28 февраля 1967 г.
Томас Томпсон (журнал «Лайф», 16 июня 1967): «Сессия записи музыки для нового альбома «Битлз» запланирована на семь вечера в лондонской студии «И-Эм-Ай», но мальчики опаздывают. Внезапно в восемь часов вечера помещение оживает. Вошёл Пол Маккартни, напевая какую-то бессмысленную мелодию, а следом за ним появился Джон Леннон. Вскоре появляется Ринго Старр, а последним – Джордж Харрисон».
Фотосессия Генри Гроссмана.
Генри Гроссман (фотограф): «Как-то во время съемок меня восхитил широкий психоделический галстук, который был на Ринго. Я сказал: «Ринго, хотел бы я, чтобы у меня хватило смелости надеть такой галстук». Он подошел ко мне, потрогал мой галстук с узором «пейсли», посмотрел мне в глаза и произнес: «Генри, если бы ты это сделал, ты всё равно остался бы Генри, но с ярким галстуком!» Для меня это стало одним из глубоких уроков, которые я получил от них».
С Генри Гроссманом.
Бэрри Майлз (автор книги «Календарь Битлз»): «Запись песни «Люси в небе с алмазами» (Lucy In The Sky With Diamonds)».
Марк Льюисон (автор книги «Сессии записи Битлз»): «19:00-1:15. Студия 2 «И-Эм-Ай», Эбби-Роуд. Продюсер: Джордж Мартин; звукоинженер: Джефф Эмерик; помощник звукоинженера: Ричард Лаш».
Джон (1974): «Это одна из лучших песен, когда-либо написанных».
Йен Макдональд (автор книги «Переворот в сознании»): «Плохо продуманная, получившаяся скорее, как гламурное произведение, чем как цельная песня».
Пол: «Итак, у нас было хорошее название. Мы сделали всё это как идею Алисы в стране чудес, которая в лодке на реке медленно плывёт вниз по течению, а над головой возвышаются огромные целлофановые цветы. Время от времени это прерывается, и вы видите Люси в небе, с алмазами по всему небу. Люси была Богом, большой фигурой, белым кроликом. Можно написать песню с мысленными образами, выраженными в словах, и это было то, что мы сделали.
Это похоже на современную поэзию, но ни Джон, ни я, читали мало. В последний раз, когда я обращался к этому, то подумал: «Это странно и оторвано от жизни», и я не особо вникал во всё это, за исключением Дилана Томаса (прим. – валлийский поэт, прозаик, драматург, публицист, для которого характерны яркие, подчас фантастические образы), которого я внезапно для себя открыл, и я был вполне доволен собой, потому что понял, но не знал, что он будет говорить точно то же самое.
Мы, наконец, перестали пытаться быть умными и просто пишем то, что нам нравится. Если получится умно, ну хорошо. «Люби же меня» (Love Me Do) была нашей самой философской песней. Быть простым и истинным означает, что это невероятно просто».
Picture yourself in a boat on a river, Представь себя в лодке на реке,
With tangerine trees and marmalade skies. С мандариновыми деревьями и мармеладным небом.
Somebody calls you, you answer quite slowly, Кто-то тебя зовёт, ты отвечаешь довольно медленно,
A girl with kaleidoscope eyes. Девушка с калейдоскопическими глазами.
Cellophane flowers of yellow and green, Целлофановые цветы жёлтого и зелёного цвета,
Towering over your head. Возвышаются над твоей головой.
Look for the girl with the sun in her eyes, Попытайся увидеть девушку с солнцем в глазах,
And she’s gone. И она исчезает.
Lucy in the sky with diamonds, Люси в небе с алмазами,
Lucy in the sky with diamonds, Люси в небе с алмазами,
Lucy in the sky with diamonds, Люси в небе с алмазами,
Ah А-а-а
Follow her down to a bridge by a fountain, Следуй за ней к мосту у фонтана,
Where rocking horse people eat marshmallow pies. Где люди деревянных лошадок едят пироги с зефиром.
