10 июня 1960 г.
Бруно Цериотти (Bruno Ceriotti, историк): «Группа «Рори Сторм и Ураганы» (Rory Storm And The Hurricanes) выступает в Пулели, в танцевальном зале «Рок-н-Калипсо» дома отдыха «Батлин» (Rock ‘n’ Calypso Ballroom, Butlin’s Holiday Camp, Pwllheli, North Galles).
Состав группы: Эл Колдуэлл (он же Рори Сторм), Джонни Берн (он же Джонни «Гитара»), Ти Брайен, Уолтер «Уолли» Эймонд (он же Лу Уолтерс), Ричард Старки (он же Ринго Старр)».
(условная дата)
Бэрри Майлз: «В отсутствие барабанщика «Серебряные Битлз» ограничились выступлениями в стриптиз-клубе Уильямса. В начале июля Алан Уильямс вместе со своим товарищем «Лордом Вудбайном» открыли нелегальный стриптиз-клуб на Юпер Парламент-Стрит (Upper Parliament Street) под названием «Клуб артистов нового кабаре» (New Cabaret Artists Club)».
Алан Уильямс: «В провинциях начали открываться первые клубы стриптиза. В Манчестере уже была парочка, в Ливерпуле пока ещё ни одного. Я решил, что на этом можно легко заработать целую кучу денег, и позвонил своим друзьям в Манчестер, чтобы они посоветовали мне, как проще всего создать собственное дело. Честно говоря, я не испытываю особого восторга по поводу того, что мне пришлось заниматься стрип-бизнесом. Хотя и стыдиться мне нечего.
Я решил войти в долю со своим хорошим приятелем, выходцем из Вест-Индии, по имени Лорд Вудбайн. Бывший исполнитель «калипсо» у себя на родине, он всегда курил «Вудбайнз» – самый дешёвый сорт сигарет, откуда и родилось его прозвище – Лорд Вудбайн. Как и все знакомые, и друзья, я называл его просто «Вуди». Вуди был и остаётся милым, умным, немного безалаберным, но весёлым малым. Мне нравятся уроженцы Вест-Индии. Они всегда веселы, дружелюбны и трудолюбивы.
Одно время Вуди работал в местных подпольных кабаках, частенько исполняя роль бармена. Он пользовался такой популярностью, что когда он переходил работать в другой бар, его постоянные клиенты толпой следовали за ним. У него была настоящая абордажная сабля, которую он держал под стойкой. Если посетитель начинал скандалить, Вуди доставал своё оружие и принимался воинственно размахивать им перед носом у хулигана. Обычно этого бывало достаточно, чтобы успокоить любого задиру. Сам Вуди не смог бы обидеть и мухи. Всё это было просто-напросто театром. Но «театром» очень эффективным.
Наше совместное предприятие в 8-м районе Ливерпуля называлось «Новый артистический кабаре-клуб» (New Cabaret Artistes, 174a Upper Parliament Street, Liverpool). Название более чем громкое. Это был обычный грязноватый подвальчик в нижнем этаже одного из выстроившихся в ряд особняков. Во всех остальных домах на этой улице располагался либо кабак, либо бордель. Это был район Аппер-Парламент-Стрит, открытый и безалаберный. Чёрные и белые жили здесь в почти идеальной гармонии. Никто не называл друг друга «черножопым» или «беложопым», никто не делил клиентов на «ниггеров» и «бледнолицых». Сегодня это совсем другое место. Строительство новых домов привело к массовому переселению коренных жителей. В наши дни белым более или менее нежелательно совать сюда нос. Мне становится грустно, когда я думаю об этом. Когда-то здесь было всем наплевать, какого ты цвета. В душе тогда все были «разноцветными»!
Стрип-клубы пользовались оглушительным успехом. Скучающие дельцы среднего возраста давно жаждали подобного рода развлечений. Особняк, в котором мы снимали подвал, принадлежал богатой прежде семье торговцев хлопком. Возле парадного входа сохранились осыпавшиеся белые каменные колонны. Чтобы попасть в стрип-клуб, надо было свернуть на боковую улочку, толкнуть чёрную железную калитку и спуститься по каменным ступенькам к голубого цвета двери, украшенной длинными коричневыми подтёками облупившейся краски.
