1 октября 1953 г.
(условная дата)
Пит Шоттон: «В начале второго года учебы в «Кворри-Бэнк» состоялась еще одна наша стычка [с Джоном], чуть не оказавшаяся последней. Это произошло во время лабораторных занятий, на которых мы с еще четырьмя ребятами сидели за одним из длинных столов, уставленных разными сосудами и бунзеновскими горелками. Я тогда только-только завязал свою первую романтическую дружбу и с гордостью показал Леннону цветную фотографию юной леди, с которой подружился. Краснея, как рак, я видел, что Джон изучает портрет и тут же пожалел, что доверился ему, заметив, как его губы искривляются в циничной усмешке.
Мои наихудшие опасения подтвердились, когда он, не раздумывая, передал этот бесценный фотоснимок моему заклятому врагу – мальчику по имени Билл Смит. «Это подружка Пита, – сказал Джон. – Как ты ее находишь, Билл?». Пока я корчился от стыда на своем стуле, Билл Смит покосился на портрет и издал непристойный возглас разочарования, от которого Джон разразился сиплым смехом, и это окончательно вывело меня из себя. Дело было даже не в Билле, хотя мы и были смертельными врагами, а в том, что Джон предал мое огромное доверие, которое я оказал ему, показав первому из людей эту фотографию. Я уже почти решился вылить на него бутылку кислоты. «Ё** ган**, Леннон!» – заорал я и сбросил его со стула.
Учебники и бунзеновские горелки полетели в разные стороны, а мы, яростно пинаясь и дерясь, упали на пол. «Эй, кончай, Пит! – закричал вдруг Джон. – Ты что, шуток не понимаешь?». Тут до меня дошло, что он больше не отвечает на мои удары, а лихорадочно ощупывает пол лаборатории. «Мои очки, Пит! – с трудом произнес он, – ты не видел мои очки?». Заметив лежавшие неподалеку очки, я занес над ними ногу, словно собираясь растоптать их. «Вот они, Джон», – произнес я, драматически опуская к полу свой ботинок. «Нет, Пит, не делай этого! – завизжал он. – Пожалуйста, Пит, не надо!». Я «неумолимо» опустил ногу в нескольких сантиметрах от очков. Лицо Джона побелело от ужаса.
«На, забирай, п***р четырехглазый, – сказал я, возвращая ему невредимые очки. – Будешь знать как обсирать мою подругу». В этот момент подоспел преподаватель и за волосы протащил нас через всю лабораторию, после чего заставил принести взаимные извинения и пожать друг другу руки. И все же я был настолько возмущен, что около двух недель избегал общества Джона и завел дружбу с нашим одноклассником Дэвидом Джонсом. Как-то днем Дэвид вышел из моего дома и обнаружил, что велосипед угнали. Когда он в полном унынии пошел домой пешком, из кустов материализовался Джон с широкой улыбкой на лице, волокущий за собой пропавший велосипед. Эта картина показалась мне настолько забавной, что я тут же простил ему его предательство.
Несколько лет спустя Джон признался, что все те дни испытывал жгучую ревность. «Я жутко пересрался, когда после нашей драки в лаборатории ты начал дружить с Дэвидом Джонсом. Я думал, что на этот раз зашел с тобой слишком далеко и потерял тебя навсегда».
Во всяком случае, я не стал крошить его очки: это было бы по-настоящему жестоким и ненужным наказанием. Не видящий без них ничего даже в двух метрах, Джон считал их своей самой ценной вещью. После нескольких лет упрашиваний его тетушка выписала ему приличные очки в черной оправе, уничтожение которых вызвало бы не только гнев Мими, но и вынудило бы Джона вернуться к ненавистным очкам образца «Здоровье нации» (National Helth).
Но даже после приобретения по рецепту дорогих очков в нормальной оправе Джон по-прежнему очень комплексовал из-за них и одевал только в совершенно необходимых случаях. Если, например, никого из нас рядом не было и он не мог прочесть надписи на автобусном указателе, он скорее согласился бы подойти к нему вплотную, чем одеть свои очки или (не дай Бог!) спрашивать у прохожих, как проехать.
Наши местные громилы и хулиганы иногда возмущались тем, как Джон обычно смотрел на лица окружающих. Джимми Тарбак, ныне знаменитый британский комедийный актер, а тогда – знаменитая гроза Вултона, однажды подошел к нам, когда мы шатались по Пенни-Лэйн. «Что ты на меня щуришься, Леннон?» – спросил он угрожающим тоном. Когда Джон, по обыкновению, решил проигнорировать эту провокацию, Джимми Тарбак, здоровый рослый парень ухватил школьный галстук Джона и стал его душить. «Слушай, Джимми, – вмешался я, – этот несчастный п***р ни хрена не видит. Когда он на что-то смотрит без очков, ему приходится прищуриваться, чтобы увидеть чуть получше». «Это правда, Леннон?». «Да, правда», – пробормотал Джон, неохотно извлекая из кармана очки в оправе. Проверив наше утверждение, Джимми Тарбак оставил в покое галстук Джона и пошел своей дорогой. «Гребаный ужас, чуть не влипли! – буркнул Джон. – Если бы Джимми затеял драку, нам бы не поздоровилось». Позднее, когда Джимми Тарбак и Джон Леннон стали знаменитостями, они встретились на какой-то вечеринке. «Теперь это отличный парень, – сообщил мне Джон впоследствии. – Он, наверное, и не помнит меня, когда мы были детьми».
Альберт Голдмен: «Джон становился все более и более жестоким; теперь он набрасывался на любого, кто вызывал его раздражение. Как-то Мег приехала в школу на подержанном гоночном велосипеде, который получила в подарок на день рождения. Когда она подъехала к воротам Калдерстоунз-Парка, Джон буквально висел у нее на колесе. Собравшиеся ребята были настолько поражены при виде Мег и ее велосипеда, что не обратили на Джона никакого внимания. Это привело его в ярость, и он, поравнявшись с девочкой, наклонился вперед и столкнул ее на тротуар. В результате этого маневра Джон и сам не удержался в седле, но, падая в свою очередь на землю, все же умудрился разразиться злобным смехом. Когда Мег рассказывает эту историю, она неизменно приподнимает подол юбки и показывает шрам, оставшийся у нее на колене».