Everyone smiles as you drift past the flowers, Все улыбаются, когда вы проплываете мимо этих цветов,
That grow so incredibly high. Что выросли такими невероятно высокими.
Newspaper taxis appear on the shore, Газетные такси появляются на берегу,
Waiting to take you away. Ожидая, чтобы забрать тебя.
Climb in the back with your head in the clouds, Забирайся на заднее сиденье с головой в облаках,
And you’re gone. И тебя нет.
Lucy in the sky with diamonds, Люси в небе с алмазами,
Lucy in the sky with diamonds, Люси в небе с алмазами,
Lucy in the sky with diamonds, Люси в небе с алмазами,
Ah А-а-а
Picture yourself on a train in a station, Представь себя в поезде на станции,
With plasticine porters with looking glass ties. С пластилиновыми носильщиками с зеркальными галстуками,
Suddenly someone is there at the turnstile, Вдруг кто-то там у турникета,
The girl with the kaleidoscope eyes. Это девушка с калейдоскопическими глазами.
Lucy in the sky with diamonds, Люси в небе с алмазами,
Lucy in the sky with diamonds, Люси в небе с алмазами,
Lucy in the sky with diamonds, Люси в небе с алмазами,
Ah А-а-а
Lucy in the sky with diamonds, Люси в небе с алмазами,
Lucy in the sky with diamonds, Люси в небе с алмазами,
Lucy in the sky with diamonds, Люси в небе с алмазами,
Ah А-а-а
Lucy in the sky with diamonds, Люси в небе с алмазами,
Lucy in the sky with diamonds, Люси в небе с алмазами,
Lucy in the sky with diamonds. Люси в небе с алмазами.
Дэйв Рыбачевски (автор книги «История музыки Битлз»): «Что касается текста песни, то тема Льюиса Кэрролла была перенесена в галлюциногенную атмосферу сознания Джона и Пола, что привело к появлению огромного количества образов, которые им, должно быть, очень нравилось соединять.
Сначала нас просят представить себя «в лодке на реке», из воды которой каким-то образом растут «мандариновые деревья». Затем под «мармеладным небом» вы слышите голос загадочной женщины, которая появляется в поле зрения, и её глаза описываются как «калейдоскопические» и «с солнцем в глазах». Когда она говорит, «вы отвечаете довольно медленно», как в замедленном сне.
Помимо деревьев, растущих из воды, есть ещё огромные разноцветные «целлофановые цветы», которые «возвышаются над головой». Вы напрягаетесь, чтобы вглядеться в «мармеладное небо», чтобы увидеть женщину, но, увы, «она исчезает». Тем не менее, вы каким-то образом инстинктивно знаете, кто она. Её зовут «Люси в небе с алмазами». Пока она ещё находится в вашей лодке, она появляется в небе, и вы «следуете за ней до моста у фонтана». Когда лодка проплывает под мостом, вы замечаете население этого невероятного города. В их число входят «люди деревянных лошадок», которые «едят пироги с зефиром». Несмотря на ограниченный запас еды, они довольно гостеприимны – «все улыбаются».
Пока лодка «проплывает мимо» вышеупомянутых «невероятно высоких» цветов (эти цветы, вероятно, не единственные «невероятно высокие», верно, Джон?), вы, наконец, приближаетесь к берегу реки. Там вы видите «газетные такси», которые «ждут, чтобы вас увезти». Вы выходите из лодки и «залезаете на заднее сиденье» кабины, в то время как ваша голова метафизически «витает в облаках», а затем водитель уходит, то есть «тебя нет».
Следующее, что вы осознаёте, такси, должно быть, высадило вас на вокзале, где вы сели в «поезд на станции» с очень странным персоналом. Носильщики из «пластилина» носят «зеркальные галстуки». Но перед отправлением поезда вы с радостью видите «Люси», загадочную женщину, которая привела вас сюда, «у турникета» вокзала. Она, по-видимому, появилась, чтобы проводить вас, поскольку поезд вот-вот унесёт вас в очередное невероятное приключение».