Сразу за дверью располагался стол, на котором лежала билетная книжка. Сидевший за столом вручал визитёру «билет», в котором говорилось о том, что владелец билета становился полноправным «членом» «Нового артистического кабаре-клуба». Он должен был заплатить за своё «членство», плюс вступительный взнос 10 шиллингов (по-новому, 50 пенсов). Ха, взнос для дрочил! Позади стола на стене располагался ряд крючков для верхней одежды. Большинство посетителей предпочитало оставлять пальто на себе, объясняя это каждый раз дежурной фразой «я только на минутку!». Справа, в главном зале – его размер был не больше носового платка! – была установлена стойка длиной футов шесть. Мы с Вуди сами смастерили полки и подставки, чтобы хранить спиртное. Несколько окрашенных лампочек и касса завершали убогий декор бара. Стены были грязно-серого цвета. В зале стояло полдюжины маленьких круглых столиков для посетителей и десяток тонконогих стульев. Это был явно не отель «Риц».
Большинство наших клиентов относилось к категории «грязных плащей». Это были типы, которые постоянно паслись в парках, пугая гуляющих девчонок своими сморщенными членами. Приходили к нам и сорящие деньгами направо и налево бизнесмены из города, разгорячённые созерцанием бёдер своих секретарш. Эти парни сначала глазели на наших девчонок, а потом отправлялись на поиски шлюх. Начиналось шоу, и толпа «грязных плащей» принималась развлекаться, занимаясь рукоблудием или попросту, мастурбацией. Живи и не мешай жить другим! Срывай бутоны, пока это возможно!
Девчонки у нас были грудастые. Это были девочки из близлежащих магазинчиков, ищущие более «приятной» работы. Иногда это были домохозяйки, жаждущие пополнить скудный семейный бюджет, чтобы не проходить мимо бакалейных лавок. Частенько мы приглашали и профессиональных стриптизёрш из Манчестера.
Некоторое время меня чрезвычайно забавляло подглядывать за дрочилами. Я наблюдал, как их плащи дёргались вверх и вниз, пока руки усиленно трудились в карманах. Меня прямо-таки зачаровывали эти престарелые секс-маньяки с мерзкими, испитыми физиономиями, резко очерченными светом с эстрады. Девочки медленно раздевались под музыку, несущуюся с грампластинок. Большинство завсегдатаев задерживало свои оргазмы до того момента, когда «артистка» скидывала с себя последнее украшение – пояс или трусики. Аудитория издавала коллективный стон, усиленно эакулируя. Затем они выпрастывали свои липкие лапы из-под плащей, чтобы протянуть девочкам влажные пальцы. Я не знал, хохотать или рыдать. Что за способ получать удовольствие!
Размер эстрады, где раздевались девочки, едва составлял 7 на 7 футов. Им приходилось быть очень внимательными, чтобы не свалиться с неё. Время от времени в зале находились пьяные, которые бросались на девочек, стоило им подойти слишком близко к краю. В подобных ситуациях Вуди совершал быстрый рывок к сцене, чтобы оказаться между девочками и их переполненными энтузиазмом поклонниками. «Убери свои грязные лапы!» – орал он на разошедшихся посетителей. Большинство же клиентов предпочитало, чтобы девочки оставались на расстоянии. Тогда они могли бы потакать своим сексуальным фантазиям без вмешательства со стороны. С моей точки зрения, эти «тихие» дрочилы были наиболее опасными. Никогда нельзя было предугадать, какие именно мысли приходили им в голову, и сколько мучительных фрустраций переживали они в эти моменты.
Возраст девочек колебался где-то между восемнадцатью и тридцатью. После тридцати им оставалось только демонстрировать свои морщины. Моим клиентам нравились юные создания. Чем моложе, тем лучше. Двое из наших постоянных девочек, Пэтти и Жанин, были лесбиянками. Когда они начинали приставать к новой «артистке», частенько вспыхивали скандалы.
«Новый артистический кабаре-клуб». Нового в нём, конечно же, ничего не было, как не было и каких-либо «артистов». Девочки стаскивали свою сбрую и надевали её назад, под аккомпанемент стонов и вздохов аудитории. Кажется, они называли это онанизмом. Мастурбировали все. Фантазии, сексуальные фантазии. А как это ещё назвать?! Деньги лились рекой, но я никогда не думал, что «Новый артистический кабаре-клуб» станет моим постоянным бизнесом.
