27 января 1956 г.
Сэм Филлипс (владелец студии звукозаписи «Сан», Мемфис): «Дайте мне белого с душой и голосом негра — и я переверну Америку».
Филипп Норман: «Рок-н-ролл, по разумению каждого здравомыслящего британца, был американским безумием, показываемым в киножурналах как предмет новизны, подобный сидению на столбах, танцевальным марафонам и состязаниям в поедании пирогов. Теперь это был молодой певец, который в общем-то и не пел, а корчился, притворяясь, что играет на гитаре. Он приводил женскую часть аудитории в состояние экстаза больше, чем экранный любовник Валентине и эстрадный певец Фрэнк Синатра вместе взятые. Его песни или их подобие, его «вызывающие телодвижения», шокировали Америку. Когда он появился на телеэкранах, его показывали только выше пояса. Звали его Элвис Пресли. Такое, по мнению британцев, могло произойти только в Америке. 27 января 1956 года пластинка Элвиса Пресли «Отель разбитых сердец» (Heartbreak Hotel) была выпущена в Британии компанией «Эйч-Эм-Ви».
Джереми Паскаль: «В начале 1956 Элвис Пресли был номером 1 в американском хит-параде с песней ««Отель разбитых сердец»». Это было началом самой фантастической и самой успешной сольной карьеры в современной поп-музыке. И это было началом эры рока. С того момента Элвиса было невозможно остановить, несмотря на то, что родители, проповедники, представители власти, критики, старые звезды и боссы масс-медиа ненавидели его. А возможно, и благодаря этому. Они злопыхательствовали, бранили его на чем свет стоит, сжигали его чучела и пластинки — но остановить не могли. Это было бессмысленно. Пытаться остановить Элвиса Пресли было так же бесполезно, как и рок-н-ролл».
Хантер Дэвис: «Можно сказать, что самым глобальным событием в поп-музыке 50-х годов стало появление Элвиса Пресли, самой крупной фигуры в поп-музыке всех времен до «Битлз». Он запел в начале 1956 года. А в мае его песня «Отель разбитых сердец» заняла первое место в хит-парадах четырнадцати стран. Появление Элвиса Пресли можно было легко предугадать. Достаточно было взглянуть на Билла Хейли, на его тучную фигуру человека явно средних лет, начисто лишенную всякой сексуальности, чтобы с уверенностью сказать: эта новая, захватывающая музыка, рок-н-ролл, должна вызвать к жизни достойного себе исполнителя. И Элвис покорил мир пением своих песен».
Полина Сатклифф: «Когда в 1956-м появился Элвис Пресли, Стю стал его фанатичным поклонником. Первой пластинкой, которую Стю приобрел, была «Отель разбитых сердец». Я помню, как он принес домой этот большой черный диск с синим «пятаком» в центре, бережно, как некое сокровище, очистил от пылинок и поставил на проигрыватель».
Пол: «Помню, однажды я оказался в актовом зале школы – у нас выдалось свободное время, и все болтались там. Кто-то принес музыкальную газету с фотографией Элвиса Пресли, в которой хвалили песню «Отель разбитых сердец». Когда я его увидел то подумал: «До чего же он хорош! Само совершенство Элвис выглядел так классно! Это он, он -Мессия!». А потом мы получили доказательство – услышали саму песню. За ней последовал первый альбом Элвиса, который до сих пор нравится мне больше всех его записей. Он звучал так здорово, что мы без конца ставили эту пластинку и учились играть его песни. Всем, чем мы занимались, мы обязаны этому альбому».
Джордж: «А потом, конечно, пришла очередь «Отель разбитых сердец». Эта песня однажды прозвучала по радио и навсегда впечаталась в мою память. В школе все только и говорили об Элвисе. На занятия ходить совсем не хотелось, а хотелось играть на гитаре. И когда выходила новая пластинка вроде «Отеля разбитых сердец» Элвиса, ты испытывал настоящее счастье, заполучив этот кусок пластмассы. Сейчас мне трудно представить, что и сегодня есть ребята, которые, подобно мне в юности, мчатся сломя голову домой, чтобы послушать любимую пластинку. Элвис, Литтл Ричард и Бадди Холли оказали на нас огромное влияние, их песни до сих пор остаются моими любимыми рок-н-роллами».
