1 марта 1955 г.
(условная дата)
Альберт Голдмен: «К этому моменту Джона перевели уже в «С»; впервые он попал в самый слабый поток. Если в первом классе он считался одним из самых сильных учеников, то к третьему году его перевели в поток «Б». Учительница написала в своем рапорте: «Он просто отнимает время у других учеников». Тетя Мэри взирала на все это с большой озабоченностью. Она пыталась ограничить контакты матери и сына, что заставляло Джона пускаться на всевозможные ухищрения. Мэри Смит, которая сызмальства втолковывала племяннику, что он – нечто Особенное, что он лучше, чем все другие мальчики его круга, поскольку происходит из хорошего дома, выработала у Джона чувство превосходства над всеми».
Джон: «На этот раз мне действительно стало стыдно, я оказался среди безнадежных тупиц. В потоке «Б» мне в общем нравилось, не то что в «А», где были сплошные пай-мальчики, эти вонючки проклятые. На экзаменах я стал шпаргалить. А что толку мне было соревноваться с этими недоделанными? Я стал учиться хуже некуда».
Пит Шоттон: «Само по себе наше поступление в «Кворри-Бэнк» еще не давало никаких гарантий на то, что мы с Джоном закончим ее в одном классе, поскольку каждый класс делился еще на три разных класса. Но, к счастью, первоначально нас обоих признали вполне достойными класса «А». Джон в начальной школе продемонстрировал определенные способности к искусству и языку, а я – к математике и науке. Но наши радужные надежды с треском рухнули и на второй год мы были переведены в класс «Б». Нас это только обрадовало, ибо поток «А» состоял из одних слюнтяев. Постепенно мы стащили друг друга до уровня «С» одних заядлых бездельников, хулиганов и недоумков. А так как наша академическая репутация упала до соответствующего уровня, мы имели возможность продолжать знаменитую игру дуэтом практически без помех извне всю свою школьную карьеру.
Короче говоря, мы с Джоном прохохотали «Кворри-Бэнк» от начала до конца. Научились мы там немногому, но зато благодаря Джону, пять лет, проведенных там, мне очень понравились. Уверен, то же самое сказал бы обо мне и Джон».
Джон: «В общем я и ему [Шоттону] поломал жизнь».
Эрик Гриффитс: «Не думаю, что кто-то может сказать, будто в одиннадцать лет Джон уже становился тем Джоном, которого потом узнал мир. И вот, когда ему уже исполнилось лет тринацать, или даже четырнадцать, он начал превращаться в бунтовщика. И в самом деле, он стал проблемой для школьных учителей. И проблемой для некоторых родителей своих приятелей».
Джулия Бэрд (сестра Джона): «В те дни и в то время, да, наверное, и в наши дни и в наше время, если ты огорчаешь родителей или старших, ты пытаешься… если хоть имеешь каплю разума, пытаешься это как-то сгладить, не так ли?. А Джон, да… ему здорово доставалось от Мими. Но он же совершал первые в своей жизни поступки. Многие из них вели себя так, а Мими их поведение просто не нравилось. Но я не осуждаю ее за это. Никаким родителям это не понравилось бы. Но моя мама, определенно, поощряла такое его поведение. Покупала ему новую одежду и так далее».
Эрик Гриффитс: «Не думаю, что она… что Мими была так уж строга с Джоном, как это рассказывали потом. Было же очевидно, что она беспокоилась за Джона, потому что он прогуливал школу. Вел себя не так, как хотелось бы ей. И она, действительно, пыталась, хоть как-то, ограничивать его, вот и все. Дело не в том, что он вел себя глупо. Он был умный. Но просто и школьная обстановка и его собственные интересы, все это отталкивало его от школы».
Лен Гарри: «Джон рисовал карикатуры на своих учителей из той школы, в которую он ходил».
Джордж: «Джон был наделен способностью писать, рисовать и говорить – особенно смешное. Все это легко давалось Джону».