«Битлз» по-прежнему оставались без барабанщика. Томми Мур исчез из их жизни на ближайший десяток лет, выкопав себе могилу из ночных смен на бутылочной фабрике. Ребята торчали в «Джаке» в ожидании перемен, пока я безуспешно искал замену Томми. Типичный разговор в «Джаке» проходил примерно так. Джордж: «Послушай, Эл, только не говори, что всё кончено. Мы же только начинаем. Скажи, что это не так, а?». Пол: «Может, стоит обратиться на биржу труда? Может, в их бумагах завалялся какой-нибудь безработный барабанщик?». «Битлз» находили эти разговоры смешными. На одну минуту их лица озаряла улыбка. Джордж: «Может, нам попросить кого-нибудь из твоего Королевского Карибского оркестра?». «Бросьте, ребята. Всё будет хорошо. Вот увидите. Обязательно кто-нибудь да подвернётся. Должен же в этом городе найтись хоть один барабанщик, мечтающий о том, чтобы играть вместе с фантастическими, единственными и неповторимыми «Битлз»! «Хотелось бы верить», – вздыхали они. – «Если бы…». «Ладно, парни, мне пора в стрип-клуб. Сегодня у меня просмотр новой девочки». «Битлз» возбуждённо застонали. «О!» – завопил Леннон, – «а помощники тебе не нужны, Алан?». «Спасибо. Этой девочке помощники не требуются. Ей нужна работа. До скорого, парни. Увидимся позже». Я оставил их, уныло пялящих глаза на Слэйтер-Стрит в это хмурое и серое утро. Надо найти им барабанщика. «Битлз» развалятся, если я не постараюсь.
Новая «артистка» приехала из Манчестера. Её звали Шёрли, и у неё была огромная грудь. С другой стороны, у неё была такая тонкая талия, которую я никогда не встречал у девушек её пропорций. Она обладала поистине точёной фигуркой, которой викторианские дамы добивались с помощью кучи корсетов и твёрдого характера. В то утро в клубе были только мы вдвоём. Шёрли рекомендовал мне один приятель, владелец такого же заведения в Манчестере. Он предупреждал меня, что она привыкла выступать под «настоящий оркестр».
«Оркестр? В «Новом артистическом кабаре-клубе»? Ты, наверное, шутишь! Если мы разместим там оркестр, не останется места для посетителей. Это же не «Савойя», в конце концов! Это просто подвальчик в 8-м районе Ливерпуля. Я надеюсь, эта девица не питает особых иллюзий по поводу ожидающей её работы?». «Отнюдь, Алан, старичок, всё будет о’кей!». Именно так разговаривает большая часть старшего поколения манчестерцев. Все у них «старички», да ещё это устаревшее «отнюдь» вместо нормального «нет». Звучит фальшиво, но как ни странно, успокаивает приезжих визитёров, создавая у них ложное представление о том, что они имеют дело с надёжными людьми. Пока не становится слишком поздно. Милые ребята, эти манчестерцы. Они умеют создавать себе друзей.
Шёрли стояла передо мной в пустом зале стриптиз-клуба. «О’кей», – сказал я, беря один из расшатанных стульев и ставя его перед эстрадой. – «Лезь на сцену и скидывай свою сбрую. Постарайся сделать это как можно сексуальнее. Так, как тебе нравится самой. Здешние посетители любят, чтобы всё было «по-настоящему».
Шёрли показала мне, на что она была способна. Она разделась догола. Груди её были огромными, но стояли сами по себе. Она могла бы сжечь свой бюстгальтер. Никаких висячих штучек. Никаких ушей спаниеля. Остальное было в равной степени потрясающим. Она могла бы свести посетителей с ума, но это была уже не моя забота. В середине акта она остановилась и сказала: «Знаешь, Алан, я могла бы сделать это гораздо лучше под музыку». Вот оно. Биг-бэнд? «У нас есть проигрыватель. Девочек это устраивает». Я привыкла выступать под оркестр. С оркестром я лучше работаю». «Чёрт!» – выругался я. – «Ты, что, не видишь размеров помещения? Где здесь расположиться оркестру? Если пригласить музыкантов, не останется места для посетителей. Я говорил об этом твоему боссу. Перед твоим приездом». «В самом деле?» – удивилась она.