Ринго: «Для нас его музыка была такой новой и возбуждающей. Вы даже представить себе не можете, насколько сильно он изменил мою жизнь, этот парень с бакенбардами, который тряс бедрами и доводил зал до неистовства. Хотя, глядя на его фотографии сейчас, замечаешь, что на нем были нелепые, мешковатые штаны, да и вообще, странная у него была манера одеваться. Но тогда нам было не до этого».
Джон: «До Элвиса ничто не действовало на меня по-настоящему. Когда появился рок-н-ролл, Джонни Рэй сразу отошел для меня на второй план. Я довольно прохладно воспринял песню «Рок круглые сутки» (Rock Around The Clock), но после выхода композиции Don’t Knock The Rock, от которой публика приходила в экстаз, я был пленен. Потом я услышал песню «Отель разбитых сердец», и свет померк перед моими глазами. Я был поражён. Он пел не стандартным, культивированным голосом, как бы не горлом, а нутром, естеством своим. Эта шокирующая естественность не была оформлена в какие-то словесные декларации, видно, он и сам не сознавал в чём его необычность».
Пит Шоттон: «Отель разбитых сердец» был более убедительным. После того, как Пресли ворвался в наше коллективное сознание следующей весной, молодежь Великобритании, как и Америки, стала другой. По голосу, внешности и недвусмысленности, Элвис был воплощением всего, на что «Рок круглые сутки» только намекал. Элвис БЫЛ самим рок-н-роллом».
Хантер Дэвис: «С Элвисом Пресли Джон познакомился благодаря одному из своих одноклассников».
Джон: «Его звали Дон Битти. Мать всегда покупала ему пластинки и всё такое. Однажды он показал мне номер «Нью Мюзикл Экспресс», нашел там список новых пластинок, ткнул пальцем в какое-то название и сказал, что это потрясающая вещь, а я тогда подумал: «Чудное название – «Отель разбитых сердец» – никогда не слыхал». У нас в доме легкую музыку не включали. А потом я как-то поймал «Радио Люксембург», и это была та самая песня. Ничто до этого меня по-настоящему не захватывало, пока я не услышал Элвиса. Я ожидал услышать что-нибудь вроде Фрэнка Синатры или Перри Комо. Название «Отель разбитых сердец» звучало довольно слащаво, а имя Элвис – непривычно, странно. Но, разумеется, он действительно оказался фантастическим певцом. Я помню, как примчался домой с пластинкой в руках и кричал, что его голос – это Фрэнки Лэйн, Джонни Рэй и Эрни Форд из Теннесси одновременно».
Пит Шоттон: «Первая реакция Джона на Элвиса ничем не отличалась от моей или наших приятелей, или реакции бесчисленного числа подростков всего мира. Мы все автоматически захотели одеваться, как Элвис, выглядеть, как Элвис, ходить, манерничать и ухмыляться, как Элвис – и каждое ехидное замечание тетушки Мими, учителей или газет лишь усиливали власть нового идола над нашими умами».
Род Дэвис: «Элвис был привлекателен тем, что он вел себя развязно и непристойно и так далее. В общем, он был совсем не тем человеком… то есть, у него был не тот образ, который мог бы понравиться вашим родителям. Наверное, в жизни, он был славным, южным пареньком с хорошими манерами, так нам рассказывали, но вот образ у него был «очень плохой парень».
Эрик Гриффитс: «Он [Элвис] повлиял на меня, но, все же, не так сильно, как на Джона. Другие американские исполнители рок-н-ролла нравились мне больше, чем Элвис. Или, во всяком случае, не меньше. Могу назвать Фэтса Домино. Он нравился мне. И Карл Перкинс. И другие артисты. Мне нравился Элвис. Он был очень важен, но, все-таки, не в такой степени».
Джон: «Как только я услышал его и проникся его песнями, они стали для меня самой жизнью. Я не думал ни о чем, кроме рок-н-ролла, если не считать секса, еды и денег, хотя на самом деле все это одно и то же».