Джон (1980): «Образ женщины, которая когда-нибудь придёт, чтобы спасти меня – «девушка с калейдоскопическими глазами», которая сойдёт с неба. Оказалось, что это Йоко, хотя с Йоко в то время я ещё не встречался. Так что, возможно, это должна быть “Йоко в небе с алмазами”».
Дэйв Рыбачевски (автор книги «История музыки Битлз»): «Джон Леннон всегда был очень откровенен в отношении употребления наркотиков и того, как они служили вдохновением для конкретных записей группы: «Альбом «Резиновая душа» (Rubber Soul) был под влиянием марихуаны, а «Револьвер» под влиянием кислоты; Наркотики нужны для того, чтобы остальной мир не заполнил вас собой; Песня «Она сказала она сказала» (She Said She Said) была написана после кислотного трипа в Лос-Анджелесе во время перерыва в турне; Песня «Доктор Роберт» (Doctor Robert) была в основном о наркотиках и таблетках. Это было обо мне: я был тем человеком, у кого были все эти таблетки во время гастролей, и я всегда это делал; Мы следовали инструкциям Тимоти Лири в его книге «Как отправиться в путешествие». Я сделал всё так, как он сказал в книге, а потом написал «Завтрашний день никогда не знает» (Tomorrow Never Knows), которая стала чуть ли не первой кислотной песней». Из приведённых выше цитат совершенно очевидно, что по прошествии лет он не чувствовал необходимости скрывать от общественности какую-либо информацию о наркотиках.
Почему же тогда Джон всячески отрицал какие-либо наркотические коннотации, связанные с песней «Люси в небе с алмазами», хотя большинство людей даже по сей день настаивают на том, что он не говорит правду? Всю оставшуюся жизнь каждый раз, когда его спрашивали о связи этой песни с наркотиками и предполагаемом шифре ЛСД в названии песни, он утверждал, что это совпадение случайно. Несмотря на это, «Люси» по-прежнему известна как главный трек «Битлз», связанный с наркотиками. «Никто мне не верит», – раздражённо заявил Леннон. А мы с вами верим?»
Сева Новгородцев (радиоведущий музыкальной программы «Би-Би-Си»): «Люси – девушка с калейдоскопическими глазами и люди, которые подозревали наркотические какие-то подоплёки в песне, в принципе может быть были правы, потому что по трезвости себе такое представить или вообразить довольно трудно».
Джон: «Это было так. Мой сын пришёл домой и показал мне рисунок странной летающей женщины, и я спросил: «Что это?» И он ответил, что это Люси в небе с алмазами. Я сказал: «О, это прекрасно» и сразу же написал об этом песню».
Синтия: «Помню, как он пришёл с ним из школы и показал отцу. В тот раз он не воскликнул: «Боже мой! Какое отличное название для песни», но это явно пришлось кстати. Это был просто детский рисунок маленькой девочки в небе со звёздами. Это был обычный дом, деревья и звезды, а маленькой девочкой была Люси, его одноклассница».
Пит Шоттон (друг детства Джона Леннона): «Я был там в тот день, когда Джулиан вернулся домой из школы с карандашным рисунком, на котором было нарисовано лицо его одноклассницы Люси на фоне взрывающихся разноцветных звёзд. Необычайно впечатлённый произведением своего сына, Джон спросил, как называется рисунок. «Это Люси в небе с алмазами, папа», – ответил Джулиан. «Потрясающе», – воскликнул Джон и тут же включил эту запоминающуюся фразу в новую песню».
Ринго: «Я был у Джона, когда его сын Джулиан подошёл к нему со своим рисунком. Это был вполне обычный детский рисунок. Джон спросил: «Что это?», и Джулиан ответил: «Люси в небе с алмазами». Эти слова сразу запомнились Джону».