Я не хотел ссориться с Шёрли. Её шоу было потрясающим. В своём амплуа она без сомнения была настоящей звездой. Одевшись, Шёрли попросила меня смешать её ром с кока-колой. Я прошёл за стойку и налил ей бокал.
«А ты?» – она взглянула на меня, – «не составишь компанию?». «Нет, для меня ещё слишком рано. Пожалуй, я выпью колы». «Алан, ты должен меня понять. Послушай, давай расставим всё по местам». Вот, опять. «Я не буду выступать и раздеваться под ваши ублюдочные пластинки. Это условие я поставила Берту, ещё когда собиралась приехать и поработать на тебя. Я сказала ему, что мне нужен оркестр, иначе я просто не выйду на сцену. Теперь, когда я заявляюсь сюда, в этот вшивый притон, я обнаруживаю, что оркестра нет и в помине! И как прикажешь это понимать?». Слово было сказано. Гадство.
«Боже мой, у тебя, наверное, крыша поехала! Оглянись вокруг. Посмотри хорошенько! Как мы сможем это устроить? Где я размещу оркестр, тупая ты корова!». Как видно из разговора, мы перешли к очень интимным выражениям. Она сделала глоток из своего бокала. Когда она повернулась, её соски клацнули, как вагонные буфера. Она была и вправду классно скроена. Девочка, что надо! Остальные в её присутствии смотрелись как хористки из Бельзена. Мне позарез нужна была новенькая. Тем более одна такая от нас недавно сбежала. Девочки вроде Шёрли встречались редко. В стриптиз в те годы следовало приглашать настоящих кошечек.
«Итак», – вновь заговорила Шёрли, – «нет оркестра, нет стриптиза. Усёк? Нет оркестра, нет стриптиза! Другое меня не устраивает». «Чёрт тебя подери! Можно подумать, что ты вроде цыганки Розы Ли, мать её…»! Она оборвала меня. «Полегче, Алан! Избавь меня от этого дерьма! У меня тоже есть гордость, в конце концов!». «Ну-ну».
Я увидел в ней задор и дух. Качества, которыми я восторгался. В этот момент я вдруг вспомнил о «Битлз», томящихся в «Джаке» и толстеющих от безделья и бутеров с ветчиной. Стоп! Чтобы аккомпанировать Шёрли, барабанщик не нужен. В любом случае, кто, скажите, будет обращать внимание на музыкантов, когда Шёрли начнёт демонстрировать свои прелести?
«Ладно. Остынь, Шёрли. Положись на меня. Я посмотрю, что можно сделать». «Ты уж постарайся, Алан. Или ты организуешь ансамбль, или я уезжаю». «Хорошо, хорошо», – сказал я. – «Положись на меня. Я достану тебе ансамбль. Вот увидишь».
Она сложила свои тряпки в большую холщовую сумку и удалилась. Я смотрел ей вслед. Всё-таки, она была восхитительна. Под любым углом. Согласятся ли «Битлз»? Не набьёт ли мне Леннон физиономию за подобное предложение? Играть в этом притоне. Какого чёрта, они играли и в худших местах!
Я поехал в «Джак». Ребята всё ещё ждали меня. Я решил начать издалека. «Кофе для «Битлз», – сказал я прислуге на кухне. Я прошёл в зал и сел вместе с парнями. К тому времени с работы вернулся Стюарт. От его одежды несло отбросами. «Чёрт, что за ужасная вонь, Стюарт? Что за идиотское занятие ты себе нашёл? Уверен, есть другие, более приятные способы, чтобы встречаться с «простыми людьми»!». Стюарт смутился, а Леннон тут же подлил масла в огонь. «Стюарт, хорошие люди не сидят по мусорным ящикам!».
