5 ноября 1959 г.
(условная дата)
Синтия: «Моменты любви и счастья чередовались со сценами ревности и маленькими ссорами. Непредсказуемые словесные и физические выпады Джона продолжались, особенно когда он был пьян. Его мучили глубоко въевшиеся душевные раны, но неистощимый юмор присутствовал неизменно. Вот типичный пример. Направляясь к Мими мы обычно садились на второй этаж автобуса, на заднее сидение, потому что Джон не мог обойтись без сигарет. Однажды прямо напротив, спиной к нам, сел лысый человек – какой-нибудь простой работяга, ехавший домой после тяжёлого трудового дня и, наверное, мечтавший об ожидавшем его дома рагу из барашка с овощами. В руках он держал свежий номер «Ливерпульского Эха». Джон, не меняя выражения лица, стал тихонько щекотать ему лысину. Он тут же отдёргивал руку, как только ничего не подозревающий работяга собирался почесать раздражавшее его место. Это продолжалось довольно долго. Лицо его краснело всё больше и в конце концов побагровело. Он совсем потерял покой, разнервничался, уронил газету на пол, но всё ещё ни о чём не подозревал. А преступник сохранял полное спокойствие, его лицо не выражало никаких эмоций. Даже когда бедняга обернулся в тщетной попытке обнаружить причину раздражавшего его дискомфортa, Джон просто повернул голову к окошку и стал что-то насвистывать, как будто ничего, кроме открывавшегося из окна вида, его не интересовало.
Что касается меня, то я просто сгорала от стыда. Лицо моё покрылось всеми цветами радуги, по нему градом катился пот. Всё мое сочувствие было на стороне невинной жертвы. Когда мы, наконец-то, сошли с автобуса, у меня вырвался вздох облегчения. Но преждевременно. На улице Джон открыл второе отделение своего концерта, как бы для того, чтобы развлечь всех, кто был в автобусе. С ним произошла гротесковая метаморфоза. Он вдруг превратился в хронического калеку, нижняя челюсть его опустилась, а лицо приняло идиотское выражение. У Джона была потребность шокировать людей, вызывая у них отвращение к себе, и в таких случаях он действительно меня шокировал. Конечно, когда рядом были друзья, он был в центре внимания, апеллируя к садистской грани их характеров. И хотя юмор Джона вызывал во мне страшно неловкое чувство, он делал это так тонко, что чаще всего предмет насмешек не догадывался, что над ним издеваются. Так что никто не обижался – ну, а жизнь, поэтому, никогда не была скучна».