Джулиан Леннон: «Не знаю, почему я назвал так рисунок, или почему он выделился среди всех моих других рисунков, но в том возрасте мне безусловно нравилась Люси. Раньше я показывал папе всё, что смастерил или нарисовал в школе, и это послужило толчком к идее песни».
Люси О’Доннелл в возрасте шести лет.
Люси О’Доннелл (одноклассница Джулиана): «Мы жили в Уэйбридже рядом с семьёй Леннонов, и я с Джулианом ходила в детский сад в Хит-Хаусе, которым управляли две пожилые дамы. Детский сад располагался в просторном эдвардианском доме. Я помню Джулиана в школе. Я очень хорошо его помню. Мы сидели рядом друг с другом за настоящими старомодными партами. Дом был огромным, а классы разделялись тяжёлыми портьерами. Говорили, что мы с Джулианом представляли собой парочку маленьких нарушителей спокойствия. Помню, как мы с Джулианом рисовали на двухстороннем мольберте, и к ужасу классной преподавательницы, брызгали друг в друга краской. В тот день, когда Джулиан нарисовал этот рисунок, явился его отец с шофёром, чтобы забрать его из школы».
Пол: «Я зашёл к Джону домой в Уэйбридже. Когда я пришёл, мы пили чай, и он сказал: «Посмотри, какой великолепный рисунок нарисовал Джулиан». Обрати внимание на название!» Он показал мне рисунок на листе бумаги размером пять на семь дюймов. На нём была нарисована маленькая девочка со множеством звёздочек, а поверх рисунка было написано очень аккуратным детским почерком, я думаю карандашом: «Люси в небе с алмазами». Я спросил: «Что это значит?», подумав: «Класс, какое потрясающее название!» Джон ответил: «Это Люси, его школьная подруга. И она в небе». Джулиан нарисовал звёзды, а потом решил, что это алмазы. Это были детские звёзды, их можно нарисовать двумя треугольниками, но он сказал алмазы, потому что их можно увидеть и как алмазы, и как звёзды. И нам это понравилось, она была в небе, и это было очень для нас необычно. Поэтому мы поднялись наверх и начали писать песню».
Джон: «Кажется, Пол помог сочинить последний куплет».
Дэйв Рыбачевски (автор книги «История музыки Битлз»): «Время написания песни можно легко определить как февраль 1967 года».
Джон: «Остальные образы песни были из «Алисы в стране чудес». Это была Алиса в лодке. Она покупает яйцо, и оно превращается в Шалтая-Болтая. Женщина, работающая в магазине, превращается в овцу, а в следующую минуту они уже гребут куда-то на вёсельной лодке, и я это визуализировал».
Дэйв Рыбачевски (автор книги «История музыки Битлз»): «Эта визуализация отчасти была вдохновлена главой «Шерсть и вода» в «Зазеркалье» Льюиса Кэрролла, одной из любимых детских книг Джона. Цитаты из этой книги включают в себя: “Она обнаружила, что они были в маленькой лодке, скользящей между берегами: так что ей ничего не оставалось, кроме как сделать всё возможное” и “Лодка под солнечным небом, мечтательно плывущая вперёд в июльский вечер”».
Пол: «У Джона было название, и у него был первый куплет. Он начинался как «Алиса в стране чудес»: «Представьте себя в лодке, на реке…» Это буквально Алиса. Мы оба читали книги об Алисе и всегда ссылались на них, мы всегда говорили о «Бармаглоте», и мы знали эти книги больше, чем любые другие. А когда появились психоделики, их опьяняющее качество было идеальным. Так что мы просто согласились с этим. Мы написали песню вместе: я предложил «целлофановые цветы» и «газетные такси», а Джон ответил «калейдоскопическими глазами». Для нас это была тема Алисы, которая нам очень нравилась».
Из интервью Джона Леннона Джонатану Котту (журнал «Роллинг Стоун», 18 сентября 1968):
Джонатан Котт: Что значит образ «газетные такси»?