Я увёл разговор в сторону от Стюарта. «Мальчики, давайте посмотрим правде в глаза. Насколько мне известно, в ближайшие дни у вас нет никаких приглашений. К тому же, вы пока без барабанщика, мать его…! Так?». «Так». «Правда, правда, Эл». «Хорошо. У меня есть для вас непыльная работёнка. В стрип-клубе». «В стрип-клубе?» – эхом отозвался Джордж. «Какой такой стрип-клуб?» – нахмурился Пол. «Нет уж, увольте!» – это был голос Джона. «Алан…», – Стюарт не верил своим ушам. «Я не шучу и отдаю отчёт своим словам. У меня появилась новая стриптизёрша, и она не похожа на других». «Не похожа, это как?». «А я думал, все стриптизёрки не похожи на других». «У неё что, три сиськи?». «Две головы?». «Ладно, парни, выслушайте меня. Вы просто немного подработаете. Всё, что от вас нужно, это приходить по вечерам в «Кабаре-клуб» и играть два раз по двадцать минут. Я плачу по 10 шиллингов каждому за вечер».
Слава богу, сказал наконец-то! Освободился от груза. И пока они меня ещё не линчевали. «10 шиллингов?». «Ну, ты гад…»! «Ни хрена себе…»! «Играть в стрип-клубе?». «Докатились, мать твою!». Идея им явно пришлась не по душе.
Я принялся их уговаривать. Я думал о Шёрли. О тех деньгах, которые она нам принесёт. Эти долбаные дрочилы с 8-го района протопчут тропинку к дверям «Кабаре-клуба». Я буду богат… «Битлз» всё ещё упирались. Я продолжал их убеждать.
«Поймите же, парни! Чем вам ещё заняться? И потом, у вас нет барабанщика, мать его…»! Больше всего я упирал на отсутствие барабанщика и на то, что у них не было никаких планов на ближайшие пару недель. «Чтоб я сдох!» – сказал Пол. – «Неужели нам придётся этим заниматься?». «Мы не обязаны заниматься тем, что нам не нравится!» – заявил Леннон. Дерзкий и агрессивный юнец. «С нами такой номер не пройдёт!» – влез в разговор Стюарт. «Да чёрт с ним, на море бывает и похуже», – вдруг услышал я голос Джорджа. Старая ливерпульская поговорка, сходная по смыслу с «семь бед – один ответ».
Их не устраивали 10 шиллингов на брата. По крайней мере, у них всегда были бы деньги на бутеры с ветчиной и сигареты, резонно заявил я им. А что бы они хотели? Карнеги-Холл? «Вот, что я тебе скажу, Эл», – заявил Стюарт. – «Пусть будет по фунту на брата». «Фунт?» – фыркнул я. – «Вы, должно быть, совсем рехнулись! Это больше, чем вы стоите сами! К чёрту! Почему так много?». «Потому, что мы все окажемся в полном дерьме!» – ухмыльнулся Пол. – «Вот, почему, Алан. А в следующий раз ты предложишь нам играть на Лайм-Стрит для этих ублюдков, которые стоят в очереди за билетами в кино?!». «Ладно, не кипятись. Я постараюсь выбить для вас фунт каждому. Но последнее слово остаётся за Лордом Вудбайном. Он же мой партнёр». «К чёрту Лорда Вудбайна!» – сказал один из ребят. «Сейчас я отправлюсь к нему и посмотрю, что он на это скажет».
Я поплёлся к Вуди, который жил неподалёку от «Джака». Было около часу дня. Я постучал к нему в квартиру. Услышав стон, я толкнул дверь и вошёл. Лорд Вудбайн всё ещё валялся в постели. Он сел. Его коричневая физиономия поблёскивала в лучике света, пробившегося через щель в занавесках.
«Привет, педик», – сказал я дружелюбно. – «Вставай, вставай. Ты не у себя на Карибах. Поднимайся. Нам нужно обсудить один важный финансовый вопрос». «В чём дело, парень?» – простонал Лорд Вудбайн, протирая костяшками пальцев свои сонные очи. – «Чёрт побери, я не спал всю ночь!». Лорд Вудбайн был очень «занятым» джентльменом в те дни. Сексуальный маньяк. Цветной сексуальный маньяк!
Я присел на край смятой постели. Там был кто-то ещё. Я почувствовал шевеление. «Не обращай внимания», – сказал Лорд Вудбайн, похлопав по пышным формам, прикрытым простынёй. – «Ближе к делу. Что случилось, Алан?».
