, – Мими». Услышав это в первый раз, она настолько рассвирепела, что подбежала к самому берегу и закри­чала: «Заткнитесь!» В ответ на теплоходе рассмеялись.

В остальном жизнь её течет совершенно спокойно. Правда, поклонники стащили несколько фонарей, стоявших перед домом. Иногда они пытаются сфотографировать её или дом, но не более того. Номер телефона и адрес в справочниках не зна­чатся».