Джон: Спроси об этом у Пола. По-моему, это его строчка. Знаешь, когда нагружаешь песню образами, приходится прилагать усилия, чтобы их поддерживать.
Джонатан Котт: Критики часто пытаются найти в песнях то, чего нет.
Джон: Там есть это. Это похоже на абстрактное искусство. Тот же принцип: если для того, чтобы что-то написать, нужно это продумать, то значит пришлось потрудиться. Если же вы просто говорите что-то и знаете, что вы говорите, то всё это непрерывный поток сознания. То же самое происходит, когда вы записываете или просто играете: выходишь из композиции и понимаешь, что был в ней и что всё это было ничем, это было чистым ничем. Как раз к этому мы постоянно стремимся.
Спайк Миллиган (соавтор, ведущий сценарист и ведущий актёр «Шоу дуралеев»): «Мы с Джоном разговаривали о «пластилиновых галстуках» в нашем «Шоу дуралеев», а в песне «Люси в небе с алмазами» это появилось как «пластилиновые носильщики с зеркальными галстуками». Я довольно хорошо знал Леннона. Он много говорил о комедиях. Он был фанатом «Шоу дуралеев». Всё прекратилось, когда он женился на Йоко Оно. Всё прекратилось. Мы больше не общались».
Джон: «После того, как альбом вышел, кто-то заметил, что буквы названия песни складываются в ЛСД, но я понятия не имел об этом. Дело было совсем не в этом, но мне никто не верит. Клянусь Богом, Мао или кем угодно, я понятия не имел, что это расшифровывается как ЛСД. Я вообще не обращаю внимание на заглавные буквы, и никогда этого не делаю».
Пол: «Клянусь, мы не заметили этого, когда альбом вышел. На самом деле, если вы хотите до конца быть педантичным, то вам придётся сказать, что это «LITSWD», но, конечно, «LSD» – история гораздо лучше. Просто время было такое. Это был период, когда в большинстве наших текстов чего-то искали, считали, что в них содержится больше, чем на самом деле. Мы не заботились об объяснениях.
Психоделики сыграли свою роль в создании этой песни, но, знаете, легко переоценить влияние наркотиков на музыку «Битлз». Эта песня была работой от ума. Правда в том, что все были обдолбаны. «Сержант Пеппер» намеренно был чем-то вроде забавного альбома для лучших времён».
Джон: «С тех пор я стал проверять все песни, смотреть, как пишутся сокращённо их названия. Ни в одной из них я больше ничего такого не заметил».
Марк Льюисон (автор книги «Сессии записи Битлз»): «В этот день группа намеревалась начать запись песни «Люси в небе с алмазами» (Lucy In The Sky With Diamonds), однако репетиции длились так долго, что не было записано ни одного нормального дубля».
Дэйв Рыбачевски (автор книги «История музыки Битлз»): «Восемь часов репетиций, с семи вечера до трёх часов ночи, неслыханно даже по сегодняшним меркам».
Марк Льюисон (автор книги «Сессии записи Битлз»): «Студийное время вряд ли стоило дёшево, но студия на Эбби-Роуд была собственностью «И-Эм-Ай» и студийное время было просто внутренней бумажной транзакцией и не вычиталось из гонораров «Битлз». Ни на группу, ни на Джорджа Мартина, который больше не является сотрудником компании, не накладывались никакие бюджетные ограничения».
Джордж Мартин (продюсер записи): «Могу только предположить, что в «И-Эм-Ай» поняли, что так будет лучше».
Марк Льюисон (автор книги «Сессии записи Битлз»): «В этот день в студии присутствовал репортёр журнала «Лайф». В опубликованной статье (прим. – 16 июня 1967) цитируются слова Джорджа Мартина: «Сегодня мы находимся в нескольких световых годах от чего-либо. Они понимают, что сейчас это звучит ужасно, и пытаются исправить. Может быть, пройдёт неделя, прежде чем они будут довольны, если это вообще когда-нибудь случится».