Он дотянулся до стула, пошарил и зажёг сигарету. Запахло дешёвым табаком. «Сегодня я просматривал эту новую девочку из Манчестера…». «Да, да, я знаю. Ну и как она? У неё хорошее тело?». Потрясающее!». «Хороший мальчик, Аллан. Умница. Когда она выйдет на сцену? У нас напряжёнка с девочками. Она нам нужна». «Тут есть одна загвоздка, Вуди. Боюсь, она не сможет выступать». «В чём дело? Что это значит, «она не сможет выступать»? Она, что, больна? Или…». «Нет, она не больна». «А что же тогда?» – Лорд Вудбайн затянулся сигаретой, вдохнул дым и засопел. «Она хочет выступать под оркестр».
Лорд Вудбайн как раз заглатывал очередную порцию дыма. На миг мне показалось, что он собирается выплюнуть кишки. Он задохнулся, захрипел, зайдясь в разрывающем грудь пароксизме кашля, который едва не избавил меня от моего партнера по «Новому кабаре-клубу».
Обретя дыхание, Лорд Вудбайн переспросил: «Оркестр? Для чего ей оркестр? Она ведь не певица, а? Всё, что она должна делать, это снимать свои тряпки и трясти титьками перед клиентами. Она, что, решила, это Варьете Зигфельда?!». «Да нет же! Просто она вбила это себе в голову. Она говорит, что привыкла работать под оркестр и без него на сцену не выйдет. Я уговаривал её отказаться от этой затеи, но она слушать ничего не хочет!». «Скажи ей, пусть убирается к чёртовой матери!» – сказал Вуди. – «Мы прекрасно обойдёмся и без неё». «Шёрли – классная девчонка, Вуди. Мы заработаем на ней кучу денег».
Затем я сказал ему о «Битлз». «Битлз»? Эта долбаная рок-н-ролльная группа? Интересно, где же они будут играть? Там же нет места!». «Я думаю, мы могли бы попробовать разместить их на эстраде, Вуди. Попытка не пытка. Я сказал им, что мы согласны платить по 10 шиллингов каждому за выход». «Чёрт побери!» – выговорил Вуди. – «А как же наши прибыли?». Он всегда настороженно относился к любым денежным вопросам, этот Лорд Вудбайн.
«Не спеши», – сказал я, – «они потребовали фунт каждому». «Фунт?!» – мне показалось, Лорд Вудбайн собирается зайтись ещё в одном приступе кашля. «Бога ради, выбрось этот проклятый окурок! Воняет как в морге!». «Нет, нет и нет», – сказал Лорд Вудбайн. «Битлз», – заявил он, – «не стоят больше, чем 10 шиллингов на брата. Дьявол!» – выругался он. – «Кто, вообще, слышал об этих «Битлз»?». «Это не разговор, Вуди. Нам нужен оркестр, или мы потеряем эту девочку Шёрли». «О’кей, Алан. 10 шиллингов каждому. Проклятые грабители, вот что я о них думаю! Да, да, грабители! А нас с тобой объявят банкротами!».
Лорд Вудбайн любил делать из мухи слона и излишне драматизировать самые незначительные события. «Ладно, Вуди, до скорого!» – я потянулся и похлопал по пышным формам рядом с Лордом Вудбайном. «Пока, Алан». Лорд Вудбайн уложил себя на подушки, загасив сигарету в пепельнице, стоящей возле кровати.
«Когда будешь уходить, постарайся не хлопать дверью. Мне нужно поспать. Уходи тихонько, парень…». «Ленивый ублюдок», – ухмыльнулся я.
Выходя из комнаты, я нарочно старался топать погромче, а в заключение изо всех сил хлопнул дверью. Из квартиры донёсся протестующий стон Лорда Вудбайна. Похоже, ему так и не удалось вновь погрузиться в сон.
В «Джаке» меня ждали «Битлз». «Извините, ребята, но Вуди не согласен платить вам больше 10 шиллингов каждому за вечер. Ваше слово?». «Вот, сволочь!». «Мы не будем играть!». «Он нас оскорбил, скотина!». «Вообще-то, это лучше, чем ничего…».