Мими: «С тех пор я не имела больше спокойной минуты. Все время только Элвис Пресли, Элвис Пресли, Элвис Пресли… Наконец, я ему сказала: «Джон, я ничего не имею против Пресли, но я не хотела бы слышать его ни утром, ни днем, ни вечером».
Хантер Дэвис: «Оборонительная реакция тети Мэри не отличалась от тактики других родителей. Она делала все возможное, чтобы Джон не превратился в «стилягу». Больших успехов она при этом не достигла. И если по утрам Джон отправлялся на уроки, одетый в школьный блайзер и нормальные брюки, то после обеда у Джулии он преображался. Она покупала ему цветастые рубашки с гавайскими мотивами, давала деньги на превращение обыкновенных брюк в немыслимые дудочки, достала ему длинный «сак-ко» (пиджак) – все, как и должно быть у настоящего тедди-боя».
прим.- Первой газетой, использовавшей понятие «теддибой», была «Дейли Экспресс», это было 23 сентября 1953 г. Teddy Boys (Teds) – Тэдди-бойз: Английские стиляги 50-х годов, фанаты рок-н-ролла. Носили прически типа «утиный зад» с хохолком, брюки-дудочки, длинный пиджак с вельветовым воротником, остроносые ботинки на подошве из натурального каучука, галстуки шнурки и ярко-красные или оранжевые носки. Название «тэдди-бойз» они получили по эдвардианскому стилю пиджаков (то есть по стилю, модному в эпоху короля Эдуарда VII (1901-1910 гг.) Тэд, Тэдди – уменьшительное от Эдвард). Большинство тэдди-боев были хулиганами, поэтому само это слово стало синонимом слова «хулиган».
Хантер Дэвис: «Джулия находила новую моду очаровательной, рок-н-ролл пришелся ей по вкусу».
Джулия Бэрд (сестра Джона): «Моя мать обожала Элвиса, ну конечно. У нас была кошка. Ее звали «Элвис». И у нее были котята, целый выводок. Помню, у нас был проигрыватель. И однажды отец принес домой пластинку и спросил: «Это то, что ты хотела?» Та пластинка, что ты хотела? Это была песня «Отель разбитых сердец». И мать сказала: «Да, да, да!».
Эрик Гриффитс: «Да, Джулия поддерживала творческие порывы Джона. Я думаю, что они, действительно, были родственными душами, поэтому она его и поддерживала».
Джулия Бэрд: «Они танцевали под джайв, мама и Джон. По-моему, тогда это был совсем новый танец, потому что до этого, мне кажется, они слушали по радио Эдди Кокрена и Джина Винсента. Элвис сразу принес откуда-то эту новую музыку. Ее было трудно и достать, и послушать. Я не знаю, были ли эти пластинки контрабандными, но в свободной продаже их точно не было, всех этих пластинок. Джон и его друзья приходили их послушать, но Элвис был в продаже. Моя мать просто обожала его. И я точно знаю, что Джон разделял эту ее страсть».
Эрик Гриффитс: «Она [Джулия] была очень странной. Но мы часто заходили к ней. Мы с Джоном учились в одной школе, и часто заходили к ней послушать музыку. Мне кажется, это она в первый раз поставила для нас пластинку Джона Винсента и познакомила нас с его музыкальным стилем».
Лен Гарри: «Я видел ее [Джулию] всего два раза. Я помню, как я приходил в ее дом, и мне подумалось, что она… ну, не знаю, весьма необыкновенная личность. Да, так и скажем: «необыкновенная личность». Не думаю, что она, например, была против того, что Джон не ходит в школу. Понимаете, не ходит, а сидит у нее, играет какие-то песни и слушает пластинки».
Колин Хэнтон: «Я, в общем, не относился к ней как к его матери. Понимаете, она была больше похожа на его старшую сестру и вела себя так, как его старшая сестра. Они так себя вели. Они были не как мать и сын. Они были как брат и сестра».
Джулия Бэрд: «Все очень несправедливо относились к моей матери. Это продолжалось до самого конца, как будто это помогало кому-то понять Джона. И поэтому когда я нашла одну цитату из сочинения Джона, вот эта цитата: «У меня, действительно, была мать». И это было для меня очень важно. Я подумала: «Ну, ладно, жизнь продолжается».