Генри Гроссман (фотограф): «Единственной сессией записи «Битлз», на которой я присутствовал, была запись песни «Люси в небе с алмазами». В тот вечер я сделал более двухсот пятидесяти снимков».
Из интервью Стива Маринуччи с Генри Гроссманом:
Стив Маринуччи: «Битлз» долго были привлекательным объектом средств массовой информации, почему же они такие довольные на фотографиях?
Генри Гроссман: К сессии записи «Люси» я знал их уже несколько лет. Я был для них знакомым лицом. В основном, я путешествовал с ними по миру. В тот вечер в студии я был там как друг, поэтому у них не было необходимости специально позировать, и именно поэтому на фотоснимках есть ощущение «мухи на стене» (прим. – в значении «скрытая камера», техника съёмки с позиции стороннего наблюдателя). Они не обращали на меня внимания. Им было комфортно.
Пол и Джим Маккартни.
Фото Генри Гроссмана.
Томас Томпсон (журнал «Лайф», 16 июня 1967): «Началась сессия записи, но так буднично, что кажется, что она и не началась вовсе. Пол садится за фортепиано и начинает играть аккорды. Жаль, что у меня нет магнитофона, потому что импровизированное музицирование просто изумительное».
Генри Гроссман (фотограф): «Когда в тот вечер Пол появился в студии, он начал что-то наигрывать на пианино, и все собрались вокруг него».
Томас Томпсон (журнал «Лайф», 16 июня 1967): «Тем временем Джон замечает лежащий на фортепиано томик стихов Э.Э. Каммингса, и углубляется в чтение. Ринго, голодный или, может быть, почти безучастный к происходящему, прошёл в угол и начал уплетать тарелку с картофельным пюре и бобами, приготовленными одним из помощников. Джордж демонстрирует большой черный сюртук, который купил в магазине антикварной одежды в Челси. «Вполне допускаю, что какому-нибудь метрдотелю в «Савойе» он стал не нужен», – говорит он.
У фортепиано стоит высокий худощавый мужчина в строгом сером костюме и скромном галстуке. Это Джордж Мартин, продюсер и аранжировщик музыки «Битлз», признанный эрудит в музыке, находящийся не на виду, но которого стали называть Пятым Битлом. Пол и Джон объясняют ему, что весь этот день они работали над песней, которую хотят записать сегодня вечером. «Хорошо, послушаем», – говорит он. Пол берёт аккорды, а Джон фальцетом напевает мелодию, которая называется «Люси в небе с алмазами». Они повторяют её с полдюжины раз, пока Мартин кивая, знакомится с композицией и делает пометки.
На этом начальном этапе песня звучит как ранние работы «Битлз» с аранжировкой отбойного молотка четыре на четыре (прим. – равномерный бит «четыре четверти») и текстами, которые редко были более красноречивыми, чем «йе-йе-йе». Тем не менее ещё до того, как в этот долгий вечер они закончили работать с песней, она претерпела значительные изменения.
«Представь себя в лодке на реке с мандариновыми деревьями и мармеладным небом», – снова и снова поёт Джон, в то время как Джордж Харрисон подбирает гитарный аккомпанемент, а Ринго, потягивая апельсиновый напиток, отбивает ритм. В это время я начинаю понимать удивительный процесс создания музыки «Битлз». Он начинается абсолютно с нуля. Битлы, которые не умеют ни читать, ни записывать нотную грамоту, продолжают сочинять даже в процессе записи».
Томас Томпсон (журнал «Лайф», 16 июня 1967): «Сейчас в студии звукозаписи почти полночь, и после четырёх часов интенсивной работы «Люси в небе с алмазами» всё ещё звучит ужасно. Пятый Битл Мартин морщится: «Сегодня мы находимся в нескольких световых годах от чего-либо», – с содроганием произносит он. Они понимают, что сейчас это звучит ужасно, и пытаются исправить. Может быть, пройдёт неделя, прежде чем они будут довольны, если это вообще когда-нибудь случится. Они всегда придумывают что-то новое, что только что узнали, что-то, о чём я и думать не мог. Они не перестают меня удивлять».