Они будут играть, сказали они, но исключительно из уважения ко мне. Но я должен пообещать найти им настоящую работу. «Согласен», – сказал я.
Я помог им перетащить инструменты в «Новый артистический кабаре-клуб». Они были здесь в первый раз. Пустой грязный подвальчик, пропитанный запахом мочи из мужского сортира. Повсюду валялись сигаретные окурки, на некрашеных столах блестели высохшие лужицы пролитого виски. Откуда-то из глубины бара раздавался звук беспрестанно льющейся воды. По улице проехал тяжёлый грузовик, и подвальчик отозвался ощутимой вибрацией.
Расшитые стеклярусом портьеры нуждались в замене. Они давным-давно растрепались и посверкивали одной-двумя блёстками. Куски ткани свисали с них жалкими лохмотьями. На стуле под навесом, который использовался как «костюмерная» для стриптизёрш, красовалась забытая кем-то из девочек пара трусиков. «До чего мы докатились, Аллан? До чего мы дошли? Это тупик…», – раздался голос Пола. Я знал, что он имел в виду. Это был жуткий момент. Жуткий до боли в сердце. Но всё-таки мы были молоды. Ещё настанут лучшие времена. Я глядел на ребят. Они верили в себя, верили в свою музыку, верили в то, что однажды станут великими. Неужели же я должен так их унижать, приведя сюда, в это паскудное место сборищ сексуальных извращенцев.
«Это же не навсегда, мальчики». – Выдавил я, стараясь не превращать происходящего в трагедию. – «Считайте это возможностью поднабраться опыта. Именно так надо на это смотреть…». «Есть опыт, без которого можно было бы обойтись!». «Ага, как этот подвал, например…». «Ну и бордель…». «Ладно, давайте расставлять аппаратуру…».
Джордж: «В этом составе мы дали всего одно выступление, но оно хорошо запомнилось мне. Это было на Аппер-Парламент-Стрит, в стрип-клубе, принадлежавшем парню по прозвищу Лорд Вудбайн. Мы должны были аккомпанировать стриптизерше. Она подошла и протянула нам ноты: «Играйте вот отсюда».
Пол: «Дженис принесла нотные листы, чтобы мы играли все по установленному ею порядку».
Джордж: «Мы спросили: «Что это? Тут ничего нельзя понять». И она объяснила, что это «Цыганский танец огня» (Gypsy Fire Dance)».
Пол: «Она дала нам немного из Бетховена, и испанский танец огня. Закончилось тем, что мы заявили: «Мы не умеем читать ноты, прости, но мы можем сыграть Ча-ча-ча Гарри Лайма, которую мы сами переложили, а вместо Бетховена мы можем сыграть «Лунный блеск» (Moonglow) или «Песню сентября» – на твой выбор… и вместо «танца с саблями» исполним тебе «Шомпол» (Ramrod)».
Джордж: «Но поскольку мы не умели играть по нотам, ее заказы мало что значили для нас. Мы играли «Шомпол», а потом «Лунный блеск» – я только что выучил эту вещь».
Пол: «Так что, вот что она получила. Кажется, так или иначе, но ее это вполне устроило».
Алан Уильямс: «Шёрли была довольна. Она безумно втюрилась в «Битлз». «Кто этот мальчик со смазливым личиком?» – спросила она меня в первый же вечер, указывая на Джорджа Харрисона, который пил в баре апельсиновый сок. Перед тем, как «Битлз» должны были в первый раз выйти на сцену, я представил их Шёрли, но она никак не могла запомнить их имена. «Который?» – переспросил я. – «Это Джордж. Джордж Харрисон. Он хороший паренёк, но для тебя он слишком молод, Шёрли. Не сбивай его с пути истинного». «На вид достаточно взрослый, чтобы держать стакан», – сказала она, непристойно причмокивая своими толстыми сочными губками. «Шёрли, он слишком молод для тебя», – повторил я. «Они никогда не бывают слишком молодыми», – улыбнулась она, обжигая Джорджа взглядом, от которого он поспешил спрятаться за стаканом сока. «Если они такие здоровые, значит, они уже достаточно взрослые!» – повторила она хорошо известную и избитую армейскую крылатую фразу».