Томас Томпсон (журнал «Лайф», 16 июня 1967): «Сейчас, в два часа ночи, «Люси в небе с алмазами» начинает обретать форму. Пол предложил изменить темп, Джон переделывает слова, Джордж экспериментирует с новым звучанием гитары, а Ринго добавил мазки. Они хотят прослушать запись, и во время последовавшего за этим перерыва я спрашиваю Пола, беспокоятся ли они о том, что легионы поклонников «Битлз» могут не пойти за ними, в их движении к отдалённым сферам. Он честно признаётся: “Конечно, мы потеряем часть своих поклонников. Мы потеряли их в Ливерпуле, когда сняли кожаные куртки и надели костюмы. Но нет смысла стоять на месте. Мы всегда говорили, что не сможем быть 30-летними Битлами. Но мы будем ими в недалёком будущем. Мы достигли такого положения, когда для нас нет никаких препятствий. В музыкальном плане, сейчас, в этот момент, сегодня вечером, вот где мы находимся”».
Генри Гроссман (фотограф): «У Пола детское выражение лица, но он взял сигарету и внезапно стал похож на французского актёра Жана-Поля Бельмондо. Они все курили как сумасшедшие».
Генри Гроссман (фотограф): «К концу сессии вы бы не узнали эту песню. Она совершенно изменилась».
Джордж Мартин (продюсер записи): «Этот день вполне можно рассматривать как пример процесса написания песен, поскольку Джон сочинил большую часть песни на ходу».
Генри Гроссман (фотограф): «Они были невероятной командой, и работали вместе гораздо слаженнее, чем «Роллинг Стоунз», которые были больше каждый сам по себе. Даже при всём при том, что «Битлз» были группой из четырёх очень уникальных индивидуальностей, было очень сильное ощущение их единства, сильное чувство «мы». Они работали, как команда.
Находясь с ними в студии, я был поражён тем, насколько они прислушивались друг к другу, и как много было обсуждений. Они слышали друг друга. Никто не пытался быть в центре внимания, и любой мог сделать предложение и быть услышанным. Вместе с тем, когда я был с «Роллинг Стоунз», я видел, что Мик Джаггер это Мик Джаггер и его ощущение: «Смотрите на меня, я Мик Джаггер». У «Битлз» не было ничего подобного. Того чувства единства, которое было у «Битлз», не было у «Роллинг Стоунз», по крайней мере, при мне. Когда «Роллинг Стоунз» приехали в Америку, я пришёл на их первую пресс-конференцию. Но после этого у меня не возникло желания фотографировать их снова. Просто они мне не понравились.
Наиболее близок я был с Джорджем и Ринго, и в больше всего времени провёл с ними. Джордж был прекрасным другом. Помню, что его всегда интересовали все аспекты того, чем ему приходилось заниматься, будь то сниматься в фильме или изучать индийскую музыку или культуру. У него было врождённое любопытство к сути вещей. Желание понять.
Ринго тоже был замечательным парнем и большим шутником. Мне встречались высказывания о нём, описывающие его в прошлом как о замкнутом и унылом человеке, но я с этим не соглашусь. Тот Ринго, которого я знал, был необыкновенно весёлым, весьма очаровательным и очень забавным.
Хотя я не был настолько же близок с Полом, он тоже был очень обаятельным и умным. Немного озорным, что также подходит и для Джона, у которого был очень своеобразный характер. На самом деле, слово «озорной» применимо ко всем им. При общении с ними возникало ощущение детского озорства, что было довольно мило.
Ощущение того вечера – они работали, и наслаждались этим. Это был незабываемый вечер, и я им наслаждался. С точки зрения незабываемости, это можно выразить, как: «Боже мой, я стал частью истории». Если бы я об этом тогда знал, то сделал бы гораздо больше фотоснимков. Мне просто нравилось быть с ними и наблюдать за их работой. Они были друзьями».