Джордж: «Выступление состоялось днем, его слушали несколько извращенцев (пятеро мужчин в пальто) и местная стриптизерша. Пол играл на барабанах, мы с Джоном на гитарах, а Стюарт на бас-гитаре».
Алан Уильямс: «Пол уселся за барабаны».
Джордж: «Через нас прошла целая толпа барабанщиков. Поменяв троих, мы составили почти полную ударную установку из барабанов, которые они забывали у нас, и Пол решил, что он сам станет ударником. У него получалось неплохо. По крайней мере, так нам казалось – вероятно, потому, что в то время мы мало что смыслили».
Майкл Маккартни: «Папаша не оставил попыток приучить нас к музыке. Но это дело приняло другой оборот. Пол присвоил мой барабан, который я утащил у «Кворрименов». Этот барабан стал впоследствии первым барабаном «Битлз». Будучи парнями заботливыми, мы сразу подумали о соседях. Наш дом стоял посреди квартала, и мы решили определить уровень шума от барабана. Я что есть сил колотил по нему, а Пол отошёл и слушал (к несчастию соседей). Так он удалился на расстояние 100 ярдов от нашего дома. Думаю, Кэйт Мун (барабанщик группы «Ху») мог гордиться таким достижением… Однако я охладел к барабану. Если говорить честно, то учитывая мой успех среди женщин и очевидный талант игры на ударных, Ричи (т.е.Ринго Старру) здесь нечего было делать… Моё место у барабана занял братец и преуспел в этом».
Алан Уильямс: «Томми Мур и по сей день он не знает, что случилось с его дорогостоящей ударной установкой [после того, как он покинул группу «Серебряные Битлз»]. Я встретил его недавно в Ливерпуле. «Алан, куда девались мои барабаны?». «Не знаю, Томми. Не имею понятия». Он рассказал мне, что не так давно интересовался у «Битлз» о их судьбе, но барабаны исчезли бесследно. «Алан, я ведь до сих пор не знаю, что случилось с этими чёртовыми барабанами!». «Тайна, покрытая мраком, Томми». «Ты думаешь, их забрали «Битлз»?». «Нет». «Я тоже так не думаю. Но, вспомни, Пол играл на них пару раз после того, как я ушёл из группы, так?». «Да?». «Ну! И никто не знает, куда они делись после этого!». Томми Мур, лучший барабанщик, которого когда-либо имели «Битлз», сидел, задумавшись».
Пол: «Джон, Джордж, Стю и я играли в стриптиз-клубе на Юпер Парламент-Стрит, подыгрывая стриптизерше Дженис. В то время мы носили слегка лиловые курточки… или пурпурные, или что-то вроде того».
Алан Уильямс: «Ребята сыграли несколько медленных композиций вроде «Лето» (Summertime) и «Начинается Бегуэн» (Begin The Beguine). Один раз они даже попытались изобразить «Долог путь до Типперери». Впрочем, то, что они играли, не имело никакого значения. Шёрли была довольна, что у неё есть свой оркестр, посетители сходили с ума по Шёрли, и все были счастливы. Кроме… «Битлз».
За один вечер Шёрли дважды появлялась на сцене. Трудно было представить себе «Битлз», аккомпанирующих стриптизёрше. Глаза мальчиков вылезали из орбит, когда перед ними порхало потрясающее женское тело. Музыка порой то затихала до еле слышных звуков, то заканчивалась совсем невпопад, когда то, что они наблюдали, выпирало из всех мыслимых рамок. Очень трудно играть «Долог путь до Типперери», когда перед вашим носом обнажается превосходный образчик женской плоти. У вас начинает натягиваться кое-какая струна (я стараюсь очень точно подбирать слова!)».
Пол: «Ну, мы играли позади Дженис, и, что естественно, пялились на нее… зрители разглядывали ее, все пялились на нее, что было вполне естественно. А в конце действия она повернулась и… ну, мы же были молодыми парнями, и до этого никогда не видели ничего такого, и все покраснели… четыре покрасневшие, красные лица праней».
Бэрри Майлз: «По словам Алана Уильямса, они играли по два отделения каждый вечер в течение недели».
Пол: «Стрип-клуб не был важной главой в нашей жизни, но это было интересно».